Мусин-Пушкин, "Слово..." и дело.

[Юлли]

Верте, я вернусь (если не попаду в ураган) и обязательно завершу эту душераздирающую историю.

.. вы едете отдыхать в Неваду?...

[Лемурий]

В связи с наступлением-таки отпускного периода, продолжение будет опубликовано после 10 августа...

Уважаемая, sasha a! Так понимаю, что это продолжение нашего с Вами спора в "Разгадка Слова..." Сам только вчера вернулся с такого же "периода", поэтому жду продолжения рассказа, как "Рукопись", которая "была переписана каллиграфическим почерком..." вдруг оказалась "подлинником"...

[sasha a]

МИСТИФИКАЦИЯ В КВАДРАТЕ

В то время, когда в Яссах решалась судьба «Греческого проекта» и возрождения «Второго Рима», в Петербурге обер-прокурор Синода отдавал все свои силы делам, на первый взгляд, далеким от нужд Православной Церкви. С августа 1790 года, согласно личному распоряжению Екатерины, в канцелярию обер-прокурора доставляли из монастырских архивов старинные рукописи. Наибольшее количество поступивших книг пришлось на сентябрь-ноябрь 1790 г. (Зимин А.А. «Слово...». Там же. С. 352).

Было бы крайне любопытно изучить список книг, присланных в канцелярию Мусина-Пушкина за период с августа по декабрь 1790 г. Можно было бы найти какие-то закономерности: из каких монастырей, какого периода книги искали в библиотеках. А то что в поисках была какая-то система, не вызывает сомнения – осенью 1790 г. слишком напряженным был момент как для России, так и для символического центра Православия, чтобы отвлекаться на вопросы, не связанные с предметом дипломатических переговоров. (Поделитесь, если у кого есть: Поленов Д. В. О летописях, изданных от св. Синода. Составлено по подлинным бумагам Д. В. Поленовым. – Зап. АН. Т. IV, кн. II. Спб. 1864, с. 174-202.)

На мой взгляд, Мусин-Пушкин искал другие списки со «Слова о полку Игореве». Тот список, который находился в Хронографе Иоиля, исследователи относят к середине XVI в. Находя множество примеров «псковизмов» в тексте, ученые с большой долей вероятности предполагают, что его протографом являлся некогда существовавший Псковский список XIII в.
(Творогов О. В. Псковские элементы в языке "Слова" // Энциклопедия "Слова о полку Игореве": В 5 т. — СПб.: Дмитрий Буланин, 1995.
Т. 4. П—Слово. — 1995. — С. 187—188. Почти дословная цитата из «Слова...» содержится в Псковском Апостоле 1307 г.

Сохранились сведения о существовавших в конце XIX в. по крайней мере еще двух списков «Слова...» в старинных рукописных книгах. Следы одного из них ведут в библиотеку Олонецкой духовной семинарии в Петрозаводске, другого – в Костромскую область, в домашнюю библиотеку собирателя древностей П.А. Суханова. Оба списка пропали.
Салмина М. А. Списки "Слова" // Энциклопедия "Слова о полку Игореве": В 5 т. — СПб.: Дмитрий Буланин, 1995.
Т. 5. Слово Даниила Заточника—Я. Дополнения. Карты. Указатели. — 1995. — С. 45—46.

Видимо, Мусин-Пушкин разыскивал эти списки. Очевидно, поиски более ранней рукописи не увенчались успехом, и для императрицы был скопирован текст из Хронографа Иоиля, так как подлинные тексты государыне «читать было трудно». Эта копия получила позднее название Екатерининской. Ее обнаружил Пекарский П.П. в 1864 г. в архиве императрицы среди черновых рукописей, переплетенных в несколько фолиантов. «Между ... собственноручными заметками и выписками Екатерины, — писал Пекарский, — в описываемый фолиант переплетены некоторые материалы, относящиеся до русской истории. Все они переписаны набело разборчивым почерком писцов прошлого столетия». К копии «Слова...» прилагался перевод, снабженный комментариями и материалами великокняжеских родословий, сделанных рукой Екатерины. В том же фолианте находились «распоряжения, касающиеся присылки из древних русских городов сведений о супругах князей».

По наблюдениям Д.С. Лихачева, копия «Слова...» и перевод были переданы Екатерине не одновременно: перевод сделан позднее и переписан в спешке. На копии «Слова...» императрица сделала ряд помет: «две касаются прочтения древнерус. слов («възрѣ», «бързыя комони»), а девять относятся к установлению сведений об ист. лицах, упоминаемых в поэме. В комментариях к переводу «Слова...», даны ответы на вопросы, отмеченные в копии, кроме «№ 2. Красныя Глебовны» и «№ 9. Ярославна рано плачетъ в Путивлѣ». Сведения о Ярославне, которые имелись в приложенном к копии изложении содержания поэмы, о том, что она — «супруга младого Владимира, князя Путимльскаго», не удовлетворили Е., и она обратилась к рукописным материалам Татищева, копии которых ей были присланы из Москвы Г. Ф. Миллером (ГПБ, Эрмитажное собр., № 555). Здесь в разделе «Браки князей русских» Екатерина отметила следующее известие: «1184. Игорь Святославичь на дочери Ярослава Галицкого» (л. 285) и ниже «Кончины князей русских назначено»: «1201. Князь Святославичь Черниговский. Ефросиния». Так Екатериной было установлено имя, родословное происхождение и год замужества Ефросинии Ярославны Галицкой — жены Игоря Святославича Новгород-Северского».

Исследователи обратили внимание, что в комментариях к Екатерининской Копии отсутствуют пояснения к словам «ногата» и «резана», которые даны в мусин-пушкинском издании «Правды русской», опубликованном в 1792 г. Это дало основание отнести время составления Екатерининской Копии к концу 1791- началу 1792 г.
Моисеева Г. Н. Екатерина II // Энциклопедия "Слова о полку Игореве": В 5 т. — СПб.: Дмитрий Буланин, 1995.
Т. 2. Г—И. — 1995. — С. 158—160. )

Таким образом, появление Екатерининской копии «Слова...» совпало с подписанием в Яссах мирного договора, решившего судьбу «камня раздора» между Россией и Портой – Крыма и Таманского полуострова. Напомню, что предлогом для объявления войны стало требование турецкого правительства вывести русские войска из Крыма. 5 августа 1787 г. посланнику Я.И. Булгакову была вручена нота с требованием возвратить Османской империи Крым и признать недействительным Кючук-Кайнарджийский трактат. 13 августа Порта объявила России войну, 17 сентября императрица подписала ответный манифест.

Итогом четырехлетней кровопролитной войны стали небольшие территориальные приобретения в северном Причерноморье. Грандиозный фейерверк «Греческого проекта» завершился вялым «пшиком». Подписанный 29 декабря 1791 г. мирный договор заставляет многих исследователей трактовать «Греческий проект» как грандиозную мистификацию екатерининской эпохи.

