Крымская война

[Atius_Kul]

князь Шварценберг был более опытным и умным политиком, нежели Шварценберг

Поясните...

[thor]

Прошу прощения, не Шварценберг, а Буоль!

[Atius_Kul]

Темы, посвященные Крымской войне на "Новом Геродоте"

Крымская война

Еще раз про Крымскую войну
Архив темы

Крымская война-3

[Atius_Kul]

А.А. Кулаков. ДУНАЙСКИЕ КНЯЖЕСТВА ВО ВРЕМЯ АВСТРИЙСКОЙ ОККУПАЦИИ В 1854-1855 ГГ. // Восточный архив. 2006. № 14-15. С. 19-25.

Крымская война стала собственно «крымской» лишь спустя год после своего официального начала. Вплоть до этого момента мало кто мог предположить, что война обретет в историографии свое современное название, поскольку все внимание военных и дипломатов было приковано к Дунайским княжествам. Именно в княжествах и вокруг них разворачивались события во многом определившие и дальнейший ход, и финал этого грандиозного конфликта.
Несмотря на это «дунайский» период войны (с октября 1853 по июнь 1854г.) явно проигрывает в освещении историками «крымскому». Что же касается событий, происходивших в княжествах после того как там закончились боевые действия, то практически во всех работах их описание заканчивается на сообщении о том, что в июне 1854 года Россия под давлением Австрии вывела войска из Молдавии и Валахии, которые вслед за тем были заняты турецкими и австрийскими войсками. Все. Дальше – Альма, Севастополь… Париж. На этом фоне молчаливое, пассивное, но, тем не менее, крайне напряженное противостояние четырех русских корпусов и большей части австрийских войск по всей границе империи от устья Дуная до Царства Польского просто не замечается.
Австрия, не вступив в войну, внесла колоссальный вклад в поражение России. И сделала это, разумеется, с определенными целями. Представляется, что цели эти нужно искать именно в Дунайских княжествах.
Публикуемые здесь записки, обнаруженные в делах III отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, хранящихся в фондах Государственного Архива Российской Федерации (ГАРФ), в основном дают представление об общественном мнении жителей Бухареста с лета 1854 по февраль 1855 года, формировавшегося на фоне военных приготовлений Австрии.
Видимо, автор этого текста – купец Петр Никифоров – записал свои впечатления от пребывания в Бухаресте уже в России в декабре 1855г. и направил их начальнику штаба корпуса жандармов Л.В. Дубельту, указав в сопроводительном письме [1] (не публикуется) просьбу представить записки императору Александру II. Леонтий Васильевич, видимо, по достоинству оценил столь неглупый поступок купца 3 гильдии. Благодаря этому, мы получили возможность ознакомиться с этим любопытнейшим документом.
Текст приводится с сохранением орфографии и пунктуации без сохранения написания прописных и строчных букв.

ДОКУМЕНТ

Собрание истинных сведений
в Букаресте
Во время плена с 17 июля 1854 по 17 марта 1855 года.
Его Величеству
Императору Всероссийскому
Александру Николаевичу
Государю Всемилостивейшему

