ЖИЗНЬ КЛИМЕНТА СМОЛЯТИЧА, ИЖЕ ТРОЯНОМ НАРЕЧЕН БЯШЕ
(Опыт исторической реконструкции)
Зарубский монастырь
Дата рождения будущего митрополита всея Руси неизвестна. Но очевидно, Климент был ровесником века. Двенадцатого, разумеется. Учтем тот факт, что Климент стал митрополитом в 1147 году. Мирополитом нельзя стать человеку, которому отроду меньше 40 лет. Естественно остановиться на дате 1100. Климент умер перед написанием «Слова о полку Игореве», незадолго до этого. Следовательно, ему было 83 года – это вполне реалистичная дата.
Таким образом, Климент был на 27 лет старше княгини Марии Васильковны, родившейся в 1127.
Прозвище Климента – «Смолятич». А.Ю.Карпов пишет: «Исследователи по-разному объясняют его прозвище: одни видят в нем свидетельство происхождения Климента из Смоленска (тем более, что имеются и другие подтверждения его особых связей с этим городом); другие считают отчеством (от имени Смолята). Не известно точно и где находился тот монастырь, в котором подвизался и принял схиму Климент: летописи знают два по меньшей мере "Заруба" в домонгольской Руси — город на Днепре недалеко от Киева, где находился монастырь, известный позднее как Зарубский Трактомировский Успенский или Крестовоздвиженский (определенно о том, что Климент происходил именно из этого "Заруба", сообщает переписчик Ермолаевского списка Ипатьевской летописи), и село в Смоленской земле».
На мой взгляд, более убедительной кажется вторая версия. Поэтому совершим небольшое путешествие в древний Заруб, близ Киева, где, вероятнее всего, Климент провел свои юношеские годы, годы учения, где он принял схиму и стал монахом-молчальником...
Остатки летописного Заруба находятся в самом центре трахтемировского «полуострова», на высоком правом берегу Днепра Точнее, Заруб – это одно из названий, которым обозначалось это место в ХІ-ХІІІ веках. Городище же здесь существовало намного раньше – по меньшей мере со ІІІ-ІІ веков до нашей эры. В научной литературе оно часто фигурирует под названием Монастырек.
Археологи достаточно четко выделяют три исторических этапа заселения городища – Зарубинецкий (с ІІІ в. до н.э), славянский (с VIII в. н.э) и древнерусский – с XI в. н.э. Однако, по описаниям, на городище находили материалы и более раннего времени, в частности – скифские. Учитывая, что Заруб находился в самом центре большого городища скифского времени, обнесенного валом, следы которого хорошо просматриваются и в наше время, с большой долей вероятности можно утверждать, что эта местность была заселена с самых давних времен.
Большие размеры поселения дают основания предпологать, что здесь был какой-то племенной центр, имевший, помимо всех прочих, и ритуальные функции. В древнерусское же время была заселена только восточная площадка. Обнаружение здесь древнерусского материала Максимовым во время В 70-х гг. здесь был обнаружен древнерусский материал, и это дало основание отождествить восточную площадку именно с древнерусским Зарубом.
Уменьшение размеров поселения в древнерусский период указывает на то, что крепость выполняла, по преимуществу, оборонные функции, защищая Зарубский брод, а также Зарубский монастырь, находившийся немного западней городища, в урочище Церковщина. Заруб мог существовать, одновременно, как крепость-укрытие на вершине плато, и как поселение вокруг монастыря.
К сожалению, техногенная деятельность человека уничтожает даже то немногое, что осталось от Заруба. Каневским водохранилищем были уничтожены древние села Зарубинцы (название-преемник летописного Заруба) и Монастырек (название, хранящее память о существовавшем здесь древнерусском, а впоследствии казацком монастыре). Водой постоянно подмываются террасы урочища Церковщина, уничтожая остатки древнерусских памятников. Их дни сочтены.
О значении этого места можно говорить очень много. Ссылаясь на авторитет Б.Рыбакова, можно утверждать, что территория между селами Трахтемиров и Зарубинцы (ныне физически существует только Трахтемиров, хотя и ему осталось не долго), на которой располагалось огромное городище скифского времени, издавна имела культовое значение. В «Язычестве древней Руси» Рыбаков утверждает, что именно здесь следует искать религиозный центр и своеобразную столицу «сколотов» - праславян скифского времени, находившихся в тесном взаимодействии с собственно скифскими (степными) племенами. По мнению Рыбакова, нужно четко различать степных скифов и протославянские (чернолесская культура) племена скифского времени. Отличительные особенности культуры последних – большие укрепленные городища в лесостепной зоне, специфический погребальный обряд (наличие в курганных захоронениях «домовины» - имитации дома), специфические черты звериного стиля (наличие изображения таких лесных животных, как лось).
О различии скифов и сколотов можно вычитать и у Геродота, который рассказывает две, совершенно различные легенды о происхождении скифов и сколотов. Отношения между двумя культурами были непростыми: налицо, как взаимопроникновение культур, так и напряженность в отношениях. Раскопки вала Трахтемировского городища в конце 90-х дали основания говорить и о военных действиях: с внешней стороны вала был найден акинак (короткий скифский меч), а также большое количество наконечников.