«В официальной советской историографии в качестве базовой утвердилась разработанная О.П. Марковой концепция, согласно которой Греческий проект был лишь дипломатической комбинацией, придуманной Екатериной, для того чтобы связать руки Австрии накануне присоединения к России Крыма в апреле 1783 г.»

В самом деле, уже с первых шагов проект возрождения Византии сопровождался хитроумной иллюминацией, звуковыми эффектами и прочей бутафорией. Попробуем взглянуть на это лицедейство со стороны кулис.

В мае 1780 года в Могилеве состоялась встреча Екатерины и австрийского императора Иосифа, обставленная с необычайной таинственностью и одновременно пышностью. Император прибыл под вымышленным именем, но в сопровождении большой свиты. Императрицу сопровождал почти весь двор и эскадрон кирасир. К ее приезду в Могилеве была установлена Триумфальная арка, город украшен фестонами и прозрачными символическими картинами, стянуто десять тысяч войска, съехалось все дворянство Могилевской и Полоцкой губерний. Из Петербурга выписана итальянская опера и придворная капелла. Известный в то время архитектор Бригонзи отстроил театр огромных размеров бальную залу. Итальянская труппа (в составе К.Бонафини, А.Д. де Бернуци) представили 25, 27 и 29 мая 1780 г. оперы Дж.Паизиела "Мнимая возлюбленная", "Фраскатана" и "Мнимые философы". Проект могилевского храма с трехступенчатой хитроумной иллюминацией и символикой вольных каменщиков стал апофеозом неформальной встречи в верхах. Рождение союза России и Австрии стало предметом живейшего обсуждения в европейских правительственных кругах.

Предмет переговоров получил дальнейшее продолжение в личной переписке Екатерины и Иосифа и был обставлен такой же «секретностью». 9 января 1781 г. австрийский посол в Петербурге Л. Кобенцель под «величайшим секретом» предложил вице-канцлеру И.А. Остерману приступить к обсуждению деталей. После почти полугодовых переговоров появился уникальный русско-австрийский договор, получивший форму частных писем Иосифа и Екатерины от 21 и 24 мая 1781 г. Считается, что столь необычная форма заключения союза была вызвана стремлением сторон сохранить условия соглашения в тайне.

«В основе достигнутых договоренностей лежало согласие России гарантировать территориальную целостность Австрии в соответствии с Прагматической санкцией Карла VI 1713 года, закрепившей за Габсбургами их наследственные владения в разных частях Центральной Европы и в Италии. Со своей стороны, австрийский император отдельным письмом признавал за себя и своих наследников территориальные приобретения России в соответствии с Кючук-Кайнарджийским договором 1774 г. и обязывался в случае объявления Портой войны России действовать против турок в союзе с ней. Кроме того, в секретной сепаратной статье, оформленной вторым письмом от того же числа, Иосиф выразил готовность «открыто принять сторону» России в случае, если «в продолжение предполагаемой войны против Оттоманской Порты» она «подвергнется враждебному нападению со стороны какой-либо иной державы». (Стегний П. В. Еще раз о греческом проекте Екатерины II. Новые документы из АВПРИ МИД России // Новая и новейшая история, № 4. 2002. С. 101)

Несмотря на соблюдение конфиденциальности, сведения о завоевательных планах России и Австрии в отношении Турции получили столь широкое распространение в европейских дипломатических кругах, что «за день до подписания договора, 20 мая, австрийский император предложил Екатерине заявить публично, что «договор, по поводу которого уже постарались с таким коварством и недоброжелательством поднять тревогу в целой Европе, не состоялся». Екатерина, разумеется, отвергла как это, так и последующие аналогичные предложения Иосифа, заверив его, что в Петербурге доступ к их переписке имеет только она сама». (Там же. С. 102)

Однако утечка информации продолжалась. Особый интерес к частной переписке русской императрицы и австрийского императора проявляла Пруссия, делавшая вид, что не верит ни единому слову «Греческого проекта». Прусский король Фридрих II в письме своему посланнику в Петербурге графу Герцу от 2 апреля 1782 г., ссылаясь на информацию, полученную из Венеции, писал: «Продолжают поступать довольно противоречивые новости о том, что оба императорских двора уже согласовали между собой раздел завоеваний, которые они намереваются сделать. Говорят, что не только Белград, но и часть Фракии, Молдавии и Валахии должны отойти венскому двору. Я, однако, с трудом верю, чтобы императрица так плохо позаботилась о собственных интересах и была готова отдать большинство обломков Турецкой империи австрийцам, за исключением Константинополя и Андрианополя... Франция, которая также что-то прознала об этом проекте двух императорских дворов, бьет тревогу в Турции, и в случае если этот проект будет исполняться, она, кажется, решила противиться ему всеми своими силами. Думаю, однако, что с этим проектом случится то же, что и с большинством других, сформулированных императрицей, — его оставят на бумаге, не слишком обременяя себя его исполнением».

[sasha a]

Количество срочных депеш, доставлявшихся в правительственные кабинеты европейских государств, резко возросло после 1 июля 1782 г., когда император Иосиф отправил из Люксембурга в Царское Село послание к Екатерине, в котором выражал готовность «вступить всегда и в какое угодно соглашение с Вашим императорским величеством относительно всяких событий, которые могут быть вызваны крымской смутой», а с другой – настоятельно просил государыню «открыть свои мысли и намерения».

В ответном письме от 10 сентября 1782 г. Екатерина предложила ввиду препятствий, которые Порта чинила проходу российских судов через Босфор и Дарданеллы, а также подстрекательств с ее стороны жителей Крыма к восстанию, заключить «секретную конвенцию о вероятных приобретениях, которые мы должны домогаться у нарушителя мира». В качестве основы такой конвенции Екатерина видела договоренность о создании между Российской, Австрийской и Турецкой империями буферного государства в составе Молдавии, Валахии и Бесарабии, которое она назвала античным именем Дакия. При этом Екатерина подчеркивала, что Россия не претендует на это буферное государство и стремится лишь присоединить крепость Очаков на Днестровском лимане и полосу земли между реками Буг и Днестр (то есть была сформулирована задача минимум, которая в итоге стала результом Ясского мирного трактата 1791 г.).

Однако в Европе немедленно уловили намек Екатерины на программу-максимум, заключавшейся в овладении русским флотом Босфором и Дарданелами, а затем распространении господства на Средиземном море. Свои геополитические намерения Россия не замедлила проиллюстрировать эффектной мизансценой.

Четырнадцатого октября 1782 г. русский посол в Гааге князь Дмитрий Алексеевич Голицын отправил обычной почтой письмо к барону Гримму, надписав конверт: A Monsieur, Monsieur le baron de Grimm, Ministre Plenipotentiaire de Saxe-Gotta, rue de la Chaussee d'Antin, pres le Boulevard. A Paris.

Приведу содержание письма полностью.

