Греко-персидская война. 490 год до н.э. Марафонское сражение

Вопросы и исторические объявления. Объявления на посторонние тему удаляются без предупреждений.

Модератор: Analogopotom

Греко-персидская война. 490 год до н.э. Марафонское сражение

Сообщение Гость » 25 авг 2005, 13:21

Привет всем!
Нужны ПОДРОБНЫЕ материалы (в том числе - описание Геродота!) по
Марафонскому сражению (490 год до н.э)...
Пока нашел только это http://www.ancient.ru/topics/war/02/war02_05.htm (из наиболее полного)
Розыск особый: нужны все реалистические хорошие изображения (графика, цвет) армии афинян (греческая фаланга) в историческом сражении при Марафоне - в благодарность любое историческое видео (mpeg4) из архивов сайта (по профилю)
---
Помогите, пожалуйста.
Буду благодарен за ссылки.
Гость
 

Сообщение Филэллин » 27 авг 2005, 12:29

Геродот, VI, 103:

Узнав об этом (о подчинении Эретрии персами), афиняне также двинулись к Марафону. Во главе их войска стояло десять стратегов. Десятый был Мильтиад.

Геродот, VI, 105-117:

105. Находясь еще в походе, стратеги прежде всего отправили в Спарту глашатаем афинянина Фидиппида, который был скороходом и сделал себе из этого даже ремесло. Как потом рассказывал и уверял афинян сам Фидиппид, на горе Парфений, что выше Тегеи, ему явился бог Пан. Бог окликнул Фидиппида по имени и велел сказать афинянам, почему они так пренебрегают им, тогда как он благосклонен к афинянам, часто прежде им помогал и впредь также будет полезен. И действительно, афиняне, поверив истинности слов Фидиппида, когда настали для них вновь лучшие времена, воздвигли святилище Пана у подошвы акрополя и с тех пор ежегодно умилостивляют его жертвами и устраивают бег с факелами.

106. Итак, посланный стратегами из Афин, этот Фидиппид (по дороге, как он говорил, ему явился Пан) на второй день прибыл в Спарту. Там он предстал перед властями и сказал вот что: “Лакедемоняне! Афиняне просят вас помочь им и не допустить порабощения варварами древнейшего города в Элладе. Ведь Эретрия уже несет ярмо рабства, и Эллада стала беднее одним знаменитым городом”. Так Фидиппид исполнил данное ему поручение; лакедемоняне же решили помочь афинянам. Тотчас же они, однако, не могли этого сделать, не желая нарушить закон. Это ведь был как раз девятый день первой половины месяца, а в девятый день, говорили они, нельзя выступать в поход, если луна будет неполной.

107. Так вот, лакедемоняне ждали полнолуния, а Гиппий, сын Писистрата, тем временем вел варваров к Марафону. В минувшую ночь Гиппий видел такой сон. Ему приснилось, будто он спал со своей собственной матерью. Сон этот он истолковал так, что он вернется в Афины, отвоюет себе власть и затем окончит свои дни в старости на родной земле. Так он объяснил свое видение. Тогда Гиппий велел переправить пленников из Эретрии, которых он вез с собою, на остров стирейцев под названием Эгилия; кораблям же приказал бросить якорь у Марафона, а после высадки расположил войско в боевом порядке. Между тем на Гиппия напали чихание и приступ кашля сильнее обычного. А так как у него, как у человека уже старого, большая часть зубов шаталась, то один зуб от сильного кашля даже выпал. Зуб упал на песок, и Гиппию стоило больших усилий его искать, но зуб не находился. Тогда Гиппий со вздохом сказал своим спутникам: “Нет! Это не наша земля, и мы ее не покорим, ту часть ее, принадлежавшую мне по праву, взял теперь мой зуб”.