В пользу того, что именно Трахтемировское городище было сколотским религиозным центром, говорит размер городища, а также уникальный рельеф, позволяющий доминировать над окружающей местностью. Возможно, именно здесь прародителю сколотов Таргитаю были дарованы священные предметы народа: чаша, обоюдоострая секира и плуг. В таком случае, Трахтемировское городище могло быть местом почитания реликвий. Заруб находился в центре Трахтемировского городища и, возможно, был своеобразной цитаделью (хотя, на этот счет, есть другие версии). Это, конечно же, косвенный вывод.
Скифский слой памятника, скорее всего, был разрушен позднейшими культурами, как был разрушен зарубинецкий и раннесловянский слои. Интересно другое: преемственность, с которой различные культуры выбирали именно это место, причем не только для поселения, но и для культовых целей.
Изложено по http://www.raskopki1.kod.kiev.ua/zarub/
Овраг близ монастыря.
Трахтемировское городище, затопляемое водохранилищем. Наша возможная историческая родина.
В таком-то месте (изначальном для славян, для русинов, русичей) и располагался Зарубский монастырь. И если происхождение Климента – древний Заруб, то это оказывется отнюдь не случайным. Не мог Климент не быть знакомым, именно в этом месте взрослея, с древними мифами, сказаниями, обычаями и даже, вероятно, с обрывками древних языческих культов. Этим можно объяснить некоторые черты «религиозной реформы», своего рода «раскола» 12 века, который возглавил Климент.
Зарубский монастырь, как и другие монастыри того времени, был, очевидно, центром русской «учености», здесь, по-видимому, была большая библиотека. Именно здесь (а не в Византии) и приобрел Климент глубокие познания в философии и литературе. «…Излагал я Гомера, и Аристотеля, и Платона , которые были прославлены в греческих странах», - пишет он в дошедшем до нас послании некоему пресвитеру Фоме. Такой широкий кругозор был уникален для монаха, и даже вообще для образованного человека того времени. Позднее, изгнанный в ссылку, Климент Смолятич, прозывавшийся тогда Даниилом Заточником, писал: «Азъ бо, княже, ни за море ходилъ, ни от философъ научихся, но бых аки пчела, падая по розным цветом, совокупляя медвеный сотъ; тако и азъ, по многим книгамъ исъбирая сладость словесную и разум, и съвокупих аки в мех воды морскиа». (СДЗ).
Когда в 1147 году Климент обосновался в Киеве в качестве митрополита и приближенного человека к великому князю Изяславу Мстиславичу, ему, очевидно, было очень интересно вести разговоры с супругой молодого князя Святослава Всеволодича, Марией, сравнительно недавно вернувшейся из Константинополя и продолжившей образование у своей тетки св. Евфросинии.
Принятие как малой, так и большой схимы означает изменение имени. Поэтому говорить о «настоящем имени» Климента невозможно. Вероятно, Климент – это его имя при принятии большой схимы. Каково его имя при принятии малой схимы – неизвестно.
К началу IX века деление монашествующих на 3 степени — новоначальных, малосхимников и великосхимников — окончательно установилось в практике восточного монашества, По уставу патриарха Алексия великосхимники и малосхимники различались друг от друга даже одеждой. Памятники IX в. содержат в себе чины пострижения в мантию, или малый ангельский образ, и в схиму, или великий ангельский образ. Чинопоследование малой схимы отличалось простотою и краткостью, чинопоследование великой схимы — большою торжественностью. Уподобление св. отцами и учителями церкви пострижения в великую схиму, с одной стороны, таинству крещения, с другой — таинству покаяния окружило его величественно-трогательными песнопениями, молитвами и обрядовыми действиями.
Так выглядит облачение монаха-схимника.
Так мог выглядеть Климент Смолятич во время своего пребывания в Зарубском монастыре. Известно, что Климент принял обет молчания, какое-то длительное время он был «молчальником». ( А.Г.Кузьмин, А.Ю.Карпов ЗЛАТОСТРУЙ. Древняя Русь X-XIII веков. М, 1990).
За какие грехи? Возможно, именно в те годы он написал сказание об апостоле Андрее.
А.В. Карташев (Очерки по истории Русской Церкви. Том 1. Период Киевский, или до-Монгольский
Церковное управление в киевский период. Часть 2) задает вопрос: кем и когда могло быть написано это сказание?