Гага, 14 октября 1782.
“Милостивый государь, жизнь человеческая — вещь, которую я меньше всего понимаю.
Я был самым спокойным человеком. Моя жена воспитывала наших детей в Мюнстере. Они преуспевали на-диво. Я видался с ними, когда им нужна была моя помощь. Я не вмешивался ни в какую интригу, ни в какой заговор. У меня были друзья. Я исполнял свои обязанности с такой аккуратностью, что был всегда доволен сам собой; все шло прекрасно. Одним словом, я был счастлив, очень счастлив, и вы это знаете.
Русская императрица, которая никого никогда не сделала несчастным, сказала мне на этих днях: “Отправляйтесь в Турин, не оставайтесь более в Голландии”.
Приходится покинуть жену, детей, друзей, вкусы, привычки и пр. И вот из счастливца, каким я был, я становлюсь несчастнейшим из людей. Какая перемена декораций! Понимаете ли вы в этом что-нибудь?
Если б вы могли объяснить мне это, вы оказали бы, как мне кажется, большую услугу всему человечеству, а в особенности тому, кто останется на всю жизнь вам преданным всем сердцем и всею душою.
Князь Дмитрий Голицын.
Р.S. Если б вы могли в ваших святых молитвах к св. Екатерине замолвить за меня словечко, вы спасли бы от крушения и несчастия целое семейство, которое прониклось бы к вам невыразимою словами благодарностью. Оно было бы вам обязано более чем жизнью, так как глава этого семейства в отчаянии и жизнь ему невыносима в настоящее время”.
(Письмо князя Д. А. Голицына к барону Гримму // Исторический вестник, № 7. 1882. С. 220-221)

Не требовалось большого умственного напряжения, чтобы понять прозрачный намек князя Голицына: в Турине намечались интриги и заговоры со стороны русских дипломатов. Все коронованные подписчики газеты барона Гримма «Correspondance litteraire philosophique et critique» немедленно получили крайне интригующее известие. Впрочем уже летом 1782 г. европейские наблюдатели заметили резкий всплеск в дипломатических сношениях России с итальянскими городами, расположенных на побережье Средиземного моря.

Первого июля 1782 г. в Геную, проследовав через Варшаву, Вену и Венецию, прибыл капитан первого ранга А.С. Мордвинов. В инструкции, составленной Безбородко, говорилось, что он назначается «поверенным в делах при Республике Генуеской и при других с нею смежных италианских областях, где нет еще особливых от е.в. акредитованных лиц..., с одной стороны, для поспешествования и распространения заводимой на Средиземном море подданными ея безпосредственной торговли, а, с другой - для приобретения подробных и верных сведений о настоящей политике итальянских областей, поскольку оная к общим всей Европы делам некоторое и небезважное отношение иметь может».

В свою очередь Генуэзская республика выразила желание направить в Петербург своего представителя – маркиза Дураццо. К сожалению, по семейным обстоятельствам маркиз Дураццо так и не смог приступить к исполнению дипломатических обязанностей. Вместо него в Петербург прибыл маркиз Стефан де Риварола, однако его миссия заключалась лишь в выражении благодарности русскому правительству за назначение в Геную своего представителя. Маркизу было строго запрещено обсуждать какие-либо политические или торговые вопросы.

Между тем, указом от 28 июля был назначен поверенный в делах России во Флоренции. А в августе 1782 г. стало известно о намерении Сардинии направить в Петербург своего посланника маркиза ди Парелла. Ответным шагом русского правительства стало назначение поверенным в Турин князя Голицына, имевшего к тому времени тридцатилетний стаж дипломатической работы. Историко-документальный департамент
МИД Российской Федерации.//РОССИЯ И ЕВРОПА В XVIII в. Италия.http://64.233.169.104/search?q=cache:bHUFM0fMHkMJ:www.ln.mid.ru/ns-arch.nsf/88ff23e5441b5caa43256b05004bce11/12abe461c5805fc343256b06002fb330%3FOpenDocument+%D1%82%D1%83%D1%80%D0%B8%D0%BD+1782&hl=en&ct=clnk&cd=4&gl=us

Форма письма князя Голицына к барону Гримму и способ отправки (по недипломатическим каналам) говорят в пользу того, что содержание послания представляло собой санкционированную русским кабинетом «утечку информации». В своем «полуоткрытом» письме князь достаточно ясно дал понять, что несмотря на суету на Средиземноморском побережье, «перемена декораций» не предусмотрена. И действительно, благодаря «молитвам св. Екатерине», князь Голицын остался на своем посту в Гааге, который сохранил до кончины (1803 г.). Вместо Голицына посланником в Турин был назначен Н.Б.Юсупов, прежде выполнявший в Италии отдельные дипломатические поручения.

Юсупову поручалось "недреманным оком охранять интересы" Российского государства, "противное оным отвращать", "неосновательныя разглашения опровергать, а особливо посторонния негоциации наблюдать". Посланник должен был "внушать Сардинскому двору о пользе ближайшаго его с Россиею сношения, а до того о благосклонном приеме в его пристанях наших торговых судов и военных эскадр", ежегодно отправляемых в Средиземное море "для прикрытия и охранения начинающагося по оному безспосредственнаго кораблеплавания россиян".

В то время как на итальянской сцене разыгрывалась пантомима «русские прорубают окно в Средиземное море», европейские политики рассматривали на свет водяные знаки в секретных документах, которые составлялись в кабинетах Австрии и России. Осенью 1782 г. на стол императора Иосифа легла докладная записка австрийского посла графа Кобенцеля, а для русской императрицы А.А. Безбородко составил «Записку по Греческому проекту». (Стегний П. В. Еще раз о греческом проекте Екатерины II. Новые документы из АВПРИ МИД России // Новая и новейшая история, № 4. 2002. С. 101-119)

Оба документа сближает не раз повторяющееся утверждение, что Англия ни при каких обстоятельствах не собирается вмешиваться в европейские дела, т.к. глубоко увязла в американской войне.

Австрийский посол докладывал императору Иосифу: «Какую помощь могла бы оказать нам Англия, для того чтобы прикрыть наши владения от берлинского двора? Нынешняя война слишком занимает эту державу, для того чтобы она могла в ее течение предпринять малейшее усилие в нашу пользу. А если она закончится, то Великобритания не будет ни к чему склонной более, чем к тому, чтобы возместить свои потери длительным миром; оставаясь традиционно безразличной ко всему, что происходит на континенте, она будет избегать вовлечения в новую войну, а если бы она все-таки этого захотела, то поскольку ее морские силы будут заняты берлинским двором, то какую помощь она могла бы эффективно нам оказать?» (КОПИЯ СЕКРЕТНОГО СООБЩЕНИЯ АВСТРИЙСКОГО ПОСЛА ГРАФА КОБЕНЦЕЛЯ.1782 год. Там же. С. 110).