108. Гиппий полагал, что сон его таким образом исполнился. К афинянам же у священной рощи Геракла подошли на помощь со всем своим ополчением платейцы. Платейцы отдались под защиту афинян, и из-за них афиняне уже испытали много бедствий. А искали защиты платейцы у афинян вот как. Сначала они, теснимые фиванцами, обратились за помощью к Клеомену, сыну Анаксандрида, который находился поблизости с лакедемонянами. Однако лакедемоняне отказались, ответив так: “Мы живем слишком далеко, и вам наша помощь бесполезна. Ведь вас успеют десять раз продать в рабство, пока весть об этом дойдет до нас. Мы советуем вам стать под защиту афинян. Они – ваши соседи и могут вас защитить”. Этот совет лакедемоняне дали не столько из расположения к платейцам, сколько желая вовлечь афинян в тягостные распри с беотийцами. Платейцы же послушались их. И вот, когда афиняне приносили жертвы 12 богам, платейцы сели на алтаре как умоляющие и отдали свой город под покровительство афинян. Узнав об этом, фиванцы пошли войной на платейцев; афиняне же выступили на помощь платейцам. Обе стороны уже были готовы к бою, однако коринфяне не допустили кровопролития: они находились как раз поблизости и с согласия обеих сторон установили пограничную линию и уладили спор на таких условиях. Фиванцы должны оставить в покое беотийские города, которые не желают примкнуть к Беотийскому союзу. После этого решения коринфяне удалились. Беотийцы же напали на афинян, когда те возвращались домой, но потерпели поражение. Тогда афиняне перешли границы, установленные коринфянами для платейцев, и объявили реку Асоп и Гисии границей Фиванской и Платейской областей. Таким образом, платейцы отдались под защиту афинян, а теперь прибыли на помощь к Марафону.

109. Между тем мнения афинских стратегов разделились: одни высказались против битвы с мидийским войском, так как афиняне были слишком малочисленны; другие же (в том числе Мильтиад), напротив, советовали принять бой. Когда мнения так разошлись и верх стало брать худшее предложение, Мильтиад обратился к одиннадцатому участнику голосования, избранному афинянами по жребию полемархом (афиняне ведь издревле давали полемарху равное право голоса со стратегами). Полемархом же был тогда Каллимах из Афин. К нему-то и пришел Мильтиад и сказал вот что: “В твоих руках, Каллимах, сделать афинян рабами или же, освободив их, воздвигнуть себе памятник навеки, какого не воздвигали себе даже Гармодий и Аристогитон. Ведь с тех пор как существуют Афины, никогда еще им не грозила столь страшная опасность, как теперь. Если афиняне покорятся мидянам и снова попадут под власть Гиппия, то участь их решена. Если же наш город одолеет персов, то станет самым могущественным из эллинских городов. Как это возможно и почему именно решение в твоей власти, я сейчас тебе объясню. Мы – десять стратегов – разошлись во мнениях: одни советуют дать битву, а другие – нет. Если мы теперь же не решимся на битву, то я опасаюсь, что нахлынет великий раздор и так потрясет души афинян, что они подчинятся мидянам. Если же мы сразимся с врагом, прежде чем у кого-либо [из афинян] возникнет гнусный замысел [изменить], то мы одолеем, так как ведь существует же божественная справедливость. Все это теперь в твоей власти и зависит от тебя. Присоединись к моему совету, и твой родной город будет свободен и станет самым могущественным городом в Элладе. А если ты станешь на сторону противников битвы, тогда, конечно, мы погибли”.

110. Этими словами Мильтиад привлек Каллимаха на свою сторону. Когда полемарх присоединил свой голос в поддержку Мильтиада, то было окончательно решено дать бой врагу. Потом стратеги, голосовавшие за битву, когда пришел их черед быть главнокомандующими, уступили главное начальство Мильтиаду. А тот хотя и принял главное начальство, но все еще не начинал сражения, пока очередь командовать не дошла до него самого.