Оставленный судьбою на все лишения без средств к жизни в Букаресте, по разлуке с войсками нашими, я был в необходимости слушать и смотреть на все происходившее вокруг себя от врагов России.
Во время пребывания войск наших в Валахии, молдаване с пришельцами к ним из Европы под фирмою своих консулов в Придунайских княжествах своею пропагандою возмущали народ к ненависти против России, с поводу якобы строптивого властолюбия консула ее после выезда из княжества генерала Киселева (ныне графа и министра государственных имуществ), изменился порядок дел благословенных от России, в тягость народную; в следствие сего увеличилось недоброжелательство к ней, и по сей причине войска наши терпели от жителей неприятности; но повинуясь дисциплине, молчали и пользовались только водою и воздухом без денег, за все платили золотом, но платеж производился за продукты, взятые у жителей под квитанции от коммисионеров, не сей же час, а по утверждении начальством справочных цен и по требованиям от войск из Комиссариата деньги отпущались к министру внутренних дел, а от него пересылались в Вистерию т.е. в казначейство, для уплаты кому следовало; при сих передачах сумм от форменности, возникло злоупотребление в платеже, а когда войска вышли в Россию, тогда оказалось, что многие по квитанциям не получили по 2 и по 3 т[ысячи] червонцев; причиною сему был выезд из Букареста в Австрию известных там лиц состоящих на службе, прежде выхода войск наших за полмесяца, никто не мог думать, что войска скоро уйдут и не от кого будет получить деньги, как и случилось, что из богатых арендаторов и поселян сделали многих нищими, от сих обиженных жалобы и анархистов ненависть к России в народе более и более увеличили и жители приходу турок были рады и принимали их с восторгом, сыпали из окошек цветами и венками по городу на идущих, как на друзей и союзников своих.
После сего чрез месяц прием австрийцев был холоден, с отвращением смотрели на них молдаване, за то последние по приходе своем скоро поступили с жителями горше первых, оне вынудили дать каждому солдату кроме квартиры, отопления и освещения еще тюфяк, подушку и одеяло, и сверх того производя всякого рода насилия, грабежи и убийства каждый день по нескольку; в 8 месяцев было 360 происшествий в одном Букаресте, кроме того, что в городах и селах, где без главного начальства, буйство было увеличено, ко всему этому, следует присовокупить еще перевозку тяжестей и больных во время передвижения войск двум армиям безденежно и без очереди по недостатку подвод, не успели сеять хлеба, ни собрать его, у кого и был остался на поле нежатым, захватила осень, дожди, грязь, слякоть, разлитие горных речек, сделалась страна непроходимою, без сообщения с лесами, никто не заготовил топлива, для обогрения себя от стужи, разобрали заборы, крыши сараев, и всякое дерево при доме сожжено в печи; бедныя же люди, не имея сего, многия погибли от холода и голода целыми семействами[*]; к сему еще падеж скота без корма и от изнурения его в работе, увеличило бедствие; гулящий же скот, птицу и фураж у кого какой был, забрали турки под квитанции в счет платежа, следуемаго Порте по трактатам за несколько лет вперед и кроме сего надобно было турок одеть и обуть, а многим и коня дать, на счет сумм, какие были в княжествах; австрийцы же, хотя и платили за все взятое, но не золотом, а банкнотами с потерею получителей от 25% до 30% на 100; за все сии лишения и разорения вопль от народа до князя их Щербея [2] хотя и доходил, но он не мог его слушать по двум причинам: Первое [подчеркнуто в тексте – А.К.], нельзя было уличать злоупотребление и буйство союзников своих австрийцев, которые в Вене князю Щербею дали убежище от русских и которые против желания бояр, и вопреки туркам, возвели его из Вены в Букарест, на княжество силою оружия своего в сопровождении артиллерии с зажженными фитилями, в боевом строю инфантерии и кавалерии; и Второе [подчеркнуто в тексте – А.К.], австрийцы пользуясь превосходством своих сил противу турок, заняли княжества под предлогом для спокойствия страны и в угождение союзников Запада с целью теснить Россию из Бессарабии, как предполагали; но в этом немцы почитали мало пользы их правительству, оне прибегли ко всяким беспорядкам, дабы тем принудить жителей к восстанию против них и тогда, подавя возмущение, вправе требовать за все время стояния у них военные издержки в великой цифре, а по неплатежу сего от княжеств, предполагали распорядиться с княжествами впоследствии, как англичане воспользовались Ионическими островами, [в] сие коварное намерение австрийцев проник князь Щербей и должен был снисходить на все буйства молчанием своим и жертвовать терпением народа до времени благоприятного, в ожидании помощи не со стороны России, а от трех союзников: турко-англо-франков, по уверению их консулов с приходом их войск надеясь выгнать австрийцев из княжеств, а между тем поучительные уроки буйства и грабежи возвеличились между жителями, и отозвались во всех классах народа жалобами на друзей и союзников своих австрийцев; и тем заглушили между собою пропаганду революционеров о ненависти к России; чему я был свидетелем, теперь удвоившагося желания молдаван иметь всегда у себя Россию с теми правами, какие она дала княжествам.
Со времени плена моего в Букаресте в продолжении 8ми, месяцев я познакомился с славянами, служащими в австрийской военной службе штаб и обер-офицерами и нижними чинами, с священно-иеромонахами, в полках с людьми собранными из Галиции, Баната, Срема, Бачки, сербы, кроаты, хорваты и особо проживающие в Букаресте купцы: булгары и греки, из разных стран Турции православнаго исповедания, почитая меня оставленнаго за дипломата от России; для них в настоящее время каждый русский дипломат и брат по религии церковному языку и отдаленности от своих родных в земле чуждой, в кругу общих врагов турок и швабов [т.е немцев – А.К.] (как оне выражались); эти элементы чувств наших взаимно один к другому по симпатии развязали языки наши, мы привели себя во взаимное доверие и откровенно рассуждали обо всем.
После заключения конвенции Франца Иосифа с западными союзниками в декабре 1854 года; пущен был по Букаресту слух, что Австрия объявила войну России, а как я был там один представитель (как меня называли) без сношения с Россиею, что было мне чрезвычайно скучно, где Россия осталась известною только по карте; желая узнать истину о намерении Австрии, пошел я к добрым моим австрийским сербам, застал их пирующими пред портретом государя Императора Николая Павловича, по причине полученнаго повеления быть готовым к походу, но неизвестно куда, а по догадкам говорят, что якобы против России; на вопрос мой, так что же за радость, что вы будете драться с русскими, братьями вашими по религии и по крови единой славянской, защищать общих врагов наших турок; не угадал ты, брат наш, мы с русскими драться не будем; а вот видишь портрет Государя своего Николая Павловича, мы ему присягаем (оборотя портрет Франца Иосифа лицом к стене), при первой встрече с русскими, мы встанем в ряды их и с пушкою в руках т.е. с ружьем, пойдем вместе с ними для освобождения кущей наших т.е. домов, пора сбросить ярмо коварства непризнательного дома Аугсбург[**], нас 20.000.000 славян, держим его престол и проливаем свою кровь, мы в 1849 году в Пьемонте покорили 18.000.000 восстания [т.е. восставших – А.К.] против его в революции, мы из 120.000 воинов, возвратились в свои кущи только 80.000; за такой подвиг, в награду он отнимает от нас поземельное право предками его нам данное, отдает земли в аренду католикам для стеснения нас, кроме того стесняет Богослужения и обряды восточной нашей Церкви, отдает все преимущества над нами духовенству католическому, принуждает нас быть католиками, а своим швабам, раздает военныя и гражданския чины, лишая нас заслуженного, и позволяет полиции теснить нас, как иноплеменных еретиков; за все сие теперь самое благоприятное время быть верноподданным России, она займет нашу страну, даст нам права наши в Галиции, Венгрии и Трансильвании, от Кракова по Венецию, со всеми вышеименованными поколениями; все единодушно повторяем будем верноподданными России без выстрела; и всякий противящийся сему, накажется от нас, мы защитим свои границы сухопутно от Европы до Адриатики и Белого моря, мы с сербами, обитающими во всех провинциях Австрии и Турции, булгарами и греками, все от 7 до 70 лет обои пола вооружимся и с помощью Божиею и России и арсеналов ея сломим рогатую луну, не защитит ея союз Запада; Бог поможет нам управиться с революционерами и ренегатами, в короткое время заставим их убраться в Осмаилы, в Мекку и Медину; Константинополь должен быть резиденциею русских царей и императоров, а Дарданеллы – морскою гаванью российского флота, оставив немцов с Веною в подданстве немцам же северным; а до того Россия и описанныя страны наши никогда не могут быть покойны от Австрии поставленной Европою в посредничество льстить России и угрожать ей оружием нашим, покуда мы славяне и венгры будем вашими и работниками корыстолюбивого и двуличного дома, будет с него довольно 180.000.000 гульденов в Английском банке, капитала неправедно стяженнаго от нас, за это Бог ему будет судия, тогда и пущай он и любимцы его убираются к друзьям своим где их капитал на всемирной торговле; после сей речи выпили тост за Государя Императора Николая Павловича, другой за всех славян православных, разошлись с восторгом, с каким я во всю мою жизнь не бывал, восхищен радостию, что нашел друзей моего отечества, вне его, такого великаго народа.
После сего чрез несколько дней, австрийцы получили повеление расположиться по прежнему на зимних квартирах до весны, о этом горько сетовали и скорбели друзья мои, что ярмо с них не снимается, пожалел я о участи их и вошел в обыкновенную колею моих размышлений; как бы добраться со всеми новостями в мое отечество.
Рано утром 20 февраля в Гостином ряду купец-булгарин объявил мне печальную весть о смерти Государя Императора Николая Павловича; я не верил, пошел дальше, и другой тоже говорит и в тот день из Вены 60 депешей телеграфических получено разными лицами, уверили о громовой истине, скорбь и уныние распространилось между друзьями России; друзья же союза Запада три [подчеркнуто в тексте – А.К.] дни пировали у консулов: французскаго, английскаго и сардинскаго, там они Россию делили на части между собою, и не забыли Польшу, ей больше всех дали по Курск, говоря притом, что государь наследник был в Киеве, а без него в С.Петербурге присягнули Его Императорскому Высочеству Константину Николаевичу и что Великие князья Михаил и Николай Николаевич, ранены под Севастополем и лежат больные в Симферополе и что во всей России теперь революция, все сии лжи присылались из Парижа и печатались по три дня в Букарестском вестнике, горько было это слушать до получения депеши о благополучном восшествии на престол Вашего Императорскаго Величества; узнавши основательно о сем, греческий священник в церкве Саранданар, служил прежде панихиду по государе Николае Павловиче, а потом благодарственный молебен о восшествии на престол Вашего Императорского Величества в присутствии нескольких греков и меня, за то был ропот на него, от врагов России; но князь Щербей чрез полицию опубликовал не вмешиваться в обряд священников; молдаванское же духовенство обряда сего не сделало, якобы из подобострастия к Туркам, которыя и не думали вмешиваться в обряд священный.
Вслед за сим союзники еще праздновали два дни великим пиром, по известии из Парижа, что князь [Михаил Дмитриевич] Горчаков, назначен в Крым на место князя Меншикова главнокомандующим; этот пир меня крепко занял и я старался узнать причину его; в полиции шеф канцелярии г. Маркополий, бывший бердянский 1 гильдии купец и урожденец острова Хио[с], французско-подданный; в доверии у своего консула, он сообщал мне тайны союзников и во всем мне помогал к освобождению моему от турецкого начальства, был моим избавителем и передавал мне суждения о действиях войны и почему союзники довольны князем Горчаковым и за что клянут и бранят князя Меншикова.