Ему вторит Безбородко: «Англия, хотя бы и была прямо на нашей стороне, мало нам тут пособия принести может. Она, без сомнения, выйдет из настоящей войны при всей славе с знатным ущербом своего могущества. Нельзя никак полагать, чтобы она, конча беспосредственные свои дела, нашла для себя сходным вмешаться в наши, где для нее великой пользы ожидать трудно, вместо того еще и иная предлежит опасность дать повод к новой войне с Бурбонскими дворами. Она, конечно, не отказалась бы заключить с нами союзный оборонительный договор, не изъемля уже из случая союза и турецкую войну».
К записке Безбородко приложена следующая собственноручная резолюция Екатерины:
«Я думаю, что Франция и так может быть довольна, что Россия не есть союзник Англии.
Второе, Франции откровенности давать надлежит не инако, как дабы осталось пассивна.
Третье, Англию фаворизировать нужно во многом, но союза ее избегнуть, колико можно.
Четвертое, между королем Прусским и императором остается пока роль всегдашнего медиятора или посредника.
Пятое, Курляндия должна остаться навсегда как есть, между державами независима»
(ЗАПИСКА БЕЗБОРОДКО ПО ГРЕЧЕСКОМУ ПРОЕКТУ. Там же. С. 113, 119)

А вместе с тем, тень Великобритании постоянно мелькала русско-австрийского союза, то появляясь в виде шотландских вольных каменьщиков, то облачаясь в лохмотья «английской лихорадки», то наряжаясь в дипломатические одежды. Так, непосредственно накануне русско-турецких переговоров в Яссах, во время своего пребывания в Петербурге с февраля по август 1791 г., князь Потемкин несколько раз встречался у себя на даче с английским послом сэром Эверардом Фокнером, присланном в Россию с секретной миссией. Предметом обсуждения являлись условия мирного договора с Портой.

Следует отметить, что Фокнер являлся другом и постоянным корреспондентом Вольтера, столь почитаемого императрицей. Вольтер жил в доме Фокнера во время своего пребывания в Англии. Сэр Эверард в 1737-1744 гг. исполнял обязанности посла Англии в Оттоманской империи, с 1745 г. имел должность начальника Британского почтового ведомства и ведал переброской английских военных транспортов в район Дарданелл. В том же году он стал одним из инвесторов первой в Англии порселановой мануфактуры. (The Albemarle Papers. Ed. Terry, Charles Sanford. Aberdeen, 1901. Vol. II. Pp. 390-391.

...Здесь приходит на ум саркастическое замечание одного коллеги о «несолидном» пожелании Петра I приобрести за границей порселановые печи. О «печах» ли заботился государь? Как видим, люди, понимавшие толк в поставках вооружения, с удовольствием вкладывали капиталы в производство фарфоровых стауэток и прочие мелочи. В конце концов, фирма «Ремингтон» выпускала не только пишущие машинки, но и оружие....

По свидетельству Самойлова, именно переговоры с Фокнером заставили князя Потемкина задержаться с отъездом в Яссы: : «По сим-то обстоятельствам князь Григорий Александрович пробыл в столице долее, нежели военные обстоятельства главного над армиями начальства ему позволяли».

Несомненно, именно достигнутая с Фокнером неофициальная договоренность о поставках вооружения дала возможность Потемкину вести переговоры с Портой в ключе превосходства, и вынуждала главного визиря Юсуф-пашу заискивать и осыпать подарками главу русской миссии. Бряцая английским оружием, князь мог рассчитывать на выполнение любых условий. Таким образом, «Греческий проект» опирался на английские поставки вооружения. Скоропостижная смерть князя 5 октября 1791 г. изменила расстановку сил.

[sasha a]

Прошу прощения, вношу небольшую поправку:

С секретной миссией в России в 1791 г. побывал сын сэра Эверарда - Вильям Аугустус, занимавший пост секретаря в Тайном королевском совете (The Dictionary of National Biography. Ed. Lee, Sidney. London. 1908. Vol. VI. P. 1127).
Англичанин удостоился аудиенции у Екатерины.

[Лемурий]

Сохранились сведения о существовавших в конце XIX в. по крайней мере еще двух списков «Слова...» в старинных рукописных книгах. Следы одного из них ведут в библиотеку Олонецкой духовной семинарии в Петрозаводске, другого – в Костромскую область, в домашнюю библиотеку собирателя древностей П.А. Суханова. Оба списка пропали.
Салмина М. А. Списки "Слова" // Энциклопедия "Слова о полку Игореве": В 5 т. — СПб.: Дмитрий Буланин, 1995.
Т. 5. Слово Даниила Заточника—Я. Дополнения. Карты. Указатели. — 1995. — С. 45—46.

Видимо, Мусин-Пушкин разыскивал эти списки. Очевидно, поиски более ранней рукописи не увенчались успехом, и для императрицы был скопирован текст из Хронографа Иоиля, так как подлинные тексты государыне «читать было трудно». Эта копия получила позднее название Екатерининской. Ее обнаружил Пекарский П.П. в 1864 г. в архиве императрицы среди черновых рукописей, переплетенных в несколько фолиантов. «Между ... собственноручными заметками и выписками Екатерины, — писал Пекарский, — в описываемый фолиант переплетены некоторые материалы, относящиеся до русской истории. Все они переписаны набело разборчивым почерком писцов прошлого столетия». К копии «Слова...» прилагался перевод, снабженный комментариями и материалами великокняжеских родословий, сделанных рукой Екатерины. В том же фолианте находились «распоряжения, касающиеся присылки из древних русских городов сведений о супругах князей»....

Давайте будет честными и допишем слова П.П.Пекарского « Все они переписаны набело разборчивым почерком писцов прошлого столетия...писанные рукою одного переписчика, были доставляемы императрице гр. Мусиным-Пушкиным »... Переписчик прошлого столетия от 1864 - это ранее 1792 г.
Тогда зачем понадобилось для составления "Критических замечаний" к переводу вызывать высококвалифицированных специалистов по Малороссии (предположительно И. Н. Болтина), указавшего существенные ошибки не только в изложении материала, но и в географии?

Что касается поиска ТОЛЬКО 2-х первоисточников - НЕ СХОДИТСЯ, ибо рукописи привозили целыми возами.
А читать было трудно (как и сейчас переводить) потому что куски из разных рукописей (этакий "франкенштейн")...

Кстати, 6.10.1792 умер Иван Никитич Болтин и его архив приобрел Мусин-Пушкин, сюда входили интересные работы этого замечательного географа и историка: «Выписки для уразумения древних летописей, с изъяснением древних слов, из употребления вышедших, и географических мест, упоминаемых в летописях наших», «Толковый славяно-российский словарь на букву «А» и др.), а также ряд древнерусских источников, в т.ч. летописей...

Надо отметить, что в 1793 году Мусин-Пушкин издает интересную книгу: «Духовная великого князя Владимира Всеволодовича Мономаха детям своим, названной в летописи Суздальской Поученье».

А теперь как всё собирается как мозайка:

Великий князь (бывш. черниговский) пишет своё "Злато слово" своим детям (Владимир Мономах был грамотный и умел писать)...
Призывает к объединению князей (знаменитый объединяющий съезд князей- 1097 Любеч), ведет успешные войны с половцами, пишет письмо князю Олегу Святославичу (вполне возможно что и обращается к архонтессе Руси - гречанке Феофании Музалон - жене кагана Олега (Ольгова коганя хоти)...

