Подарки горного духа

Модератор: Analogopotom

Подарки горного духа

Сообщение Юлли » 20 дек 2005, 23:42

Подарки горного духа

Янхель Бранд закрыл глаза отцу, стараясь не глядеть на костлявое тело, обтянутое изъязвленной кожей бронзового цвета – цвета погибели литейщиков. Казалось, чесночно-металлический запах предсмертного дыхания пропитал все вокруг. Мальчик попятился к дверям, схватил куртку и выскочил вон.
Янхель побежал было к воротам, но от них протоптанная дорожка вела туда, откуда принесли вчера отца — к литейной. И тогда он через запущенный огород повернул в лес. Куда угодно, только подальше от закопченных стен. Там из печей пышет ядом горный дух кобольд, там начинается ад.
Сбив ноги о корни, мальчик остановился и опустился на замшелый плоский валун. Слезы, доселе комом стоявшие в горле, потекли свободно, не смыли, но немного разбавили его горе. Наплакавшись, Янхель уснул, свернувшись калачиком на сыром мху.
Холод потихоньку пробирался под толстое сукно куртки, но проснулся Янхель не от этого. Он почувствовал взгляд, такой тяжелый, будто на него смотрел камень. Поднял лицо от рукава, в который уткнулся во сне, и к горлу его подкатила тошнота. Снова тянуло металлическим чесноком! Мальчик в отчаянии застонал сквозь крепко стиснутые зубы.
— Да, мерзкий запах, твоя правда. — Голос у стоящего рядом карлика был тихим и хриплым. — Чего ж делать-то. Это все мышьяк. Мы с ним завсегда вместе. Я уж и попривык. Отрава, конечно. Хорошо хоть я не человек, мне не страшно. А отца твоего жаль. И как же это он не уберегся? Опытный ведь мастер. Бежать надо было, как унюхал.
— Да не мог он бежать, — машинально ответил Янхель и осекся.
Во-первых, не хотелось никому рассказывать, что отец просто заснул в углу литейной. Протащил с собой фляжку со шнапсом и к концу дня был уже изрядно пьян. Впрочем, как и все последние три недели, что прошли со дня похорон матери.
А во-вторых, Янхель только сейчас понял, что услышал.
— Как так не человек?!
— Ну, вот так. Ты — человек. Он, — карлик махнул в сторону кустов, — заяц. Я — кобольд.
— Ко… — Янхель подавился именем духа, которого все жители поселка считали причиной смерти и его отца и множества других литейщиков. — Господи! — рука Янхеля потянулась совершить крестное знамение.
— Ну, вот без этого мог бы и обойтись, — проворчал кобольд.
— Что, боишься? — Янхель думал быть злорадным, но неожиданно услышал в собственном голосе сочувствие. И не стал креститься.
— Не то чтобы боюсь, а вот… неприятно немного. Ты чего тут спишь? Вы, люди, вроде не любите под дождем.
— Да так… Сейчас домой пойду, — тут Янхель вспомнил, что его ждет дома, и скулы снова свело от горя, — Хотя теперь-то торопиться незачем.
— Помер уже отец? Да-а… И что ты дальше делать будешь?
— Не знаю еще. Не думал я об этом.
— Совсем не думал? Ты вроде большой уже парень. Поди, вторую дюжину разменял?
— Угу, тринадцать мне. Раньше думал, пойду к отцу в литейную. Но теперь — ни за что. Я видеть ее не могу, эту литейную.
— Ну… да. Это понятно. Но кормиться тебе чем-то надо, работать, то есть.
— Да уж, мне надеяться не на кого. Теперь… — у Янхеля снова закапали слезы.
— Ну, ты это… Я вот… Помогу, в общем. Мы с твоим отцом вроде… Разговаривал он со мной, было дело. Ну и я ... Заходил к вам как-то. А мать твоя и вовсе меня не боялась. Тоже маленькая была, чуть не мне в рост. Пива предложила. Хе! Не пью я пива, жаль. Помогу тебе. Годится?
— Годится… А как? — Янхель был так ошарашен речью кобольда, что невольно принял его манеру говорить — коротко, как камешки бросать.
— Ты Шредера знаешь?
— Аптекаря?
— Ну. К нему иди.
— У-у, о нем невесть чего говорят. Говорят, он этот, как его… алхимик.
— Ну и что? Не понимают, вот и боятся.
— Выгонит. Зачем я ему?
— Детей нет. Тоскует. Старый уже. Но умный. Учить будет.
— Да нет, хотел бы он — давно бы уж взял кого-нибудь. Сирот много.
— Много. Но о тебе — я скажу. Возьмет.
— Правда?
— Не вру я. Не человек же.