Во время Алминского сражения, союзники захватили в плен адъютанта князя Меншикова, ехавшего в карете с донесением от князя Государю Императору Николаю Павловичу, что войска у него мало и что Севастополь не укреплен с южной стороны а с северной неприступен, чему оне поверили (а в настоящем деле он ни с той ни с другой стороны сухопутно не был укреплен), когда они зашли на южную сторону, а войска наши заняли Севастополь северную сторону и Мекензину гору [т.е. Маккензиевы высоты – А.К.], и в сообщении с Россией, тогда оне узнали, что в это заблуждение привела их карета князя Меншикова; так много наделавшая шуму в Валахии и во всей Европе пленом своим; после мимолетной радости о приобретении кареты, скоро разочаровались, союзники, оне в прошедшую зиму из своих армий во всех местах в Валахии, Шумле, Варне, Адрианополе, Галлиполи, Евпатории вокруг Севастополя и Балаклаве, во время бурь холеры и от разных смертей всех стихий и от русского оружия погибло более 320.000 человек, кроме всех лошадей и вьючнаго скота, разбитие большого числа кораблей во флоте их, повреждено и потоплено, и сверх того они неподвижны с Южной стороны Севастополя на северную; вот истинная причина клятвы их князю Меншикову и его карете.
За сим следует суждение о предмете радости их князе Горчакове, оне рассуждают, что князь Горчаков, был когда то умным человеком на паркете между нежным полом; но с тупою саблею, а ныне от старости лет потерял ея и военную энергию в рассеянности своей; он по приходе своем в Букарест как к друзьям своим, расположился по квартирам и не помышлял, что европейцы не дремлят и что из бояр Валахии есть преданныя Западу; некто Кемпениано, считающийся сумасшедшим, ездил в Париж и Лондон, там он громко жаловался членам в парламентах в полном собрании; просил их вступиться за человечество, избавить княжества придунайския от разорения и тирании народной от России, и был принят там с участием на положение их страны, и ныне он у консулов союза в Букаресте в большом уважении; по выходе же войск наших, бояре выбрали его в министры церковных имуществ, для исправления своего имущества, расстроившегося от поездки в Европу и вслед за сим бояре удалили из военной службы генерала и многих штаб- и обер-офицеров, преданных России и заменили их из партиды союзников Запада, этим и следующим, объясняется непредосторожность князя Горчакова в доверии к лицам продажной чести, он употреблял фискалов, для узнания военных маневров Омера-паши[3], больше преданных паше, чем князю, как оказалось впоследствии, из молдаван некто Майсаки, писал по-турецки о распоряжениях князя Горчакова, в Шумлу к Омер-паше, о чем был извещен австрийский генеральный консул в Букаресте от своего вице-консула из Рущука; с препровождением копии дизлукации [так в тексте, т.е. приказа – А.К.] князя Горчакова, по коей еще не исполнено, а имеет быть выход войск из Букареста под Калафат, несколько батальонов пехоты, кавалерии и артиллерии, 8, 10, 12 и 16 числе декабря 1853 года; и действительно вышли в назначенные дни, проливных дождей, слякоти и грязи, на помощь нашему малому отряду 3000 человек пехоты с 4мя орудиями были атакованы неприятелем 18.000ю армиею с 24мя орудиями; рано утром 25 декабря дрались наши воины с неприятелем как львы, и подоспевшую помощью из Букареста, передовой отряд спас сражавшихся, однако с убылью из фронта около 1800 человек, а в то же время генерал Анреп, по распоряжению князя Горчакова, стоял в 30ти верстах от сражения, занимался церковным парадом, слышал канонаду, и по третьему нарочно-посланному, пошел на помощь, когда уже дело было окончено; о приготовлении же неприятеля к сему делу, князь Горчаков знал от последних чисел августа из рапортов отрядного командира из-под Калафата с каждою почтою и нарочно присылаемым, не мог распорядится заблаговременно в продолжении 3 1/2 месяцев, из числа 300 орудий стоящих по квартирам в окрестностях Букареста, послать достаточное число артиллерии к отряду, где только было 6 орудий, а в деле 4; за сим союзники исчисляли другие заслуги князя Горчакова:
Первое [подчеркнуто в тексте – А.К.], от Букареста в 50ти верстах в Олтенице, не осмотрена была князем Горчаковым позиция, турки переправились чрез Дунай, оттеснили малой отряд козаков и укрепились в карантине и стали производить грабежи по селам, тогда чрез два месяца, вздумал князь Горчаков, послать инженера, снять позицию на план, натурально не верно, за несколько верст не допущен был выстрелами с укрепления, на пространстве 3х верст, были рвы, болота и волчьи ямы, коих он не мог видеть, по сей диспозиции велено идти на приступ выгнать турок, и потеряли около 1700 человек; не причиняя ни какаго вреда неприятелю и отступили.
Второе [подчеркнуто в тексте – А.К.], под Силистриею два князя: Паскевич и Горчаков, рассуждали командовать осадою крепости сами, удаливши от командования генерала Лидерса, стали производить канонаду, не обложа двух ворот со стороны Туртукая, откуда подвозили в крепость съестные и боевые припасы и делали вылазки в тыл русских били сколько могли и тем спасли Силистрию до времени отступления в Россию.
Третие [подчеркнуто в тексте – А.К.]: при отступлении от Журжи, не введены были в дело 18ть орудий и несколько баталионов пехоты и кавалерии стоящих в 22х верстах без повеления и тем дали возможность туркам переправиться чрез Дунай в Журжу и по 14ти часовом бою, оттеснили русских с большим уроном, из Журжи на 10ть верст, куда князь Горчаков, на другой день приехал с генералом Коцебу осмотреть позицию Журжи и Слободзеи, только в зрительную трубу и принужден был следовать в Россию по повелению уже Государя Императора и в заключение.
Четвертое [подчеркнуто в тексте – А.К.]: генерал Карамзин с отрядом своим и с помощию нескольких ящиков шампанскаго, хотел прогнать турок от Слатина до Крайово, попал в болото и оставил три пушки туркам и себя изрубленного там же.
Все описанныя ошибки мог исправлять и покуражить войска один только генерал Шил[ь]дер, он после неудачнаго приступа над Олтеницею чрез несколько времени ночью поставил орудии на острове и выгнал турок из Карантина укрепленного за Дунай с большею потерею убитыми и потопленными, а вскоре после того с 2х островов артиллериею своею из под Журжи заставил молчать, Рущук, беспокоивший Журжу; но все это не долго куражило русских воинов, тяжелая рана под Силистриею храбраго генерала Шил[ь]дера взяла в могилу и лишила их главной опоры в военном действии.
После частых поражений, действительно прискорбно было смотреть на воинов наших в Россию возвращавшихся с ропотом и унынием, говоря между собою, что еще русские никогда не отступали, ничего не сделавши и все это не удовольствие оне обратили на князя Паскевича; солдаты разбирая фамилии между собою, и рассудили, ич, значит Паскевич, поляк, от него вся измена и отступление, Государь не знает; говоря один другому, посмотри, коммисионеры поляки, каждый привез с собою жида, дают гнилой провиант и почти не кормят нас, некому жаловаться, в полковых штабах: адъютант, казначей, квартирмейстер - все поляки, в ротах фельдфебели - жиды, хоть с голоду умирай; ах! бывало служба та брат при генерале Лидерсе в 1848 году в Трансильвании, всего довольно, все сыты и одеты, а как бы тепереча с Лидерсом то служили, так не шли бы мы назад, давно были бы в Царьграде; вот уж год прошел как мы здесь, а что мы сделали, только что нас везде бьют, кажется и много нас, да поставят там где не надобно, а где следует вовремя не дадут помощи, дают бусарману укрепляться на пустых местах, как под Олтеницею, а потом выгоняй его из крепости; - э брат! што тут толковать, от командиров поляков можно ли ожидать добра.
О всем этом союзники знали и пировали в надежде, что и в Крыму будет также; оне рассуждали о действиях Военного Совета; когда то из Вены гоффкригсрат[4], посылал свои планы сражений в Италийскую армию свою бить французов; но во время пересылки их, французы движением своим изменяли планы занятием другой местности и били немцев; но тогда Австрию спас Суворов по планам в голове его; а ныне посмотрим, кто спасет Россию /:Бог:/ [так в тексте – А.К.], от планов ея военнаго совета; оне в тревоге своей с Горчаковым, позабудут укрепить проливы: Керченский и Очаковский и что по завладении городами: в Черном и Азовском морях, разоря Севастополь, взявши Крым; перейдет вся торговля в руки союзников, по планам составленным Европою еще в 1836 году в тайне, а ныне только совершающимся; для сего то и был два дни пир; больно было мне и моему сердцу это слушать и друзья России, видевши их радость, осыпали меня вопросами о укреплениях: Очакова и Керченского пролива, знавши, что я был там весною 1853 года, и тамошний житель, надобно было говорить им небывалое на деле.
Когда князь Меншиков, отправился в Константинополь, тогда правительство наше распорядилось (в Николаеве и Керче, на казенных литейных заводах, устроенных в большом размере, только это и справедливо), перелить все пушки старого калибра на ново-изобретенный большой калибр: бомбический и ланкастерский, для укрепления Очаковской горы, которую предполагали обрезать полу-циркулем в три этажа на повороте пролива и поставить орудии бомбическия, на каждый этаж по 20ти, для прицельного действия 2х пудовыми ядрами, а на верх горы орудии 3х и 5ти пудовыми ядрами и бомбами, для навесного действия по неприятельскому флоту за несколько верст навстречу с моря идущему в пролив; при таком укреплении конечно, неприятель не подвергнет себя опасности, противу 4х этажной батареи земляной с 80ю орудиями; а о Кинбурне же как о бесполезной крепости; не было и разговора; в Керче тоже как и в Николаеве перелили пушки на такой же калибр (где довольно было металла и антрацита; это справедливо) и поставили их на земляныя же батареи, первая на углу берега при входе в пролив с Чернаго моря у Токлинскаго маяка о 20ти орудиях и от нея по берегу до Камыш-буруна три батареи такия же; а противуположно чрез пролив 4 версты на берегу Таманском у горы С[вятой] Марии, первая батарея и от нея вдоль пролива по косе к Керче в 4х местах, где были рыболовныя заводы, поставлены батареи одинаковой величины, из них последняя на косе соединяется выстрелами на сильном действии с батареями: Павловскою и Камыш-бурунскою перекрестным огнем, где пролив только в 2 версты; сим рассказом успокоил я слушателей, но не на деле; затем оставя еще неприятелю свободныя заливы для высадки десанта, оне суть следующия: первый [подчеркнуто в тексте – А.К.], Ахметческая бухта в имении князя Воронцова, между Перекопом и Эвпаториею, удобна для входа со флотом; вторая, залив у Опук горы между Керчью и Феодосиею и третий; позади Феодосии за горою в 7ми верстах от города в Коктебель, где может неприятель сделать десант и в тыл Феодосию окружить и отрезать пути сообщения с Россиею, так что и в городе не будут знать о сем; и кроме того от Тамана в 18ти верстах по тракту к Анапу Бугаз, т.е. пролив из Чернаго моря в озеро Октаниз, потребно засыпать и тем преградится водою вторжение неприятеля в Черноморию канонерскими лодками в сказанное озеро и из него вверх по Кубани, ея ж воды обратятся по проливу от Тюмрюка в Азовское море.
Ко всему этому побуждает меня объяснить еще особое обстоятельство; во все время моего пребывания в Валахии год и семь месяцев, слышал я отзывы войск и от войск валахских и от местных жителей всех сословий, приезжающих из Трансильвании, все единогласно говорят, что генерал Лидерс, хороший воин, добрый гражданин, он в бытность свою в тех странах [в] 1848 году много делал добра всем жителям, и если бы он был в настоящую войну главнокомандующим, то лучше бы дела шли, так говорит глас народа, есть глас Бога.
За сим я обратился с прилежным прошением моим к полиции Букареста, о помощи мне, каковою и был снабжен с выдачею мне денежнаго пособия и свидетельство 15 марта 1855 года за № 5816; и с надписью на паспорте моем, что я 28 августа 1853 года из Бессарабии в м. Леово, был пропущен с войсками чрез границу в Молдавию; и отправлен в Россию по распоряжению турецкаго начальства чрез Вену и Варшаву, пособиями добрых людей я достиг С.Петербурга. 3 июня сего года утруждал я просьбою моею на имя Вашего Императорскаго Величества о помощи мне, по рассмотрении ея г. статс секретарем у принятии прошений и г. министром финансов, найдены сказанныя документы недостаточными о моем разорении; о чем мне 8 ноября чрез полицию здесь объявлен отказ.
Объясняя сие Вашему Императорскому Величеству, что я лишился капитала моего более 10.000 руб. серебр[ом]. И всего, что имело место во время отступления войск наших из Валахии, был окружен турками без нашего Начальства в земле уже враждебной; в присутствии их в Букаресте, никто свидетельства о разорении моем не осмелился; таковое обстоятельство при рассмотрении дела моего у г. статс секретаря в суждение не принято, и я существую здесь помощию двух подрядчиков купцов: Франштейна, Кудрявцова и откупщика Кокорева.
За все потери мои от военных дел; осмеливаюсь просить Вашего Императорскаго Величества, повели Государь милосердием твоим пользоваться мне в С.Петербурге правом гражданина.