Чуть позже разберем подробно эти отрывки из "Слова..."

Вот пример:
"Рек Боян и ходы на Святославля песнотворца стараго времени Ярославля Ольгова Коганя хоти: "Тяжко ти головы кроме плечю, зло ти телу кроме головы" - Руской земли без Игоря"...

Рек Боян (по Рыбакову ум. 1083) жене (с 1081) кагана (с 1083-1094) Олега (Феофании Музалон) тяжко быть голове без плеч, зло быть телу без головы - Руской земли без Игоря (род. 1151)

[sasha a]

Давайте будет честными и допишем слова П.П.Пекарского « Все они переписаны набело разборчивым почерком писцов прошлого столетия...писанные рукою одного переписчика, были доставляемы императрице гр. Мусиным-Пушкиным »... Переписчик прошлого столетия от 1864 - это ранее 1792 г.
Тогда зачем понадобилось для составления "Критических замечаний" к переводу вызывать высококвалифицированных специалистов по Малороссии (предположительно И. Н. Болтина), указавшего существенные ошибки не только в изложении материала, но и в географии?

Давайте будем еще честнее: «Между ... собственноручными заметками и выписками Екатерины, — писал Пекарский, — в описываемый фолиант переплетены некоторые материалы, относящиеся до русской истории. Все они переписаны набело разборчивым почерком писцов прошлого столетия» («Слово о полку Игореве» по списку... С. 3). Пекарский предположил, что ист. материалы (включая список С.), «писанные рукою одного переписчика, были доставляемы императрице гр. Мусиным-Пушкиным»

Чуть позже разберем подробно эти отрывки из "Слова..."

Убедительная просьба: разбирать отрывки из "Слова..." в соответствующей теме.
Здесь прошу высказываться по вопросам, связанным с Греческим проектом и событиями 1780-1813 гг.

[sasha a]

Уважаемые геродотцы, для дальнейшего расследования мне необходима ваша помощь.
Прошу ответить на вопрос:

Что сближает Демосфена и Цицерона, помимо того, что оба были ораторами и увлекались филиппиками?

Спасибо.

[LeGioner]

Уважаемые геродотцы, для дальнейшего расследования мне необходима ваша помощь.
Прошу ответить на вопрос:

Что сближает Демосфена и Цицерона, помимо того, что оба были ораторами и увлекались филиппиками?

Спасибо.

Цицерон:
http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A6%D0% ... 0%BE%D0%BD

Демосфен:
http://uk.wikipedia.org/wiki/%D0%94%D0% ... 0%B5%D0%BD

[Лемурий]

Что сближает Демосфена и Цицерона, помимо того, что оба были ораторами и увлекались филиппиками?

Плутарх.Сопоставление Демосфена и Цицерона

[sasha a]

Спасибо, уважаемый Лемурий. Из вашей ссылки я почерпнула много интересного, о чем постараюсь сообщить в ближайшие день-два.

[sasha a]

ОРАТОРЫ И ОРАТОРКИ
Если на Континенте англичане держались в тени и не афишировали своего интереса к русско-турецкой войне, изображая озабоченность положением в американских колониях, то в самой Великобритании ситуация в северном Причерноморье являлась предметом пристального внимания. «Очаковский вопрос» не раз поднимался в Парламенте, вызывая бурные дебаты. В середине апреля 1791 г. очередное заседание в Вестминистер-Холле завершилось скандалом, который оказал непосредственное влияние на исход мирных переговоров в Яссах.

Любопытные подробности этих событий можно найти в письмах Хораса Уолпола (Horace Walpole), графа Орфордского. Младший сын премьерминистра Роберта Уолпола и кузен адмирала Нельсона, он являлся членом Парламента, однако деятельного участия в политических дебатах не принимал, держался в тени. Вместе с тем его считали одним из самых осведомленных людей своего времени. Хорас Уолпол получил известность как писатель, основатель жанра готического романа.

В 1791 г. Уолполу исполнилось 73 года. Убежденный холостяк, он на старости лет подружился с сестрами Мери и Агнес Берри, которым в то время было 28 и 27 лет. Его переписка со старшей сестрой, мисс Мэри Берри, писательницей, опубликована в книге Miss Barry's Journals and Correspondance, from the year 1783 to 1852. Ed. Lady Theresa Lewis. London, 1866.

В сопровождении отца сестры Берри путешествовали в то время по Италии и вращались в самых изысканых салонах. Новости, которые приходили из Лондона, без сомнения тут же становились достоянием гласности в европейских дипломатических кругах, а следовательно, и в Питербурге. Весной-летом 1791 г. в письмах Хораса Уолпола появляются известия о ходе русско-турецких переговоров. Он откровенно высказывает свою неприязнь к Екатерине, называет Семирамидой, прозрачно намекая на обстоятельства ее воцарения (Семирамида – легендарная Ассирийская царица, супруга царя Нина, хитростью убившая его и завладевшая властью).

На мой взгляд, письма Уолпола позволяют по-новому взглянуть на события, связанные с провалом «Греческого проекта» и появлением на свет Божий «Слова о полку Игореве».

28 февраля 1791 г. из Крыма в Петербург прибыл Потемкин. Его приезд, несомненно, был связан с затруднениями, возникшими в процессе мирных переговоров с Турцией. Затруднения были вызваны вмешательством Великобритании: англичане предложили взять на себя роль миротворцев. В Петербург тайно приехал представитель британского правительства Вильям Фокнер с пакетом условий: Россия сохраняла статус-кво в соответствии с предыдущим Кючук-Кайнарджийским мирным трактатом, включая отказ от Очакова и других крепостей в Северном Причерноморье. Русская сторона ответила категорическим отказом.

В своем письме от 14 марта Уолпол сообщает, что в Лондоне получили «довольно выскокомерный» ответ «от Великого Турка из Петербурга» на свое предложение урегулировать конфликт в Черном море. Ответ светлейшего князя не понравился англичанам. «Мы, - замечает Уолпол в том же письме , - уже выразили свое - уже выразили свое неодобрение в количестве восемнадцати кораблей – но все же сохранения нашего достоинства обходятся нам такой дорогой ценой, что, я думаю, мы позволим ей (Екатерине) дойти до Черного моря и черт с ней!». (С. 290)

Уолпол бравировал, хотя резкий ответ России вызвал замешательство в Англии. Высокомерие светлейшего князя опиралось на ту хитроумную комбинацию, которую он разыграл во Франции. Граф С.Р. Воронцов, пребывавший в то время на посту посла в Лондоне, рассказывал, что Потемкин предоставил значительную сумму денег русскому посланнику в Париже, Симолину, чтобы подкупить графа Мирабо и заставить его содействовать разрыву между Францией и Англией. Саксонский посол Гельбиг доносил в марте своему двору: «Князь Потемкин ... тратит громадные суммы на покупку разных драгоценных вещей; мне говорили, что он первую неделю своего пребывания здесь накупил таких предметов на сумму 100,000 рублей», прозрачно намекая на «Великую Гетманскую булаву», приказ о формировании которой был отдан 23 января 1791 г.