«Такой момент и повод, - пишет он, - можно усматривать в половине XII в. в спорах о законности поставления Климента Смолятича, когда Царьград и Новгород встали против Киева, который должен был защищать свой авторитет и право на самовластное поставление митрополитов всеми возможными средствами. Правда, во время споров на благословение ап. Андрея не ссылались. Но эта юридически слабая идея, хотя и утешительная для сторонников побежденной в конце концов русской партии, могла кого-нибудь из них заинтересовать, так сказать, задним числом и побудить к разработке, — может быть даже и самого, лишенного с 1155 г. кафедры и долго еще после того жившего, Климента, "великого книжника и философа" . Характерно, что в сказании осмеивается Новгород, и Царьград упорно замалчивается. Вопреки греческим источникам, приводящим ап. Андрея в Византию, в русской повести он отправляется в Рим и оттуда, несмотря на все попутье, не заходит в Царьград, а возвращается прямо в "Синопию". Что и в летопись сказание попало может быть около этого времени, а не значительно позднее, свидетельствует факт его распространения во всех летописях (кроме новгородской, по понятной причине). А это значит, что оно сделалось составной частью летописного повествования ранее того момента, когда летопись киевская, как общерусская, сменилась частыми летописями различных концов русской земли, т.е. во всяком случае раньше половины XIII в. Это заставляет отклонить предположение Голубинского о составлении русского сказания только в XIV в. Возникновение сказания ранее XIV в. доказывается еще и тем, что оно в отдельном виде уже читается в русских прологах XIV в. Таковы пергаменные прологи: Имп. Публ. Библ. № 59 собр. Погод.; Моск. Синод. Библиотеки №№ 244, 248 и 247».
Можно предположить также, что это сказание было написано в более ранний период жизни Климента Смолятича, еще до 1147 г. И тогда епитимию в форме молчания мог наложить на Климента какой-нибудь священник, близкий Новгороду и грекам. В действительности идея крещения Руси ап. Андреем могла послужить поводом к мыслям о «самостийности» русского православия и даже о его равенстве православию греческому. Что, собственно говоря, и было содержанием последующих событий в религиозной жизни Древней Руси. Это сказание могло попасть в руки националистически настроенного князя Изяслава Мстиславича и послужить причиной, по которой он в дальнейшем сделал Климента митрополитом Руси без соотвтетствующих санкций Константинополя. Конечно, все сказанное – суть всего лишь гипотеза. События моли быть дргие, но суть их – все та же. Поэтому вышеуказанное сказание можно смело отнести к реконструированному «собранию сочинений» «русского Бояна».
Непроста также и дальнейшая судьба сказания. Внесенное в летописи, оно постепенно сделалось частью народного предания о Руси. «Иван Грозный, - пишет А.В.Карташев, - на предложение иезуита Антония Поссевина унии, по примеру греков, отвечал: "Греки для нас не евангелие. Мы верим Христу, а не грекам. Мы получили веру при начале христианской церкви, когда Андрей, брат ап. Петра, приходил в эти страны, чтобы пройти в Рим. Таким образом мы в Москве приняли христианскую веру в то самое время, как вы в Италии, и содержим ее ненарушимо". Тем же аргументом и с не меньшей энергией защищал самобытность русских церковных обрядов перед греками Арсений Суханов (XVII в.): "веру вы изначала прияли от ап. Андрея, а мы такожде от ап. Андрея". Хотя нужно заметить, что еще в начале XVI в. были русские книжники, не разделявшие этого убеждения. Так, известный старец псковского Елеазарова монастыря Филофей, толкуя одно место из апокалипсиса (12:14), писал о русской земле: "се есть пустыня, понеже святые веры пусти беша, и иже божественнии апостоли в них не проповедаша, но последи всех просветися на них благодать Божия". В одном сборнике XVI в. читаем: "а не бывшу никоторому апостолу в русской земли, но поистине русскому языку милость Божия открыся". А преп. Иосиф Волоколамский в своем Просветителе ставил даже вопрос: почему ап. Андрей не проповедывал христианства в русской земле? и отвечал так: "возбранен бысть от Св. Духа. Его же судьбы бездна многа и сего ради суть сиа несказанна"».
Привожу текст сказания по Ипатьевской летописи.
«Когда Андрей учил в Синопе и прибыл в Корсунь, узнал он, что недалеко от Корсуня устье Днепра, и захотел отправиться в Рим, и проплыл в устье днепровское, и оттуда отправился вверх по Днепру. И случилось так, что он пришел и стал под горами на берегу. И утром встал и сказал бывшим с ним ученикам: "Видите ли горы эти? На этих горах воссияет благодать Божия, будет город великий, и воздвигнет Бог много церквей". И взойдя на горы эти, благословил их, и поставил крест, и помолился Богу, и сошел с горы этой, где впоследствии будет Киев, и пошел вверх по Днепру. И пришел к славянам, где нынче стоит Новгород, и увидел живущих там людей - каков их обычай и как моются и хлещутся, и удивился им. И отправился в страну варягов, и пришел в Рим, и поведал о том, как учил и что видел, и рассказал: "Диво видел я в Славянской земле на пути своем сюда. Видел бани деревянные, и натопят их сильно, и разденутся и будут наги, и обольются квасом кожевенным, и поднимут на себя прутья молодые и бьют себя сами, и до того себя добьют, что едва вылезут, чуть живые, и обольются водою студеною, и только так оживут. И творят это постоянно, никем же не мучимые, но сами себя мучат, и то творят омовенье себе, а не мученье". Те же, слышав об этом, удивлялись; Андрей же, побыв в Риме пришел в Синоп». (пер. Д.С.Лихачева).