Вашего Императорскаго Величества
Всемилостивейшаго Государя
Верно подданный
Николаевский 3й Гильдии
Купец Петр Никофоров

Декабря « » дня 1855.
С.Петербург.
В 3 части 1 квартала
в Перинной линии в
Гостинице Соколова.

* А в особенности булгар, поселившихся с давних времен, коих в городе более 20.000 жителей, у коих вся торговля в руках во всем княжестве: мануфактурная и земледельческая, из них многие есть банкиры с состоянием миллиона червонцев, обладают большими средствами промышленности, не имея ни единой церкви славянской, ни общественного училища, ни богоугодных заведений для призрения бедного сословия своих единоплеменных сирот и увечных людей, пользуются готовыми заведениями от молдаван, теряя свою национальную народность, подавляемую великим стяженно-любием своим без помощи ближнему.

** К России; - она спасла его в 1848 году, как сына от ножа убийц, он обязан за сие Государю Императору Николаю Павловичу своим существованием и вся Австрия свободным плаванием по Дунаю и своею торговлею с Востоком; а ныне его убийцы и убийцы всего священного на земном шаре, подняли оружие против его, благодетеля, и России, и он с ними же. О!!.. это верх бесчестия; мы не допустим сего; а его уничтожим.


Государственный архив Российской Федерации.
Ф.109. Оп. 28. Д. 170. Ч. 3. Л.10-26.



1. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 109. Оп. 28. Д.170. Ч.3. Л. 9-9об.
2. Имеется в виду князь Барбо Стирбей – валашский господарь. Во время пребывания в княжествах русских войск находился в Вене. С вводом австрийских войск его власть была восстановлена.
3. Омер-паша (ранее Михаил Латос) (1806-1871), турецкий военачальник, в 1853-1854гг. главнокомандующий турецкими войсками на Дунае, с января 1855г. командующий турецкими войсками в Крыму, в октябре 1855 - феврале 1856г. командовал экспедиционным корпусом на Кавказе.
4. Придворный военный совет – австрийское военное ведомство.

[Atius_Kul]

Австро-турецкие отношения в 1849-1852 гг.

Если говорить об отношениях Вены и Константинополя в этот период (то есть в период между революционными событиями в Европе и началом Крымской войны), то наиболее важными представляются две проблемы: во-первых, проблема выдачи революционеров-эмигрантов, во-вторых, проблема Черногории. На описании событий, связанных с решением этих вопросов, и остановимся. Во время подавления венгерской революции масса участников восстания бежала на территорию Турции. Среди них был и руководитель восстания Лайош Кошут. В августе 1849 г. Россия просит Порту выдать поляков - участников восстания, Австрия присоединяется к этой просьбе относительно своих подданных. Не дождавшись ответа, послы обеих стран последовательно вручили руководителю турецкого правительства Решиду-паше ноты с категорическими требованиями о выдаче повстанцев, Титов - 28, а Штюрмер 29 августа. Турция отвечает резким отказом, причем отнюдь не из стремления нарушить законы гостеприимства, как полагал Михаил Волков в своей записке(1). Такое объяснение могло быть более или менее принято, если бы не такие откровенно издевательские по отношению к России действия турецких властей, переходящие к тому же пределы любого гостеприимства, как принятие на службу с присвоением звания паши поляка И. Бема, на выдаче которого Россия настаивала особенно. На самом деле султаном Абдул-Меджидом и его правительством руководили иные соображения, а именно настойчивые советы французского и английского послов Жана Опика и Стретфорда Каннинга о категорическом отказе требованиям России и Австрии, приправленные заверениями о всемерной поддержке Турции в случае разрыва ее отношений с одной из стран, или же с обеими сразу. Дипломат, упомянутый последним, печально известный как самый ярый русофоб британского дипломатического корпуса и главный "поджигатель" конфликта 1853 года, еще до получения формальной просьбы султана о помощи, вызывает к Дарданеллам эскадру с берегов Мальты. К английской эскадре присоединилась французская, но, как заявил впоследствии Опик, "неохотно". В ноябре месяце эскадра адмирала Паркера входит в Дарданеллы "во имя защиты турецкой столицы и территории Турции от нападения извне" . На том история эта практически завершилась, - все друг перед другом извинились, сделали вид, что пошутили и расстались друзьями, договорившись о том, что злосчастных эмигрантов уберут от греха подальше куда-нибудь в Азию, а корабли Паркера турки к Босфору близко не подпустили. Важно другое. А именно, что, быть может, форштевням английских кораблей было абсолютно все равно, какие воды они разрезают - Эгейского моря или же Геллеспонта, но для международных отношений это составляло огромную разницу! Дело в том, что появление над Дарданеллами первого же красного креста на белом полотнище грубейшим образом нарушило Лондонскую конвенцию от 01 (13) июля 1841 г., в ст. I которой был закреплен строжайший запрет на прохождение в Проливы любых военных судов всех стран "пока Порта находится в мире".(2). Со стороны Англии подобное поведение никак нельзя назвать ошибкой. Наоборот, Англия намеренно шла на эту провокацию, зная, что Франция ее, пусть и пассивно, но поддержит. Как уже было сказано выше, немного "пошумев" в Лондоне, Петербурге и Константинополе, российские и австрийские дипломаты вполне удовлетворилась то ли шуткой, то ли угрозой британского статс-секретаря по иностранным делам лорда Пальмерстона о том, что английские морские демонстрации - это "все равно, что поднесение флакона с солью к ноздрям дамы, у которой со страху помутилось сознание. другое дело, если бы морские державы послали флоты в Балтийское или Адриатическое море.". Очередное оживление турецко-австрийских отношений наступает в сентябре 1852 года, когда Черногория, заручившись поддержкой России, провозгласила себя светским княжеством, завершив тем самым процесс централизации. В отношении этого события Турция и Австрия единодушно выступили против, однако придраться было не к чему - все было сделано, что называется, легитимно. Повод для нападения на Черногорию предоставил Турции сам черногорский князь Данило, атаковавший в ноябре 1852 года турецкую крепость Жабляк. В конце декабря 30-тысячная армия Омер-паши начала вполне успешные боевые действия против аж 10-тысячной армии Черногории. Эти события вызвали бурную реакцию европейских держав, и прежде всего России. После того, как Озерову в Константинополе не удалось ничего сделать для остановки турецкой агрессии в Черногории, соответствующие указания были даны Фонтону в Вене. И вот, в январе 1853 г. чрезвычайный посол австрийского императора в Константинополе граф Лейнинген предъявил Порте пакет требований, среди которых, кроме требования о признании прав Австрии на владение адриатическими портами Клеком и Суториной, было и требование о выводе турецких войск из Черногории. Этот демарш Австрийской дипломатии, подкрепленный переговорами с Омер-пашой в Подгорице и давлением России, сделал свое дело, и status quo Черногории был восстановлен. Главным образом это произошло потому, что представители Англии и Франции, опасаясь сближения России и Австрии в случае отказа, "рекомендовали" Порте уступить. Здесь интересны, прежде всего, причины столь резкого изменения отношения Австрии к Черногории. Думается, все очень просто. "Глобальной" задачей для Австрии являлось усиление своего "удельного веса" в европейской политике, прежде всего в Германском союзе. Для этого было необходимо укрепить, прежде всего, внешнеэкономические позиции и расширить сферу своего экономического влияния. Сделать это представлялось возможным лишь на Балканах. Описанная выше ситуация с Черногорией и стала случаем, благодаря которому Австрии удалось немного укрепить свои позиции в этом регионе.