В Лондоне потребовалось время, чтобы взвесить ситуацию и принять соответствующие меры. 19 марта Уолпол жаловался мисс Берри, что Парламент занимается законотворчеством, а не политикой. (стр. 290). Отсрочка понадобилась, чтобы достичь договоренность с Пруссией о совместных военных действиях против России в Балтийском море. (Schroeder, Paul W. The Transformation of European Politics, 1763-1848. Oxford University Press. 1994. P. 79-80).

Наконец, 27 марта премьер-министр Питт сделал доклад в палате Общин о положении в Европе. Содержание доклада сводилось к необходимости начала военных действий против России, как сообщил Уолпол в письме к мисс Берри. (стр. 292-293). В тот же день он написал еще одно послание, дополняя, что «в верхах клянуться, что (Екатерина) готова проложить свою дорогу до Константинополя через кровь еще ста тысяч турок, и что мы поступили опрометчиво, послав ей изображение лавровой ветви. С другой стороны, Пруссия колеблется и обижается, и требует от нас обещания помочь ей добиться мира, помогая разжечь войну, и таким образом, действуя из самых доброжелательных и мирных побуждений, мы, как полагают, готовы послать двадцать кораблей в Балтийское море и еще половину такого количества – в Черное море». (С. 296). Война была объявлена не только на море, но и на суше. В Париже распространился слух о великой измене, о «продажности» Мирабо. 27 марта он испытал первый жестокий приступ болезни, вскоре оборвавшей его жизнь.

Тревожные сведения из Пруссии о переговорах с англичанами и военной угорзе со стороны Балтийского моря, а также провал Мирабо во Франции заставили Екатерину впасть в уныние. Многие отметили признаки отчуждения между светлейшим князем и императрицей. Храповицкий рассказывает о следующем эпизоде, имевшем место во второй половине марта: «Захар из разговора с князем узнал, что (императрица), упрямясь, ничьих советов не слушает. Он (Потемкин) намерен браниться. Она плачет с досады; не хочет снизойти и переписаться с королем прусским». (Брикнер А.Г. Там же. С. 196, 200).

В Лондоне «русский вопрос» также вызвал разногласия. 29 марта премьер-министр Вильям Питт обратился к Парламенту с запросом о финансировании «Русской войны». Два дня шло обсуждение в кулуарах. Вечером 31 марта в первых же строках своего письма Уолпол описывает подробности заседания в Парламенте: обе палаты приняли королевский проект военного вмешательства в дела России, хотя высказывалось неодобрение по этому поводу, и даже был отмечен всплеск негативных эмоций в гвардейских частях. Оппозицию возглавлял Чарльз Фокс, постоянный соперник Питта. «Европа в настоящее время, - замечает далее Уолпол, - находится в состоянии странного возбуждения, приведенная в смятение демонами республиканства и монархии – во всяком случае – Пруссия; и, я бы сказал, Семирамида следует за Пруссией по пятам; если это так, то мы, в конце концов, можем позволить ей дойти до Константинополя, но не дальше. Более того, я с трудом могу себе представить, что, достигнув цели, она восстановит и возродит Грецию и т.д. и станет лучшим покупателем, чем Турция».(294)

Действительно, в Перетбурге двор находился в состоянии нервного возбуждения. Саксонский дипломат Гельбиг писал, что между императрицей и светлейшим князем произошло полнейшее охлаждение и что лишь внешние соображения заставляли обоих показывать вид, будто между ними продолжались прежние дружеские отношения. Причину разрыва видели в нежелание князя «принять энергические меры для заключения мира с турками».

Императрице было от чего прийти в смятение. В конце марта – начале апреля из Лондона поступило сообщение о тайном приезде туда генерала О'Хара, который, как считалось в светских кругах, скрывался в Италии от карточных долгов. Генерал, получивший широкую известность благодаря своим победам на американском континенте, был хорошо знаком мисс Берри: О'Хара ухаживал за девушкой в Италии и добивался ее руки, но получил отказ. Слухи о его возвращении в Англию подтвердил Уолпол. 3 апреля он пишет мисс Берри о том, что генерал настолько неуловим, что ему еще не удалось повидать его даже на военных советах. Затем Уолпол прибавляет в шутливой форме: «Поскольку наш флот намеревается свергнуть с престола Катерину Петручевну (Catherine Petruchia), то генерала, судя по всему, не пошлют в Сибирь». (С. 296)

В Перетбурге явно было не до шуток: 2 апреля скончался Мирабо. Не успели французы предать его тело земле (похороны состоялись 4 апреля), как в Лондоне уже получили скорбное известие. Вечером 4 апреля Уолпол написал мисс Берри: «Мирабо умер – ай! Поразительным образом это произошло из-за гнилой (игра слов: putrid – «гнилой», «насквозь продажный») лихорадки, которая поразила его в сердце». (С. 297).

[sasha a]

В Лондоне расчитывали, что смерть Мирабо заставит Екатерину ужаснуться, а светлейшего князя смирить гордость и высокомерие. Недавние революционные события во Франции убедительно показали всей Европе, как непрочен королевский трон, и какой разрушительной силой обладает толпа босоногих «санкюлотов».

Ответ из Петербурга ожидали не позднее 10 апреля. Однако светлейший князь не спешил с отправкой гонца. Храповицкий писал 9 апреля: «Князь (Потемкин) с графом Безбородкой составили какую-то записку для отклонения от войны. Князь говорил Захару: Как рекрутам драться с англичанами? Разве не наскучила здесь шведская пальба». (Брикнер А.Г. Там же. С. 193)

Депеша из Петербурга задерживалась. В Лондоне спохватились, как бы не перегнуть палку, и смягчили свой тон: 10 апреля Уолпол пишет в письме к мисс Берри: «У меня нет пока никаких новостей для мистера Берри о нашей Русской войне, помимо того, что война против России чрезвычайно непопулярна (в лондонских кругах) и, вполне вероятно, м-р. Питт приложит все усилия, чтобы избежать ее, если у него появится такая возможность. Вы же знаете, как я не люблю Катерину Петручевну Цареубивицу (Catherine Petruchia Slayczar), но я вовсе не имел в виду, чтобы наш флот сверг ее с престола». (С. 299)

Потемкин тянул с ответом, так как в Лондоне в это время русский посол граф Воронцов готовил англичанам скандал: протест в прессе и в Парламенте против вмешательства английского правительства в русские дела.

Депеша из Петербурга была доставлена в Лондон 15 апреля. В тот же день в Парламенте был поднят вопрос о судьбе Очакова, причем дебаты закончились выкриками возмущения в адрес короля и правительства. Блестящая речь Чарльза Фокса убедительно доказала, что столкновение с Россией по поводу Очакова не принесет Британии какой-либо пользы. Благодаря ораторским способностям Фокса, России удалось посеять сомнения в умах общественности относительно способности Питта балансировать на грани войны.Члены палаты Общин выразили свое неудовольствие кабинетом иностранных дел, и встал вопрос о кадровых перестановках. В правительстве были вынуждены снизить тон в отношении России.