111. И вот, когда пришел по кругу черед командовать Мильтиаду, афиняне выстроились в боевом порядке для битвы вот как: начальником правого крыла был полемарх Каллимах (у афинян существовал тогда еще обычай полемарху быть во главе правого крыла). За правым крылом во главе с Каллимахом следовали [аттические] филы одна за другой, как они шли по счету. Последними выстроились на левом крыле платейцы. Со времени этой битвы у афинян вошло в обычай, чтобы в Панафинейский праздник, справляемый каждый пятый год, при жертвоприношении афинский глашатай произносил молитву о даровании благ платейцам и афинянам. В то время когда афиняне строились в боевой порядок, на Марафонском поле случилось вот что: боевая линия эллинов оказалась равной персидской, но при этом центр ее составлял только немного рядов в глубину; здесь боевая линия была слабее всего, зато на обоих крыльях воины стояли более плотно.

112. Окончив боевое построение, после того как выпали счастливые предзнаменования, афиняне быстрым шагом по данному сигналу устремились на варваров. Расстояние же между обоими противниками было не меньше 8 стадий. При виде подходящих быстрым шагом врагов персы приготовились отразить атаку. Поведение афинян персам казалось безумным и даже роковым, так как врагов было немного и притом они устремлялись на персов бегом без прикрытия конницы и лучников. Так думали варвары. Афиняне бросились на врагов сомкнутыми рядами врукопашную и бились мужественно. Ведь они первыми из всех эллинов, насколько мне известно, напали на врагов бегом и не устрашились вида мидийского одеяния и воинов, одетых по-мидийски. До сих пор даже ведь одно имя мидян приводило в страх эллинов.

113. Битва при Марафоне длилась долго. В центре боевой линии, где стояли сами персы и саки, одолевали варвары. Здесь победители прорвали ряды афинян и стали преследовать их прямо в глубь страны. Однако на обоих крыльях одерживали верх афиняне и платейцы. После победы афиняне не стали преследовать обратившихся в бегство врагов, но, соединив оба крыла, сражались с врагами, прорвавшими центр. И здесь также победили афиняне. Затем они начали преследовать и рубить бегущих персов, пока не достигли моря. Здесь они старались напасть на корабли и поджечь их.

114. В этой битве пал доблестно бившийся с врагом полемарх [Каллимах], а из стратегов – Стесилай, сын Фрасила, потом Кинегир, сын Евфориона (ему отрубили руку секирой, когда он ухватился за изогнутую часть корабельной кормы). Затем погибло также много других знатных афинян.

115. Семь кораблей захватили таким образом афиняне. На остальных же варвары снова вышли в море. Затем, захватив с собой оставленных на острове пленников в Эретрии, персы стали огибать Суний, стремясь прибыть к Афинам раньше афинского войска. Афиняне подозревали, что персы задумали этот [маневр] по коварному наущению Алкмеонидов: говорили, что Алкмеониды, условившись с персами, когда те уже были на кораблях, дали им сигнал щитом.

116. Пока персы огибали Суний, афиняне со всех ног спешили на защиту родного города и успели прибыть туда раньше варваров. И как они прибыли от святилища Геракла в Марафоне, так теперь остановились и разбили стан у другого Гераклова святилища, что в Киносарге. Варварский же флот появился и стал против Фалера (тогда это была гавань афинян); затем, простояв на якоре в открытом море выше Фалера, варвары отплыли назад в Азию.

117. В этой битве при Марафоне пало около 6400 варваров, афиняне же потеряли 192 человека. Таковы были потери обеих сторон. Случилось в этой битве также удивительное происшествие. Один афинянин, по имени Эпизел, сын Куфагора, доблестно сражавшийся в битве, лишился зрения, не будучи поражен ни мечом, ни стрелой. С этого времени он ослеп и остался слепым на всю остальную жизнь. Как я слышал, он сам рассказывал об этом приблизительно вот что: предстал ему тяжело вооруженный воин огромного роста, борода которого закрывала весь щит. Призрак этот прошел, однако, мимо него, но поразил стоявшего с ним рядом воина. Так, говорили мне, рассказывал Эпизел.