1.Рукописная записка Михаила Волкова "Что довело Россию до настоящей войны", относящаяся к началу 1856 года и посвященная князю Александру Михайловичу Горчакову. // Зайончковский А.М. Восточная война 1853-1856 гг. СПб., 2002. Т. 1. Приложение № 30. С. 730.
2.Лондонская конвенция относительно Проливов от 1(13) июля 1841г. // Мартенс Ф.Ф. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россиею с иностранными державами. СПб., 1876-1909. Т. 12. С. 158.

Москва, 2004.

[Atius_Kul]

Николай I и его генералы ... о позиции Австрии

А.А. Кулаков. ИМПЕРАТОР НИКОЛАЙ I И ЕГО ГЕНЕРАЛЫ В ПЕРЕПИСКЕ О ПОЗИЦИИ АВСТРИИ В КРЫМСКОЙ ВОЙНЕ 1853-1856 ГГ. // Восточный архив. 2005. № 13. С. 50-55.

«…Я не могу недооценить ту огромную ответственность перед Богом и людьми, которая ложится на меня с моим восшествием на трон. У меня совсем нет опыта, чтобы противостоять нашей эпохе. Соизвольте, Государь, рассчитывать на меня в смысле доверия и преданности, которую покойный Император Франц и его преемник хранили в сердце до последних дней. Армия, превосходный дух которой я имел возможность оценить, дает мне надежду, что политика моего правительства будет соответствовать выбору Вашего Величества».[1]
Это слова из первого письма австрийского императора Франца-Иосифа к Николаю I от 2 декабря 1848г. Можно представить себе, до какой степени молодой человек, написавший эти строки, стал непохож на себя всего через несколько лет, в 1854 г., когда Австрия «удивила мир неблагодарностью». Очевиден тот факт, что Крымская война стала именно такой, какой мы ее знаем, во многом «благодаря» австрийской политике. Однако этим глубокомысленным выводом, как правило, и ограничиваются, хотя на самом деле австрийская политика этого периода содержит много интереснейших проблем. Пролить свет на них, как представляется, помогают документы, к которым историки дипломатии обычно питают слабый интерес, а именно письма военачальников. Анализу некоторых из них посвящена настоящая статья, имея при том в виду, что Николай I осуществлял совокупную высшую военную и политическую власть в России.
Интересовать нас будет переписка императора Николая I, а также фельдмаршала И.Ф.Паскевича[2] и генерала М.Д.Горчакова[3], которые в ходе Крымской войны командовали войсками, стоящими на Дунае и в Царстве Польском, то есть на границах с Австрией и Пруссией. Их письма, хранящиеся в Российском государственном военно-историческом архиве (РГВИА), были частично опубликованы журналом «Русская старина» в 1875-76 гг. в преддверии очередной русско-турецкой войны. Несколько писем было помещено А.М. Зайончковским в приложениях к его «Восточной войне». Мысли, высказанные в этих документах военным руководством России относительно австрийской политики, крайне важны для понимания хода и характера войны, ставшей и по размаху и по числу жертв прообразом мировых войн XX столетия.
Перспективы войны, начавшейся в 1853г. как русско-турецкая, выглядели как будто удачно для России, поскольку император и его генералы не увидели зловещих очертаний «крымской коалиции». Генерал М.Д.Горчаков, командующий двумя корпусами, начавшими 21 июня 1853г. занимать Дунайские княжества – Молдавию и Валахию, – писал в этот день фельдмаршалу И.Ф.Паскевичу в Варшаву: «Кажется ни одно из правительств /кроме может быть французского/ не желает чтобы загорелась война с Турциею; и вероятно сам султан сего не желает. Но кто может ручаться, что не возгорится война?»[4]. Сам князь Варшавский всего через несколько дней в записке на высочайшее имя демонстрировал более трезвый взгляд на вещи, но прогноз его был все же оптимистичен: «Ныне державы Европы, если не все, то, по крайней мере, многие, против нас, а другие – не за нас. Невероятно, однако, чтобы хотя к будущему году не встретилось каких-либо причин к несогласию между европейскими державами, что должно обратиться в нашу пользу»[5].
Этот оптимизм, несомненно, разделявшийся и императором, во многом основывался на железной уверенности в пророссийской позиции центрально-европейских держав. Австрия и Пруссия многим, может быть, самим своим существованием после революций 1848-49гг., были обязаны России. И они деятельно поддерживали эту уверенность. И.Ф.Паскевич сообщал Горчакову в августе 1853г.: «По случаю высочайшего пребывания в Варшаве, у нас были гости: император австрийский и король прусский. […] Посещение монархов в сие время, когда Западная Европа вооружается противу нас, делает им честь, ибо это благодарность за услуги, которые Россия им сделала в разные времена»[6]. Здесь сразу же хочется заметить, что расчет России на Австрию и Пруссию основывался, разумеется, не на вере в человеческую добродетель Франца-Иосифа и Фридриха-Вильгельма, - предполагалось, что у «трех северных дворов» в разгорающемся конфликте общие интересы – консервативный порядок в Центральной Европе и установление совместного влияния в балканских владениях Османской империи.
Предположение оказалось неверным, что стало выясняться уже с началом боевых действий на Дунае. Император писал в ноябре 1853г.: «Австрии трудно, много забот по Италии и Венгрии; этим извинить только можно ее нейтралитет; Пруссия все дрожит [перед мнением] Франции и Англии. Вот наши союзники; и то хорошо, что, по крайней мере, не пристают к врагам»[7].
Австрии действительно было трудно. «Эта восточная заваруха», как называл ее австрийский император, была затеяна не Австрией, и обе стороны конфликта изначально отводили некогда великой Габсбургской империи в нем роль второго плана. Англия и Франция, войдя в тройственный союз с Османской империей, и Россия в равной степени ожидали, что Австрия станет энергично участвовать в защите их интересов на Балканах. Австрия же, напротив, с самого начала стремилась проводить свою собственную политику, играя главную роль на западных рубежах России и Турции. Как участвовать в военном конфликте не воюя? Разумеется с помощью «мирных инициатив». По видимому, целью политики правительства Франца-Иосифа до лета 1855г. было «склонение» всех четырех воюющих держав к миру на австрийских условиях. Для этого сперва было необходимо (по крайней мере, так посчитали в Вене) устранить формальный повод к войне, которым стало, как известно, занятие русскими войсками Дунайских княжеств летом 1853г.
По условиям задачи Австрия обязана была любой ценой поддерживать и перед Россией, и перед Францией с Англией, да и перед Турцией, в отношении которой Вена имела особые планы, статус нейтральной страны, которая рада бы всем помочь, да не может. Как можно судить из следующих документов, это ей вполне удавалось, хотя бы в отношении России.
В ноябре 1853г. М.Д. Горчаков направил в Петербург, для ознакомления, в первую очередь, государя, две записки о предстоящей кампании. В одной из них он, между прочим, сетует: «Я не полагаю, чтобы, в случае переправы нашего правого фланга выше Видина, можно было ожидать значительных пособий от австрийцев, и опасаюсь, что Австрия, избегая, чтобы морские державы не приняли подобного пособия за нарушение нейтралитета, не окажет нам никакого содействия. […] Я спросил секретно барона Мейендорфа[8], полагает ли он, что в случае закупки мною якорей и каната в Банате, австрийское правительство не воспрепятствует доставлению сих предметов в Валахию»[9]. Вот что ему планировал ответить И.Ф. Паскевич: «[Вы писали], что вы не ожидаете значительных пособий от австрийцев, но спросили барона Мейендорфа, будет ли правительство австрийское препятствовать закупке в Банате якорей и канатов. (пометка Николая I на полях: «Не даст») Мне кажется, что можно было давно попробовать купить в Австрии не только якоря и канаты, но и суда и пароходы (пометка Николая I: «Не дадут»)»[10]. Проект ответа не понравился Николаю I, и письмо отправилось в архив.
Как видим, два боевых генерала расценивали Австрию скорее как союзника, готового продать России хоть пароход, если этого не заметят англичане и французы. Николай I уже не питал подобных иллюзий, но объяснял позицию Австрии (вернее, отсутствие таковой) нерешительностью своего молодого венского «коллеги». В начале нового 1854г. Николай I решил проявить инициативу. Он писал М.Д.Горчакову: «Посылаю Орлова[11] к императору австрийскому, чтобы стараться придать ему более решимости»[12].
Сколь велики были надежды на эту миссию, столь крупным оказалось разочарование императора: «Посылка Орлова в Вену и предложения мои в Берлине для заключения взаимного нейтрального договора не имели успеха, и хотя доселе оба эти правительства отказались согласиться на конвенцию против нас с англичанами и французами, но долго ли они устоят в этой решимости, мудрено угадать. (О чем сегодня получил я письмо от императора.) Покуда Австрия ставит обсервационный корпус на границе Сербии, в Воеводине, хотя уверения нам весьма дружеские,– все это, ничуть не изменяя ни моих намерений, ни решимости действовать сильно, требует, однако, кажется мне, некоторых перемен в плане действий»[13].
Необходимость упомянутых Николаем Павловичем перемен объяснялась тем, что Дунайская армия Горчакова могла вести активные боевые действия только при отсутствии угрозы со стороны Австрии. Январский провал в Вене красноречиво свидетельствовал о том, что надеяться на это более нет никаких оснований.
Это понимали все. В том числе и фельдмаршал И.Ф.Паскевич, которому в январе 1854г. было предписано принять командование над Дунайской армией. Он сразу же, еще до отъезда из Петербурга, взялся за «перемены в плане действий», излагая свои мысли в письмах к Горчакову. Вот некоторые строки из них. «Теперь, не взяв Силистрии, и когда нельзя, кажется, верить нейтралитету австрийцев, наше положение изменяется. Австрия назначила на сербскую границу сначала 25 т[ысяч] войск; ныне же увеличивает корпус, говорят, до 60 т[ысяч] и посылает туда и осадную артиллерию; следовательно, они могут не только удерживать сербов, но, прибавив войск и подвинувшись влево, угрожать и нашему правому флангу и в тыл нашей армии, и в четыре марша быть в Фокшанах и Яссах. Хорошо будет тогда наше положение, если мы заведем далеко войска. Об этом стоит подумать, любезнейший князь. […] С каждым днем удостоверяемся мы все более в неприязненных намерениях, сначала, как думали, только Австрии, но, как видим теперь даже по известиям, сегодня еще полученным, может быть, еще не лучших со стороны Пруссии. Не полагал я и прежде больших надежд на германские державы, и как в центре, на западной границе, Австрия и Пруссия могут выставить две армии, каждая в 150 т[ысяч], а мы против них имеем только два корпуса и две гренадерские дивизии, или около 120 т[ысяч], то я и почитал необходимым иметь особую резервную армию на оконечности нашего левого центра, около Каменца. С сею армиею можно бы маневрировать вправо и влево и быть в связи с действиями ваших войск на юге. К сожалению, я приехал в Петербург поздно: резервную армию уже составить было невозможно. Нам остается изворачиваться теми войсками, которые теперь имеем. Итак, вы видите, любезный князь, что в настоящем положении против Турции идти вперед и думать нельзя».[14] На следующий день фельдмаршал добавил: «Угрозы Австрии и Пруссии не позволяют уже нам думать о действиях за Дунаем, и надобно уже помышлять о своих сообщениях в тылу».[15]
