Fikus » 07 май 2008, 10:57
[quote="Algis"]Откупщиков Ю.В. :
"Значительная часть ономастических этимологий характеризуется полным субъективизмом как в выборе языков, на базе которых этимологизируются имена собственные, так и в подборе слов, с которыми сопоставляются анализируемые топонимы, гидронимы и др. Так, гидроним Москва сопоставляли с моск ‘кремень’ (Ф. И. Салов), mosk-/mozg- ‘мокнуть’ (С. Роспонд), словац. móskwa ‘недосушенный хлеб, собранный с поля’ (Г. А. Ильинский), мозгнуть (П. Я. Черных), марийск. маска ‘медведь’ + ава ‘мать, самка’ (С. К. Кузнецов), фин. musta ‘черный’ (А. Г. Преображенский), лит. mazgóti ‘мыть’ (В. Н. Топоров), морд. мушка ‘конопля’ (С. Г. Халипов) и мн. др.
Интересны кардинальные расхождения в вопросе о языковой принадлежности названия Москва. «В настоящее время гипотеза о финно-угорском происхождении названия Москва практически не поддерживается никем из ученых» (Г. П. Смолицкая, 1982 г.) — с одной стороны, а с другой: «В настоящее время финно-угорское происхождение топонима Москва очевидно» (Савицкий, 1993 г.). Не менее уверенно защищается также и славянская гипотеза: «…славянское происхождение названия Москва (города и реки) можно считать доказанным» (В. П. Нерознак, 1983 г.). Археолог В. В. Седов, много занимавшийся балтийской гидронимией бассейна Оки, столь же категорично утверждал о гидронимах Протва, Москва, Смедва: «Балтийское происхождение всех этих названий не может быть доказано» (В. В. Седов, 1971 г.). Приведенные выборочные примеры наглядно свидетельствуют о крайнем субъективизме — как в этимологических сопоставлениях, так и в общей оценке языковой принадлежности этимона у названия Москва.
Очень популярной является процедура вычленения так называемых „речных суффиксов“ у гидронимов бассейна Оки. Так, у названий типа Москва, Протва и др. финальное -ва сопоставлялось то с ва ‘вода’ (в языке коми), то с марийским ава ‘мать, самка’. Другой „речной суффикс“ якобы финно-угорского происхождения — это -ша со значением ‘вода, река’ (например, Мокша). Но в обоих случаях часто повторяющаяся конечная часть слова, если признать финно-угорскую гипотезу, исторически является вторым компонентом словосложения. Однако, во-первых, ни в одном финно-угорском языке нет никаких следов слова *ша со значением ‘вода, река’. Во-вторых, как справедливо отметил В. А. Никонов, такие часто повторяющиеся элементы в финальной части слова обычно являются суффиксами, а не значимыми словами. Наличие в финно-угорской топонимии образований на -ва и -ша (тип Лысь-ва и Кандалак-ша) совсем не говорит о том, что и другие названия на -ва и -ша — финно-угорского происхождения, ср. кельт. Genava (у Цезаря) = совр. Женева, итал. Genova ‘Генуя’ и даже Оттава, Окинава, Айова и мн. др. Точно также и образования на -ша (как в апеллятивной, так и в ономастической лексике) могут принадлежать разным языкам.
Именно ненадежность методической базы при этимологизации ономастической лексики заставила автора настоящего сообщения обратиться к разработке новой методики ономастической этимологии, в основе которой лежит словообразовательный анализ. Литовский язык, известный своей исключительной архаичностью, сохранил большое количество древних индоевропейских прилагательных с -u-основой, которые дают производные с суффиксом -v-. Ср. др.-инд. vidhús. ‘одинокий’ и vidhávā ‘вдова’, а также авест. viδavā, лат. vidua (в произношении viduva), ст.-слав. вьдова idem.
В литовской апеллятивной и ономастической лексике (в частности, в гидронимии) имеется большое количество образований на -ava, -uva и -va, имеющих в качестве производящей основы прилагательные на -ùs. Например, ragùs ‘обрывистый’ → raguvà ‘овраг’ (и р. Raguvà), drėkùs ‘сырой’ → drėkvà ‘сырость’; artùs ‘близкий’ (ср. Артус — две реки в бассейне Оки) → р. Artavà, ringùs ‘извилистый’ → р. Ringuvà, audrùs ‘бурный’ → лтш. р. Audrava и др. Та же картина — в гидронимии бассейна Оки балтийского происхождения: лит. sūrùs ‘соленый’ → р. Сурава, tankùs ‘густой (о растительности)’ → овраг Танковой, tolùs ‘дальний’ → р. Талова, Талва. Ср. также Týtava (р. в Литве) → р. Титова, Титва. Наконец, лит. maskùs ‘малый’ → озеро Москово и р. Москва.
В литовском языке прилагательные на -ùs послужили производящей основой не только для апеллятивов и гидронимов на -uva, -ava, -va, но также и для производных на -šė (жен. род) и на -šis (муж. род). Например, gilùs ‘глубокий’ → озеро в Литве Gilùšis и (с синкопой u) Gìlšė. Или — в апеллятивной лексике: genùs ‘пестрый, черно-белый’ → génšė ‘аист’. Лит. -šė при заимствовании в славянские языки закономерно дает -ша, ср. лит. kùlšė ‘бедро’ → блр., рус., укр., польск. кульша, kulsza idem — всё с тем же „финно-угорским“, „речным“ суффиксом -ша. Очень часто балтийский суффикс -šė → -ша встречается у гидронимов бассейна Оки балтийского происхождения. Так, лит. sekùs ‘неглубокий’ по рассмотренной выше словообразовательной модели дает р. Секша, valùs ‘чистый’ — озеро Волша, lakùs ‘быстрый’ — р. Лакша, jukùs ‘мутный (о воде)’ — р. Юкша и др.
Таким образом, речь идет не об изолированном сопоставлении отдельных гидронимов „по сходству звона“, а о наличии двух бесспорно балтийских словообразовательных моделей: -ùs → -uva, -ava, -va и -ùs → -(u)šė → -ша, которых нет ни в славянских, ни в тюркских, ни в финно-угорских языках. Нужно подчеркнуть, что вся сложная словообразовательная система древнейшей гидронимии бассейна Оки, отнюдь не ограниченная двумя рассмотренными словообразовательными моделями, является балтийской, а не славянской и не финно-угорской".[/quote]
Алгис,
Почему Вы делаете столь широкие выводы без всякой на то доказательной и сопоставительной базы?
Фикус
Не обижайте Фикусы!