В тот же день, 15 апреля, Уолпол поделился новостью с мисс Берри: он, наконец, встретился с генералом О’Хара. Тот выглядел прекрасно: «как всегда - краснокожий и черномазый, а зубы - белы, как никогда». Уолпол сообщил, что «генерал получил более интересное назначение (чем Россия)». (С. 301). (Уолпол лукавил: О’Хара получил пост вице-губернатора в Гибралтаре лишь в следующем году).

Тем временем иностранные наблюдатели передавали из Петербурга своим правительствам сообщения, что светлейший князь Потемкин увлекся амурными делами. В запечатанных «княжеской гербовой печатью» конвертах, неосторожно оставленных на видном месте, находили записочки престранного содержания. Например, такие: «Душа моя, светлейший пунюшка, мяхъкие щечьки, пазволь себе напомнить нонешны дни Христа миром мазали а ты меня намаж памадой и погребенье его накрыли плащаницами, а ты жизь мая нас на здоровье адень своим кафтаном; пожалуй купидон мой милай и розов к празднику пришли; жизь мая пасылаю записку аб капрале, ежели ваша милость будет для праздника ево абърадовать прасти меня мой мяхъкой ангел, жалею что давно не видела». (Хмырев М. Д. Три записочки к князю Потемкину от неизвестных дам // Исторический вестник, № 1. 1881) Записка написана между 14 и 16 апреля: праздник Пасхи в 1791 г. выпал на 13 апреля. Плащаницу выносят "в великий пяток" (пятница перед Пасхой) из алтаря на середину храма для поклонения, где она остается до пасхальной полуночи.


По словам Державина, «злоязычники говорили, что будто он (Потемкин) часто пьян напивается, а иногда как бы сходит с ума; заезжая к женщинам, почти с ним незнакомым, говорит несвязно всякую нелепицу». (Брикнер А.Г. С. 195) На берегах Темзы также получили сведения о нелепых беседах князя с хорошенькими незнакомками: в последующие несколько недель в письмах Уолпола русские дела не упоминаются, а лишь выражается сочувствие мисс Берри по поводу ее «неловкого падения на берегу реки», из-за которого она чуть было не лишилась своего прелестного носика, получив болезненный порез. Видимо, Потемкину удалось значительно укоротить нос англичанам.

[sasha a]

Светлейший князь успевал не только ухлестывать за малознакомыми барышнями, но и уделять внимание императрице. В конце апреля Екатерина с радостью сообщила барону Гримму, что Потемкин в восхищении от великого князя Александра Павловича; в другом письме она хвалила подаренные ей Потемкиным и особенно удобные башмаки, прибавив, что «все теперь при дворе носят эту новоизобретенную обувь» (Брикнер А.Г. Там же. С. 199). Специально для равлечения государыни светлейший князь затеял невиданный праздник, который состоялся в Таврическом дворце 28 апреля.

Приглашенных было несколько тысяч человек. Залы украшали шелковые обои, роскошная мебель, прекрасные картины, ковры. Особое внимание было уделено иллюминации праздника: «из лавок взято напрокат до двухсот люстр и множество зеркал, кроме тех, которые были привезены с зеркального завода князя. От придворной конторы принято 400 пудов воску заимообразно; кроме 9–10,000 свечей было приготовлено более 20,000 стаканчиков с воском». (Брикнер А.Г. Там же. С. 202). Среди этого блеска особое внимание привлекал золотой слон, носивший часы на спине и шевеливший глазами, ушами и хвостом.

Гости увидели комедию «Мнимые любовницы», а также «Купец из Смирны (древнее название города Измир в Турции)». В стихах Державина, сочиненных специально для праздника, говорилось о событиях турецкой войны, о взятии Измаила, а также содержались намеки на «Греческий проект», на восстановление Византийской империи.

Петербуржцы и иностранные дипломаты веселились всю ночь напролет. Императрица покинула Таврический дворец в два часа ночи, а прибыв в Царское Село немедленно села писать письмо барону Гримму. Подробно рассказав о празднике и присовокупив собственноручный план главной залы в Таврическом дворце, она прибавила в заключение: «Вот как, государь мой, проводят время в Петербурге, несмотря на шум и войну и угрозы диктаторов». В Европе кругами на воде разошлись слухи, что Россию не устрашили угрозы Англии, и она не собирается отказываться от «Греческого проекта».

На Континенте уже мало кто сомневался, что у России появился сильный союзник. Тонкий намек императрицы на итальянских башмачников дополнил картину. Показная роскошь балов, безумные траты из государственной казны свидетельствовали о наличии в государстве ресурсов для продолжения военной кампании.

Вести из России посеяли сомнения среди членов королевского Тайного кабинета, по поводу дальнейших действий в отношении Росси мнения разделились. 4 мая Уолпол с унынием сообщает мисс Берри: «ничего не известно о Русской войне, также нет никаких сведений о назначении на должность министра иностранных дел, и нет ясности, почему последний был отозван» (Речь идет о Франсисе Осборне, который получил отставку в конце апреля 1791 г. после выступления Чарльза Фокса по «очаковскому делу» на заседании палаты Общин). Далее Уолпол пишет: «Герцог Йоркский отправился в Берлин, а пресса продолжает возмущаться. Все это выглядит угрожающе, однако держатели акций настроены философски и сохраняют хладнокровие» (С. 303)

Однако в пятницу, 6 мая, Уолпол пишет мисс Берри совсем коротенькую записочку, едва скрывая внутреннее ликование: «Я все же отсылаю письмо, хотя особых новостей нет; почтовый дилижанс, как вам известно, отправляют не зависимо от того, загружен он полностью или нет. Еще никогда мне не приходилось отправлять вам столь короткое сообщение. Надеюсь, что завтра или в понедельник (9 мая) я получу известие о том, что ваш носик уже продемонстрировал себя открыто во Флоренции; и что щечки приобрели натуральный румянец. Не напишите ли вы мне об этом?». (С. 304) Очевидно, Уолпола интересовали события, относящиеся к самому концу апреля или началу мая.

К сожалению, письма мисс Мэри Берри к Уолполу не сохранились, как считают издатели, они были уничтожены после его смерти. Однако некоторые сведения об открытой «демонстрации носика» можно найти в дневнике Мэри. В дневнике содержится всего две записи, сделанные в апреле (затем следуют ретроспективные и недатированные сообщения, относящиеся к августу).

Сестры Берри покинули Пизу 18 апреля, а тринадцать часов спустя их дилижанс прибыл во Флоренцию. Следующая запись в дневнике датирована 27 апреля. В этот день они совершили продолжительную прогулку, посетив библиотеку Лоренцо Медичи и библиотеку Маруиллиана. Библиотеки являлись публичными заведениями, но их патронировал сам герцог Тосканский Леопольд II, император Священной Римской империи (правил в 1790-1792 гг.)