Опубликовавшая в 1876г. эти документы «Русская старина» сопроводила их следующей характеристикой И.Ф.Паскевича: «полководец, столь верно оценивавший прежде дела на востоке […], вдруг уступает место нерешительному, боязливому старцу»[16].
Придется упрекнуть М.И.Семевского[17] – редактора «Русской старины» – в неточности, ибо, как представляется, никогда – ни до, ни после – фельдмаршал не был настолько близок к истине, как зимой 1854г. Степень трезвости взгляда И.Ф. Паскевича на ситуацию проясняется из его письма от 14 марта: «дела наши с Австрией принимают оборот более благоприятный. Сегодня я получил […] известие от нашего посла в Вене от 12 (24) марта, который уведомляет, что Австрия все более и более сближается к политике Пруссии, […] делается также заметною недоверенность Австрии к Франции, вследствие поведения ея в Италии. […] Наконец, барон Мейендорф говорит, что в Вене все значительнейшие лица, военные и другие, громко говорят против союза Австрии с Францией. Известия сии, конечно, хороши, но, как слышно, Австрия продолжает вооружение и сбор войск в Венгрии и Галиции, около Лемберга и Кракова. Следственно, мы не можем еще отменять тех военных предосторожностей, какие принять сочли уже нужным»[18].
Не «призрак Австрии» мерещился Полному Георгиевскому Кавалеру, но вполне реальная (на тот момент) угроза. Осторожен и предусмотрителен был герой Кавказа, усмиритель Варшавского восстания. Не старцем, а мудрецом предстает он.
Дальнейшие события подтвердили его опасения. 20 апреля 1854г. состоялось возобновление оборонительного и наступательного австро-прусского союза. Еще раньше – 11 апреля 1854г. – представители Англии, Франции, Австрии и Пруссии подписали Венский протокол, по которому обязались не заключать сепаратных соглашений с Россией. Этими событиями ознаменовалось начало нового периода конфликта. В марте 1854 г. Англия и Франция официально вступили в войну. Игры кончились. Для Австрии наступило время активных действий.
3 июля 1854г., после многочисленных дипломатических атак (австрийские и прусские дипломаты «ненавязчиво» интересовались, когда же русские войска уйдут из княжеств), Австрия предъявляет России официальный ультиматум с требованием очистить Молдавию и Валахию. Николай I пишет князю А.С.Меншикову[19], командующему войсками в Крыму: «Канальство австрийцев продолжается и ставит нас в самое затруднительное положение, связывая действия Горчакова»[20]. 14 июля Австрия и Турция заключают договор, по условиям которого Австрия обязуется использовать все средства «для достижения эвакуации Придунайских княжеств занимающими их иностранными войсками»[21]. Вот строки из очередного письма императора: «Разрыв с Австрией считаю я неизбежным и Горчакову с армиею необходимо отступить за Серет и быть может за Прут, дабы защитить наши границы в более выгодном расположении сил наших»[22].
Итак, русские войска покинули княжества, уступив место австрийцам, хотя война продолжалась на других фронтах. Следующим шагом для Австрии была организация мирных переговоров. Столь резкий на первый взгляд поворот австрийской политики – от военных угроз к миротворчеству – нашел следующее отражение в мыслях российского императора: «Будет ли война с Австрией, покуда еще не знаю, хотя кажется несколько образумились; но веры им никак не даю»[23]. Однако мирные переговоры, с идеей которых Австрия носилась до лета 1855г., закончились провалом. Да они скорее всего и не могли иметь успеха[24]. Главная причина этого состояла в том, что для заключения мира необходимо было нечто большее, нежели устранение повода к войне в одном из пунктов столкновения.
Сначала не захотел мириться на невыгодных условиях Николай I: «Последние предложения союзников, за которых ходатайствовала Австрия, я отверг, как недостойные нас. Австрия играет подлую и коварную роль, несдобровать ей; войны с нею не ожидаю теперь, а очень может быть весною»[25]. Когда в декабре 1854г. он согласился (как не мерзли союзники под Севастополем, а перспективы осады выглядели не радужно), то не захотели мириться уже противники России, надеявшиеся если не сломить, то измотать Россию.
Таким образом, из австрийской затеи ничего не вышло. В течение всего времени подготовки и проведения переговоров Австрия удерживала свои войска в Дунайских княжествах и в Галиции, угрожая тем самым левому флангу русских войск. Это не принесло никакой пользы Австрии – наоборот, ее финансы пришли в катастрофическое состояние, однако на ход войны возымело влияние. Во многом благодаря И.Ф.Паскевичу, который, надо признать, теперь видел скорее призрак былой угрозы, нежели реальную опасность удара во фланг и в тыл.
Призрак, видимо, оказался страшнее. В период с октября 1854 г. по январь 1855г. фельдмаршал в каждом своем письме к Горчакову рисует мрачные картины германского наступления на Польшу и южные губернии. Нет смысла цитировать их все, но одно стоит прочитать целиком. Интересно, что содержание документа, хранящегося в архивном деле, отличается от опубликованного в «Русской старине»[26]. В приведенном ниже тексте письма слова, отсутствующие в архивном документе, помещены в скобках.
«[Государь император изволил милостиво дать знать сегодня по телеграфу о производстве сына моего в генерал-майоры по вашему представлению.
Благодарю вас душевно, почтеннейший князь Михаил Дмитриевич, за сына и за Лобанова. Ваше участие в этом принесло мне большое удовольствие. Жаль только, что они не имели случая быть в серьезных делах.]
Покорнейше благодарю ваше сиятельство [также] за письмо ваше от 21 ноября.
[Но дружба – дружбой, а служба – службой.] Позвольте мне по старой привычке говорить с вами откровенно обо всем до войны касающемся, сказать и теперь несколько слов о нашем положении, чего, может быть, я прежде не говорил.
Мне кажется, что ваше сиятельство придаете гораздо более цены опасности в Крыму, нежели опасности несравненно важнейшей, угрожающей нам со стороны Австрии.
Теперь у князя Меншикова с лишком 100 баталионов и 100 эскадронов с огромною артиллериею и, кажется 6-ть, а может быть и 8 полков казаков. С этими силами, то есть до 70 т[ысяч], кроме матросов, при крепости, можно зашищаться, если бы англо-французы прислали еще 30 и 40 т[ысяч], лишь бы у него достало хлеба. Ваше сиятельство с находящимися у Вас ныне войсками, защищая линию около 100 верст от Бырлата до Рени, можете разбить Омер-пашу[27], если он на вас пойдет, ибо он по всем сведениям из газет, не может собрать противу Вас более 40 или 45 т[ысяч]. Наконец говорят, что Омер-паше приказано отправиться в Крым. Поэтому со стороны турок вам уже не будет предстоять никакой опасности.
Напротив того дела с австрийцами вашему сиятельству известны. Вам сообщались все сведения о ходе переговоров с ними, о их вооружениях и силе. Теперь они в таком положении, что разрыв с ними, кажется, неизбежен. Может быть даже, что за Австриею увлечена будет и вся Германия; следственно, настоящая опасность – здесь. Дело идет уже не о Севастополе, но о лучших наших южных провинциях, и, может быть, и о Царстве Польском; то есть о населении почти 15-ть миллионов.
Предупредить это можно только тогда, когда мы будем иметь сильную армию в Польше и на углу австрийских владений, против Каменца.
Государь император изволил уже, как вам известно, повелеть образовать здесь промежуточный корпус. Корпус сей столь важен, что необходимо изыскать все средства, чтобы его усилить, взяв оттуда войска на увеличение его, откуда только можно.
Сильная армия в Царстве Польском и другая между Каменцом и Дубно – одне только могут остановить Австрию; которая, может быть, тогда и не войдет в наши пределы, когда оба ея фланги и тыл будут угрожаемы. Может быть, что тогда Австрийцы даже если бы и принуждены были к войне, то неохотно (подчеркнуто в подлиннике – А.К.) действовать будут, а армия наша будет им предлогом не идти вперед и даже не начинать войны.
Итак, по моему убеждению, не только отсюда нельзя брать войск; но их необходимо усилить между Каменцом и Дубно (в публикации сказано «усилить около Дубно» – А.К.). По сему, если бы Вы спросили моего мнения, я бы никак не мог, с своей стороны, согласиться на отправление 4-й и 5-й пехотных дивизий, тем более, что я убежден, что ни в Крыму, ни против турков нет необходимости в большом числе войск. Не знаю, может быть я нехорошо выражаюсь; но желал бы передать другим это убеждение, ибо дело идет о величайшей опасности».[28]
Ошибался Иван Федорович. И, прежде всего в том, что Германский союз может последовать за Австрией. Хотя его нельзя за это строго судить. Ситуация в Германском союзе стала очевидной только в январе 1855 г. в связи с событиями во Франкфурте, где представители всех государств союза откровенно возмутились резкому требованию Австрии провести военную демонстрацию против России и приняли предложение Бисмарка (то есть Пруссии) объединиться на платформе строгого нейтралитета. Николай писал в Крым: «обнаружилось, что Австрия бесстыдно просила помощи 80 т[ысяч] французов, под предлогом будто что Пруссия ей угрожает и ее парализирует. Результат был невыгоден для нее, ибо известность такого предложения, кажется, до крайности взбесила Германию. Тем для нас лучше»[29].
Все же Австрия даже после такого удара продолжала создавать угрозу России. Николай I писал: «У Горчакова едва достаточно только на первую встречу с австрийцами, ежели туда ринутся; отвечать, чтобы они это не предприняли никак нельзя; и я скорее этого ожидаю, чем что-либо другое. Император начинает не доверять Бу[о]лю[30] и сам утвердительно говорит, что хочет мира»[31]. В Вене все еще надеялись на благополучный исход переговоров.
Надежды эти, как уже было сказано, не оправдались. Спектакль провалился, и со второй половины 1855г. Австрии все-таки приходится довольствоваться скромной второплановой ролью в европейском концерте.
Действия Австрии не принесли ей ощутимой политической выгоды. Как Россия катастрофически просчиталась, рассчитывая на Австрию и Пруссию в начале войны, также и Австрия явно переоценила свои позиции в отношениях с Пруссией и Турцией по окончании конфликта. Двусторонние соглашения с Турцией не закрепили за Австрией Дунайских княжеств. Растратив силы в бесплодной борьбе на Балканах, Австрия навсегда потеряла свое положение в Германском союзе, где ей уже не приходилось даже мечтать об очередной помощи со стороны России. Таким образом, во многом именно итоги Крымской войны похоронили надежды Австрии на будущее объединение Германии под ее руководством.