И кобольд не соврал. После похорон отца аптекарь Шредер сам подошел к Янхелю, положил ему руку на плечо и, не сказав ни слова, отвел к себе.
Янхель долго принюхивался, пока не убедился, что едва уловимый чесночно-металлический запах от плаща аптекаря ему не почудился. Странно, теперь он совсем не показался мальчику отвратительным.
И вот, по-прежнему нарушая молчание только по крайней необходимости, старик стал учить парня своему ремеслу. В лаборатории, на столах, заставленных керамическими тиглями и стеклянными ретортами удивительных форм, для Янхеля, словно в волшебном саду, выросло множество тайн. Он по целым дням не отходил от печи, верной помощницы алхимиков — атанора.
Аптекарь все чаще поглядывал на мальчика с одобрением. А Янхель так привязался к своему опекуну, что за такой одобрительный взгляд был готов трудиться круглые сутки. Частенько и старый и молодой, увлекшись с вечера трудным опытом, с удивлением смотрели на сереющий в окнах рассвет.
В их сердцах жила теперь одна общая страсть. Подвластность веществ замыслу и руке человеческой была для алхимика высшей радостью, подаренной ему Господом. И способный ученик, посланный силами природы, к коим относил он старого своего знакомца Кобольда, стал наградой, увенчавшей его непростую жизнь.
Так и сказал старик Янхелю, когда тот сидел у его смертного одра. Казалось, перед кончиною молчаливый опекун хочет договорить все недосказанное за прошедшие годы и оставить запас впрок.
— Уже совсем взрослый ты, и я за тебя спокоен. Ты умеешь все, что умею и я, а сколькому еще научишься! Нуждаться ты не будешь. Помоги-ка мне снять цепочку… Вот, возьми. Теперь ты будешь носить этот ключ на груди. Там, в шкафу, в большой кованой шкатулке бумаги. Ты хозяин всего, что мне принадлежало. Там все написано, прочтешь… потом. Как похоронишь меня… Кобольда навещай. Он о тебе всегда справляется. Слушай его, в работе или еще в чем, он тебе зла не хочет. Не обижай. Страшней обиженных кобольдов нет, а кому благоволят — тому счастье. Работай, ищи.
— Я сделаю все, как вы хотите, учитель.
Старик уже не услышал. На сердце у Янхеля снова стало тяжело и пусто, как и пять лет назад, после смерти родителей. Но теперь он уже не метался, как потерянный.
Похоронив Шредера, Янхель собрал кое-чего в сумку и направился в лес. Он не твердо помнил, где случилась пятилетней давности встреча с Кобольдом. Но показалось ему верным повернуть к серебряному руднику, тому самому, откуда доставили руду, убившую его отца. Янхель не прошел и полдороги, как почувствовал затылком тяжелый взгляд.
— Ты ко мне, вроде? — прошелестел за спиной знакомый голос.
— К тебе, здравствуй. Ты говорил, пива не пьешь, так я вот шнапсу взял — может, будешь? Помянем учителя, он рад был бы. Не с соседями же поминать, они-то его все больше боялись. Да и меня сторонятся.
— Хе, чего ж, давай помянем. За шнапс спасибо, конечно. Только я уж своего выпью.
Кобольд достал фляжку, похоже, каменную. К слабому запаху мышьяка примешался еще один — кисло-острый. Янхель подумал, что теперь будет знать, из какой бутыли с реактивами взять угощение каменному другу.
Беседа случилась недлинной, но все ж теплой. А на прощание кобольд взял у Янхеля из рук толстый стеклянный стакан и что-то насыпал в него из пустой до этого горсти.
— Расплавь вот в атаноре. Прямо со стаканом. С утра положи. Трубу открой. Из дома уйди на весь день непременно.
— Зачем?
— Вечером вернешься — поглядишь. Понравится.
Янхель заглянул в стакан — там была толченая руда, та самая, обманчивая, что не содержала ни серебра, ни меди, а давала ядовитый дым, убивший отца. Старый Шредер научил Янхеля с первого взгляда узнавать опасный минерал. Удивленный, парень поднял глаза, но Кобольда уже не было.
На другой день Янхель Бранд разобрал документы, оставленные учителем в кованой шкатулке. Наследство Шредера не позволило бы ему роскошествовать в безделье, но давало верный кусок хлеба и возможность продолжать изыскания. Что ж, завтра наследник алхимика снова возьмется за работу. И начнет с подарка Кобольда.
Рано утром, выполнив все указания каменного друга, Янхель покинул дом. Целый день Бранд посвятил заботам о могиле учителя, но душа его была в лаборатории. Вот сейчас в огнеупорном тигле, обложенном дровами, стакан превратился в жидкое стекло, теперь последние угли уже прогорели, сейчас тигель остывает, а ядовитый дым выходит в специально прочищенную трубу атанора. Наконец стемнело, и Янхель Бранд, сгорая от любопытства, переступил порог.
В тигле, где он оставил стакан с подарком Кобольда, лежал удивительный слиток. Цветом, там, где не покрывал его седой пепел, он напоминал чудесные венецианские смальты, секрет которых стоил целого состояния!
Дрожащей рукой Янхель взял еще теплый кусок стекла и почуял отдающий чесноком и металлом запах. Он улыбнулся, горечи и пустоты в его душе поубавилось.
Но впереди его ждало много труда, прежде чем его работа сможет сравниться с многовековыми достижениями венецианцев.