Посетительниц сопровождал директор библиотек Анджело Бандини, который продемонстрировал сестрам Берри самые ценные книги из коллекции. В первом книгохранилище они увидели сборник Вергилия, созданный в IV веке, как они узнали, самый древний из сохранившихся, (мисс Берри отметила, что эту копию было читать значительно легче, чем ту, которая принадлежит Ватикану). Вниманию посетительниц был также предложен сборник Горация, с пометками, сделанными рукой Петрарки. В библиотеке Маручиллиана им довелось ознакомиться с полным собранием работ Марка Аврелия. (С. 329-333) Как видим, сестер заинтересовали, в первую очередь, древнеримские трибуны и ораторы, изучавшие греческую историю, философию и литературу, а также 12 книг римского императора Марка Аврелия, написанных на греческом языке, в которых уделяется центральное место воспитанию чувства долга.

Не ясно, выполнила ли мисс Берри просьбу Уолпола, высказанную в письме от 6 мая, но в последующих его письмах эпизод посещения флорентийских библиотек никаким образом не комментируется и не упоминается. Любопытно, что тем же числом, 6 мая, датировано письмо бывшего фаворита Екатерины, П. В. Завадовского, отправленное в Лондон (после отставки он получил должность статс-секретаря князя Потемкина). Завадовский сообщил графу С. Р. Воронцову «бородатую» новость: «Князь, сюда заехавши, иным не занимается, как обществом женщин, ища им нравиться и их дурачить и обманывать».

[sasha a]

Ровно месяц Уолпол обходит молчанием «русский вопрос», и лишь 3 июня делает приписку в письме к мисс Берри о том, что на дневном заседании Парламента не было вынесено никакого решения по поводу Русской войны. Такая же неопределенность – с назначением на пост министра, «но ходят слухи о кандидатуре Дандеса». Уолпол не выразил по этому поводу никаких эмоций, хотя настроение его было не слишком радужным, так как Генри Дандес являлся противником военного вмешательства Британии в дела европейских государств, он выступал за продолжение войны в колониях.

Впрочем, философское спокойствие главных держателей акций оправдало себя 4 дня спустя. 8 июня последовали следующие назначения: Генри Дандес получил портфель министра внутренних дел, сменив на этом посту лорда Вильяма Гренвиля (сторонника военных действий Англии на Континенте), который и занял кресло министра иностранных дел. Таким образом, несмотря на перестановки в правительстве, внешний курс Англии в отношении России не изменился.

В Петербурге также пристально следили за событиями на берегах Темзы. Сведения о назначении министром иностранных дел сторонника Питта говорили в пользу того, что британское правительство собирается продолжать агрессивную политику в отношении России. Светлейший князь предпринял ответные шаги. В те дни к Анапе стягивались свежие силы под командованием генерала Гудовича и генерал-майора Шица в составе в 19 батальонов пехоты, 54 эскадронов кавалерии, 3.5 тысячи казаков, и при 52 орудиях. В общей сложности не менее 20 000 штыков. Анапу защищал турецкий корпус в 10 000 человек, имея около 100 орудий.

Получив 19 июня известие, что из устья Дуная к Анапе на всех парусах спешит турецкая эскадра в 32 корабля, Гудович отдал приказ о штурме. После трех суток кровопролитных боев крепость была взята. Через два дня после штурма (24 июня), в виду Анапы показались турецкие суда, но, узнав об участи крепости, повернули обратно.

Надо полагать, операция под Анапой представляла собой отвелекающий маневр. Выманив турецкий флот из устья Дуная, 23-26 июня русские войска под командование генерала Репнина в составе трех корпусов (30 000 чел. и 78 орудий) переправились в районе Галаца. 28 июня произошло сражение под Мачином, во время которого был разгромлен левый фланг 80 тысячной турецкой армии. Правый фланг в районе Браилова атаковал корпус под командованием Кутузова. Тыл прикрывала Дунайская флотилия под командованием генерал-майора Дерибаса. 28 июня турецкие войска капитулировали. Потери неприятеля оценивались в 4 000 человек.

В Петербурге праздновали победу. «Великая Гетманская Булава» показала себя грозным оружием в руках князя Потемкина. Создание буферного государства Дакия с последующим завоеванием Константинополя, казалось, было делом ближайшего будущего. В эти дни всеобщего ликования, а точнее – 26 июня – Мусин-Пушкин получил пост Обер-прокурора Синода. Вряд ли это назначение привлекло внимание иностранных наблюдателей. Все внимание было приковано к представителю английского правительства – Вильяма Фокнера. После победы при Мачине его миссия потерпела полный крах: требование Британии отдать Очаков и Крым туркам выглядело смехотворно.

В Лондоне не могли не знать об успешных действиях русской армии, однако на протяжении всего июня в письмах Уолпола о «Русской войне» нет ни единого слова, его больше занимает судьба французской королевской семьи. После неудачной попытки бегства, предпринятой 20 июня, Людовика, Марию-Антуанетту и детей вернули в Париж, королеву содержали под арестом и несколько раз допрашивали. Его также заботит то, что мисс Берри несколько раз посещала госпиталь, где она могла подхватить какую-нибудь инфекцию.

Не позднее 29 июня на берегах Темзы должны были получить известие о взятии Анапы и успешных боях в низовьях Дуная. Действительно, поздним вечером Уолпол делает приписку в письме к мисс Берри. Он сообщает только что полученную им новость: «Франк Северный (Frank North), который находится за границей, дал музыкальную комедию на небольшой рыночной полощади, но получил холодный прием. Его друзья говорят, что либо музыкальное сопровождение было неудачным, либо певцы плохи. Я расчитывал, что у него больше юмора и остроумия. Мне приходилось видеть его более удачные выступления в этом жанре. Его брат Фредерик был остановлен на пути к Константинополю вследствие чумы и сейчас направляется домой. (С. 308)

Этот пассаж, думаю, озадачил не только меня, но и тех, кто вскрыл письмо Уолпола. В то время в Британском Почтовом ведомстве существовала специальная должность перлюстратора. Через руки «уполномочнных вскрывателей иностранной корреспонденции» (official openers of the foreighn correspondance) проходили все частные письма, отправленные с дипломатической почтой за границу (Сunningham, Allan. Anglo-Ottoman Ecounters in the Age of Revolution. 2 (1993). P. 43)

В чем же дело? Почему в письме Уолпола появились сведения, противоречившие общеизвестным фактам? Кто передал ему явную дезинформацию?

Действительно, в России появился новый британский наблюдатель. 17 июня 1791 г. в Питербург прибыл еще один представитель Английского правительства для сбора информации о ходе мирных переговоров. С именем этого англичанина связан дипломатический скандал, который изменил ход переговоров и заставил Россию отказаться от «Греческого проекта». Cкандал также явился причиной создания Екатерининской копии «Слова о полку Игореве», а, возможно, и скоропостижной смерти князя Потемкина.

(Насколько мне известно, «скандал Адаира» не получил освещения в российской научной литературе, а в английской – считается «темным местом» британской истории).