Примечания:

1. Зайончковский А.М. Восточная война 1853-1856гг. в связи с современной ей политической обстановкой (далее – Восточная война, также в работе использовалось переиздание: Зайончковский А.М. Восточная война 1853-1856гг. СПб., 2002.). Т.1. Приложения. СПб., 1908. Приложение № 27. С.148.
2. Паскевич Иван Федорович (1782-1856), граф Эриванский (1828), князь Варшавский (1831), генерал-фельдмаршал, генерал-адъютант, Полный Георгиевский Кавалер, с 1832г. наместник в Царстве Польском, в апреле-мае 1854г. непосредственно командовал Дунайской армией, 28 мая 1854г. при осаде Силистрии был контужен и оставил армию.
3. Горчаков Михаил Дмитриевич (1793-1861), генерал от артиллерии, генерал-адъютант, долгое время был начальником штаба И.Ф.Паскевича, в 1853-1854гг. командующий 3, 4 и 5 корпусами на Дунае, с февраля 1855г. и до окончания войны командующий войсками в Крыму
4. М.Д. Горчаков – И.Ф. Паскевичу. 21 июня 1853 г. Российский государственный военно-исторический архив (далее – РГВИА). Ф. 481 «Война 1853-1856гг.». Д.3. Л. 7об.
5. Всеподданнейшая записка князя Варшавского от 2 (14) июля 1853 г. // Русская старина. Т. XV. 1876. Январь. С. 171.
6. И.Ф. Паскевич – М.Д. Горчакову. 15 (27) августа 1853 г. Там же. С. 177.
7. Николай I – И.Ф. Паскевичу. 7 (19) ноября 1853г.// Зайончковский А.М. Восточная война, 2002. Т. 2. Ч. 2. Приложение № 66. С. 611-612.
8. Мейендорф Петр Казимирович (1796-1863), барон, дипломат, в 1850-1854гг. русский посланник в Вене
9. Записка М.Д. Горчакова от 29 ноября 1853 г. № 92. // Зайончковский А.М. Восточная война, 2002. Т. 2. Ч. 2. Приложение № 131. С. 635.
10. Проект письма И.Ф. Паскевича М.Д. Горчакову. 29 декабря 1853 г. Там же. Приложение № 133. С. 641.
11. Орлов Алексей Федорович (1786-1861), граф (1825), князь (1856), генерал от кавалерии (1833). В 1844-56гг. шеф корпуса жандармов. Как дипломат возглавлял русские делегации при заключении Ункяр-Искелесийского (1833) и Парижского (1856) мирных договоров. В январе 1854г. возглавлял чрезвычайное посольство в Вене.
12. Николай I – М.Д. Горчакову. 7 января 1854 г.// Зайончковский А.М. Восточная война, 2002. Т. 2. Ч. 2. Приложение № 71. С. 616.
13. Николай I – М.Д. Горчакову. 1 февраля 1854 г. Там же. Приложение № 136. С. 652.
14. И.Ф. Паскевич – М.Д. Горчакову. 24 февраля 1854 г.// Русская старина. Т. XV. 1876. Февраль. С. 390-391.
15. И.Ф. Паскевич – М.Д. Горчакову. 25 февраля 1854 г. Там же. С. 392-393.
16. Русская старина. Т. XV. 1876. Январь. С. 163.
17. Семевский Михаил Иванович (1837-1892), историк, журналист. Основатель и издатель-редактор журнала “Русская старина”. Автор многих трудов по истории России XVII-нач. XIXв.
18. И.Ф. Паскевич – М.Д. Горчакову. 14 марта 1854 г.// Русская старина. Т. XV. 1876. Февраль. С. 397.
19. Меншиков Александр Сергеевич (1787-1869), светлейший князь, адмирал, генерал-адъютант, с 1827г. начальник Главного морского штаба, в 1853г. возглавлял чрезвычайное посольство в Константинополе, с 19 ноября 1853г. по 22 февраля 1855г. командующий сухопутными и морскими силами в Крыму.
20. Николай I – А.С. Меншикову. 10 (22) июля 1854г. РГВИА. Ф. 481. Д. 8. Л. 22об.
21. Зайончковский А.М. Восточная война, 2002. Т. 2. Ч. 2. С. 155.
22. Николай I – А.С. Меншикову. 30 июля 1854г. РГВИА. Ф. 481. Д. 8. Л. 24.
23. Николай I – А.С. Меншикову. 1 августа 1854г. Там же. Л. 27-27об.
24. подробнее см.: Кулаков А.А. Позиция Австрии в Крымской войне. Венские переговоры (декабрь 1854 – июнь 1855 гг.). // Вестник архивиста. 2004. № 1. С. 190-198.
25. Николай I – А.С. Меншикову. 16 (28) августа 1854г. РГВИА. Ф. 481. Д. 8. Л. 30-30об.
26. Русская старина. Т. XV. 1876. Март. С. 667-669.
27. Омер-паша (1806-1871), турецкий военачальник, в 1853-1854гг. главнокомандующий турецкими войсками на Дунае, с января 1855г. командующий турецкими войсками в Крыму, в октябре 1855 - феврале 1856г. командовал экспедиционным корпусом на Кавказе.
28. И.Ф. Паскевич – М.Д. Горчакову. 8 декабря 1854 г. РГВИА. Ф. 481. Д.7. Л. 29-32.
29. Николай I – А.С. Меншикову. 21 января 1855 г. РГВИА. Ф. 481. Д. 8. Л. 111.
30. Буоль-Шауэнштайн Карл-Фердинанд (1797-1865), граф, австрийский дипломат, в 1852-1859гг. канцлер Австрии.
31. Николай I – А.С. Меншикову. 10 февраля 1855г. РГВИА. Ф. 481. Д. 8. Л. 121.-121об.