Корнелий Непот, Мильтиад, 4-5:

4. А Дарий по возвращении из Европы в Азию внял уговорам друзей, которые советовали ему подчинить Грецию, и снарядил флот из 500 кораблей. Начальниками флота он поставил Датиса и Артаферна, предоставив им 200 тыс. пехотинцев и 10 тыс. всадников, причиной же похода выставил свою вражду к афинянам, с помощью которых ионийцы овладели Сардами и перебили его гарнизон. Царские полководцы привели флот к Эвбее, тотчас взяли Эретрию и, захватив в плен всех граждан этого города, отправили их в Азию к царю. Оттуда они двинулись на Аттику и высадили свои войска на Марафонском поле, расположенном приблизительно в миле от города. Афиняне, потрясенные столь великой и близкой бедой, обратились за помощью не к кому иному, как к лакедемонянам: гонца Фидиппа из разряда так называемых "скороходов" послали в Лакедемон с вестью, что афиняне нуждаются в скорейшей помощи, а в самих Афинах были избраны десять полководцев для командования войском, в том числе Мильтиад. Среди этих военачальников шел горячий спор, обороняться ли за городскими стенами или выступить навстречу противнику и дать ему бой. Один Мильтиад настаивал на немедленном выступлении в поле: тогда граждане, видя, как полагаются на их мужество, воспрянут духом, а враги, заметив, что с ними намерены биться даже малыми силами, утратят свою прыть.

5. В это время ни один город не оказал помощи Афинам – только Платеи, приславшие тысячу воинов. После их прибытия число бойцов достигло 10 тыс., и эта маленькая армия горела удивительным боевым духом. Из-за ее настроения Мильтиад получил превосходство над своими товарищами: подчинившись его совету, афиняне вывели войско из города и разбили в удобном месте лагерь. И вот, выстроившись на другой день в боевом порядке у подножия горы, на довольно пересеченной местности (во многих местах здесь росли одиночные деревья), они вступили в сражение, рассчитывая, что благодаря прикрытию высокой горы и древесному ряду, мешающему коннице, многочисленные враги не смогут их окружить. Датис понимал, что поле боя неудобно для персов, однако, полагаясь на численность своего войска, жаждал скрестить оружие, считая к тому же, что разумнее сразиться до подхода лакедемонской подмоги. Итак, он поставил в строй 100 тыс. пехотинцев и 10 тыс. всадников и начал битву. В этом сражении афиняне проявили несравненную доблесть, разгромив десятикратно сильнейшего врага и наведя на персов такой страх, что те бежали не в лагерь, а на корабли. Не было еще на свете более славной победы. Никогда еще такая малая кучка бойцов не сокрушала столь мощного воинства.



Плутарх, Аристид, 5:

Когда Дарий отправил Датиса в Грецию (на словах – чтобы покарать афинян за сожжение Сард, но на деле – поработить эллинов) и персы, причалив неподалеку от Марафона, стали опустошать страну, для руководства военными действиями афиняне избрали десять стратегов, среди которых наибольшим влиянием пользовался Мильтиад, вторым же добрая слава и всеобщее доверие сделали Аристида. Аристид присоединился к мнению Мильтиада относительно срока и плана битвы, и эта поддержка оказалась решающей. Каждому стратегу верховная власть принадлежала в течение одного дня, но когда настал черед Аристида, он уступил командование Мильтиаду, внушая товарищам по должности, что повиноваться и помогать людям, сведущим в своем деле, и выполнять их приказания – не только не позорно, но, напротив, похвально и спасительно. Таким образом, усмирив соперничество и склонивши остальных добровольно следовать одному решению – самому правильному. и удачному, он укрепил положение Мильтиада, власть которого сделалась безраздельной: прочие стратеги, отказавшись от своих прав на однодневное начальствование, старательно выполняли его распоряжения.