Запершись ото всех, Бранд полгода не отходил от атанора, экспериментируя с рудой. Получив первый достойный кусок смальты, он понес его в лес на уже известное ему место. Кобольд не заставил себя ждать.
— Ишь ты, каково! — горный дух с удовольствием вертел в руках непрозрачный слиток дивного синего цвета, блестящий, как стекло. — Цвет-то, а? Поди, матушку свою вспоминал?
— Ты тоже помнишь? Верно, такие же вот у нее глаза были синие…
— Не потравился мышьяком-то?
— Нет, нашел способ, выжигаю его быстро и трубу наладил — хорошо вытягивает.
— Нашел и молчи. Теперь на тебя больше злых глаз пялиться будет. Остерегайся.

Ураганом пронеслось известие, что Янхель Бранд, ученик Шредера, будет платить полновесной монетой за руду-обманку, ту самую, что вместо серебра выпускает злого духа — кобольда. Кто радовался, а кто и злобствовал.
Янхель, привыкши слушаться Кобольда, озаботился поставить крепкие запоры на дверях, ставни на окнах. Соорудил в лесу в глухом месте тайник, где припрятал денег и книгу с рецептурами. И выкинул тревоги из головы — дел было много. Синюю глазурь для керамики, не уступающую венецианской, покупали у Бранда за хорошие деньги. Он работал, не покладая рук.

Прошел еще год. Утром Янхель загрузил в печь очередную партию руды, стекла и прочих составляющих, проверил тягу и, разведя огонь, как всегда отправился из дому на долгую прогулку. Сегодня Янхель еще помудрил над составом и ожидал интересного результата.
Погода радовала солнцем и прохладным ветерком. Вот только странно, ветерок этот припахивал чесноком. Бранд усмехнулся — очень похоже на приглашение в гости к старому другу. И он свернул в лес.
А в это время к дому его приблизился какой-то человек. Одежда на нем была простая и потрепанная, посмотрит кто — просто ремесленник пришел, работы попросить.
Вот никто и не обратил внимания, что "ремесленник", потолкавшись у запертых ворот брандова дома, проскользнул внутрь, словно замка и не было.
Языки пламени вырвались изо всех окон сразу. Люди, сбежавшиеся на пожар, вскоре принуждены были оставить попытки помешать огню и только крестились, не в силах отвести взглядов от пламени, пожиравшего дом с поразительной скоростью.
Многие утверждали, что слышали из лаборатории сдавленные крики, но поделать ничего было нельзя. И еще до наступления темноты на месте добротного старого дома остались лишь груда углей и пепла да обугленный атанор посередине.

Янхель Бранд сидел на поляне у тайника и, закрыв руками лицо, слушал Кобольда.
— Домой не возвращайся. Пусть думают, что ты в огне сгинул.
— Так ведь разберут пепелище, а костей не найдут.
— Найдут кости.
— Чьи?!
— Чего взвился? Чьи? Кто поджигать пришел, того и кости.
— Господи, кому я мешал… И чего ж сам он не ушел, умереть хотел, что ли?
— Умереть… Такие по своей воле не мрут. Тут мышьяк сгодился. Видать, супостат не знал, что у тебя там… хе!… кобольды хозяйничают, не уберегся.
— Но за что?
— Да ведь твоя смальта венецианскую за пояс заткнула. То-то венецианцы обрадовались!
— Что ж теперь, все бросить?
— Схоронись пока. Потом уезжай и работай, вон хоть в Голландии. Руда и там есть. Только уж поосторожнее будь. Говорил ведь тебе…
— А как же ты … мы… ну, как я без тебя?
— А что ж? Никак скучать будешь? — Янхель укоризненно посмотрел на Кобольда. — Да не думай, я ведь везде. Где руда, там и я.

И горожане похоронили венецианского наемного убийцу, думая, что погребают Бранда.
Хозяева мануфактуры, чуть было не разоренной смальтами Янхеля, так и не узнали, почему не пришел требовать оговоренную плату за черное дело их посланец. Дела же у них поправились, правда, ненадолго.
Через пару лет богатый голландский рынок отказался от их товара. А еще через несколько лет синие стекла и печные изразцы уже ввозили в Венецию. Покупатели называли чудный краситель цаффером — сапфировым. А изготовляющий его Ян Шредер — про себя — кобальтовым.
Аватара пользователя
Юлли
Афродита Эвплоя
 
Сообщения: 4154
Зарегистрирован: 21 май 2004, 11:38
Откуда: Санкт-Петербург

Вернуться в Светлана Туровская aka Svet

Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 2