[ZORA]

Я прочитал ветку.
Много очень любопытного, к сожалению сейчас нет времени чтобы аргументировано изложить свою позицию, поэтому ограничусь тем что отмечу три момента:

1.) Подавляющее большинство Славянского населения Османских Балкан делилось на две части:
- тех кто боялся Россию больше чем Османидов - Сербия (опасалась что Россия задушит ее в братских Славянских объятиях и уничтожит Сербскую национальность превратив в нечто похожее на Белорусов), а она претендовала на то что бы стать объединительным центром всех Балканских Славян и укрепление позиций России на Балканах, с неизбежной маргинализацией Сербии в этом процессе, ей совсем не улыбалось. Кроме того перед ней был пример Польши...
- тех у кого вообще не было сепаратистских настроений и национальной идеи - Болгары (уж сколько их пытались раскачать, но кроме пары-тройки шизоидов, как сейчас сказали бы "экстремистов" и "террористов" никто не клюнул - Болгары были весьма инертной и приземленной массой).
Т. о. образом Панславянизм в Руссофильского раскола не имел серьезной опоры внутри Османской империи. Более того, многие "братья-Славяне" определенно побаивались "Старшего Брата".
Кроме того, Панславянизм очень раздражал Немцев Австрии и Пруссии, которые нервничали при виде того как их собрат-Немец Николай пытается раскачивать лодку...

2.) Реформированная Османская армия была очень серьезной военной машиной и шапкозакидательские настроения в ее отношении со стороны Российского генералитета были именно шапкозакидательскими (прошу прощение за тавтологию).

3.) Никогда и ни при каких условиях Европейские державы не позволили бы (начиная с 20х гг XIX в) России овладеть Стамбулом и проливами. В случае реальной угрозы со стороны России Стамбулу ей пришлось бы иметь дело не только с Британией, Францией и Сардинией (ух как страшно звучит - "и с Сардинией":-)), но и с Австрией, а возможно и не только. До этого момента, сотрясаемая Наполеоновскими войнами Европа была занята своими делами, а в ЕкатериненскоПотемкинскую эпоху Россия смогла только подготовить базу для "броска на Юг" - кстати захватить устье Дуная, начать Кавказскую войну (никто не думал что она затянется более чем на век), уничтожить Крымский Ханат и Ногайскую Орду, построить базу Севастополь и написать на его воротах: "Дорога в Константинополь", завести Черноморский флот.
Только оказалось что это тупик...

PS Вообще взлелеянный с Екатериненских времен миф о полной никчемности Османской армии был только на экспорт - Потемкин признавал в письмах Екатерине, что несмотря на то что он только что "понтовался" перед Западными дипломатами, Турки очень серьезные ребята...
Но до сих пор некоторые историки пишут что 30тыс Русский корпус с 15 пушками гонял мокрыми тряпками (или штыками, т. е. почти не пользуясь огнестрелом ) 150тыс Турок и 135тыс Крымских Татар с 100 орудиями!
Лучше Геродота читать

[Артемий]

Но до сих пор некоторые историки пишут что 30тыс Русский корпус с 15 пушками гонял мокрыми тряпками (или штыками, т. е. почти не пользуясь огнестрелом ) 150тыс Турок и 135тыс Крымских Татар с 100 орудиями!

А на самом деле как было?

[Lusor]

Но до сих пор некоторые историки пишут что 30тыс Русский корпус с 15 пушками гонял мокрыми тряпками (или штыками, т. е. почти не пользуясь огнестрелом ) 150тыс Турок и 135тыс Крымских Татар с 100 орудиями!

А на самом деле как было?

Разумеется, с точностью до наоборот. Доблестные турецкие части шпыняли русских свиней, которые, как давно установлено наукой, воевать не умеют. А только топить врага в крови своих солдат. А поскольку рекрутская система, надо полагать, давала России просто неисчерпаемые солдатские ресурсы, только таким манером эти унтерменши и воевали.

[Stanislaw]

Судя по количеству открытых на форуме новых тем "черкесское нашествие" продолжается

[ZORA]

Судя по количеству открытых на форуме новых тем "черкесское нашествие" продолжается

Ну если одного меня считать "нашествием" то да

А тему за последние дней 10ть я открыл только одну.

[Артемий]

Я не знаю как было на самом деле так как не читал специальных исследований по этому вопросу.

А я читал. Вы мне не верите?

[ZORA]

Я не знаю как было на самом деле так как не читал специальных исследований по этому вопросу.

А я читал. Вы мне не верите?

Я не Вам не верю - Вы (как и я) там не были, а авторам таких книг.

Если я правильно Вас понял, где-то написано, что Османы собирались в числе 150тыс, к ним прискакивала (в одно место!) 100тыс Крымская конница, все это поддерживалось 100 пушками и против этого выходят Русские полки линейной пехоты и батальоны егерей в числе 30тыс человек с парой-тройкой тысяч драгунов и с 16 пушками, бросаются в штыки (так как "пуля - дура"), громят Турок и Татар в пух и прах и гонят до врат Царьграда?

Это для фольклера годиться, но для военной истории - нет.

Хотя бы потому что я крепко сомневаюсь в том что 100тыс всадников физически можно сконцентрировать в одном месте, управлять ими и обеспечить фуражом при Османской логистике XVIII в.

[tmt]

100тыс Крымская конница, все это поддерживалось 100 пушками и против этого выходят Русские полки линейной пехоты и батальоны егерей в числе 30тыс человек с парой-тройкой тысяч драгунов и с 16 пушками, бросаются в штыки (так как "пуля - дура"), громят Турок и Татар в пух и прах

умелая тактика способна на такое...
Известно ,что царь Ираклии с 2 000 человек победил 30 000 человек противника.
1:15.

а выше 1:3

[Lusor]

100тыс Крымская конница, все это поддерживалось 100 пушками и против этого выходят Русские полки линейной пехоты и батальоны егерей в числе 30тыс человек с парой-тройкой тысяч драгунов и с 16 пушками, бросаются в штыки (так как "пуля - дура"), громят Турок и Татар в пух и прах

умелая тактика способна на такое...
Известно ,что царь Ираклии с 2 000 человек победил 30 000 человек противника.
1:15.

а выше 1:3

Кажется, в 1805 году тоже был случай, когда 500 русских егерей-оккупантов смогли задержать надолго двадцатитысячный корпус персидской армии.