В битве тяжелее всего пришлось середине боевого строя афинян, где варвары необыкновенно долго держались, отражая натиск фил Леонтиды и Антиохиды, и где плечом к плечу славно сражались Фемистокл и Аристид, принадлежавшие первый к Леонтиде, а второй к Антиохиде. Варвары обратились в бегство и сели на корабли, и тут афиняне, видя, что они плывут не к островам, но что ветер и течение несут их к берегу Аттики, испугались, как бы враг не захватил оставшийся без защитников город; девять фил поспешно двинулись в путь и в тот же день прибыли в Афины. Аристид, оставленный вместе со своею филой в Марафоне для охраны пленных и добычи, не обманул возлагавшихся на него надежд: хотя повсюду были груды серебра и золота, а в палатках и на захваченных судах находились в несметном числе всевозможные одежды и другое имущество, он и сам пальцем ни к чему не притронулся, и другим не позволил, разве что кто-нибудь воспользовался случаем тайком от него, как, например, факелоносец Каллий. Один из персов, увидев длинные волосы и головную повязку и решив, вероятно, что перед ним – царь, бросился ему в ноги и, взявши за правую руку, привел к какой-то яме, где было зарыто много золота. Каллий же оказался самым жестоким и несправедливым из людей: золото он взял, а перса, чтобы тот не рассказал о кладе кому-нибудь еще, убил. По этой причине, говорят, всех, принадлежавших к его дому, комические поэты называли "Златокопателями", намекая на яму, в которой Каллий нашел сокровище.



Юстин, Эпитома Трога Помпея, II, 9:

Setting out for Persia, he (Hippias) offered himself as a leader to Darius against his own country; Darius being then, as has been said before, ready to make war on the Athenians. The Athenians, hearing of Darius's approach, requested assistance from the Lacedaemonians, who were then in alliance with them. But finding that they delayed at home four days, in consequence of some religious scruple, they did not wait for their help, but, having mustered ten thousand of their own citizens, and a thousand auxiliaries from Plataeae, went out to battle in the plain of Marathon, against six hundred thousand of the enemy. Miltiades was both their general in the field, and the person who advised them not to wait for assistance, being possessed with such confidence of success, that he thought there was more trust to be placed in expedition than in their allies. Great, therefore, was their spirit as they proceeded to battle; so that, though there were a thousand paces between the two armies, they came full speed upon the enemy before their arrows were discharged. Nor did the result fall short of their daring; for such was the courage with which they fought, that you might have supposed there were men on one side and a herd of cattle on the other. The Persians, utterly defeated, fled to their ships, of which many were sunk and many taken. In this battle, the bravery of every individual was such, that it was difficult to determine to whom the highest praise was due. Amongst others, however, the heroism of Themistocles, then a young man, was greatly distinguished; in whom, even then, appeared a genius indicative of his future eminence as a general. The merit of Cynaegirus, too, an Athenian soldier, has met with great commendation from historians; for, after having slain a great number in the battle, and having chased the fleeing enemy to their ships, he seized a crowded vessel with his right hand, and would not let it go till he had lost his hand; and even then, when his right hand was cut off, he took hold of the ship with his left, and having lost this hand also, he at last seized the ship with his teeth. So undaunted was his spirit, that neither being weary with killing so many, nor disheartened with the loss of his hands, he fought to the last maimed as he was, with his teeth, like a wild beast. The Persians lost two thousand men in the battle or by shipwreck. Hippias also, the Athenian tyrant, who was the promoter and encourager of the war, was killed on the occasion; the gods, the avengers of his country, inflicting on him the penalty of his perfidy.


Фронтин, Стратегемы, II, 9, 8:

Мильтиад, разбив огромное множество персов у Марафона, убедил афинян, задержавшихся изъявлениями радости своей, поспешить на помощь городу, куда устремился персидский флот. Когда он забежал вперед и заполнил стены города воинами, персы решили, что афинян – огромное множество, что у Марафона сражались одни солдаты, а стены защищают другие; они поэтому немедленно стянули корабли и направились обратно в Азию.
Аватара пользователя
Филэллин
Геродот
Геродот
 
Сообщения: 1249
Зарегистрирован: 21 май 2004, 23:44
Откуда: СПб


Вернуться в Объявления участников

Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 12