Всеслав Полоцкий. Образ Антихриста в СПИ.

[Konrad]

Не-а, речь идет о движении Луны, которой в народных повериях молятся, дабы обратиться в волколака, кстати. Уже ж писалось, что к чему. Я понимаю, что Вам важно нигде не разойтись во мнении с уважаемым Вами человеком, но всё же... Есть и другие мнения, не менее обоснованные, у которых есть своя аргументация.
Что значит современным? Лемурий, что, по-Вашему, томы фольклорных записей вымыслили сами же фольклористы? Или же какие-то враги веры, царя и отечества?
Речь идет об абсолютно достоверных, точных и аутентичных фольклорных записях XIX века, сделанных в разных уголках славянского мира.
Волк вообще не считался злым и плохим в поверьях славян. Например, украинцы Волыни верили, что испокон веков, со времени своего создания, волк гоняется за чертями, и если бы волки чертей не ели, то их бы развелось столько, что и свету белого не видно было бы. У украинцев Екатеринославщины записана сказка о том, как человек спас черта от подкрадывающегося волка, и тот его отблагодарил.
А если обратиться к воззрениям осетин, то там мы тоже обнаружим, что волки истребляют чертей, они беспощадно охотятся на них и поедают их. У них, чертей, даже песня есть о том, что надо стеречься "остроухого", то есть волка. В нартовском эпосе осетин шуба из волчьих шкур пугает взращенного чертями коня.
Итак, в мифологии славян и северных иранцев волк маркирован положительно и враждебен хтоническим силам подземного мира. Отмахиваться от поэтических воззрений славян и их соседей нельзя.
Поэтому никакой Всеслав не антихрист, наоборот, он выступает в фольклорной роли волка - истребителя нечистой силы.

[Лемурий]

Не-а, речь идет о движении Луны, которой в народных повериях молятся, дабы обратиться в волколака, кстати. Уже ж писалось, что к чему. Я понимаю, что Вам важно нигде не разойтись во мнении с уважаемым Вами человеком, но всё же... Есть и другие мнения, не менее обоснованные, у которых есть своя аргументация.

Абсолютно не важно, Konrad, у нас по многим пунктам расхождения, но это в порядке вещей, ведь у каждого исследования СВОЯ концепция. Просто Лидия Викторовна ОБРАЗЦОВО делает обзор версий. И здесь с ней согласен. "Прерыскать" значит перебежать до начала движения Хорса.

Что значит современным? Лемурий, что, по-Вашему, томы фольклорных записей вымыслили сами же фольклористы? Или же какие-то враги веры, царя и отечества?

Вы уж определитесь с чем Вы не согласны.

Не путайте аутентичных оборотней с вампирами из новейшей литературы. В славянской мифологии, фольклоре и верованиях Солнце не только безвредно для волколаков, спокойно появляющихся днем, но и может мыслиться волчонком в сказках, по Афанасьеву.

Моя концепция основана исключительно на контексте самого СПИ. Ни на фольклор, ни на "новейшую литературу" в ней ссылок нет.

Итак, в мифологии славян и северных иранцев волк маркирован положительно и враждебен хтоническим силам подземного мира. Отмахиваться от поэтических воззрений славян и их соседей нельзя.
Поэтому никакой Всеслав не антихрист, наоборот, он выступает в фольклорной роли волка - истребителя нечистой силы.

Тут надо определиться, либо мы относимся к СПИ как к фольклору и тогда его можно рассматривать в свете аналогичных источников, либо мы его рассматриваем как самостоятельное произведение и тогда мы должны исходить исключительно из контекста.

А в контексте ни о каком "положительном" образе Всеслава - действующем на последнем (седьмом) апокалиптическом веке, ЛЮТЫМ ЗВЕРЕМ в полуночи оборачиваемого, в "жатве плевел" участвующего, людей вместо "Божьего суда" (поля) судившего, междоусобицы на Руси зачинающего - речи НЕТ.

[Konrad]

Всё уже писано и переписано о Хорсе в соответствующей теме. Ваша позиция, так или иначе, определяется следованием историографии.
Не согласен к презрительному отношению к фольклору и отверганию его. Он есть, существует, зафиксирован авторитетными учеными, он является древней, а никак не современной традицией, передаваемой в неизменном виде из поколения в поколение, он признан большинством серьезных исследователей в качестве основы и истоков образов поэмы, и чтобы его отвергать, одного субъективного желания маловато будет.
В поэме нет никакого начала движения, есть путь Хорса.
В поэме нет никакого указания, что седьмой век - последний.
В поэме нет никакого указания, что этот век - апокалиптический.
Нигде в поэме не указано, что Всеслав боится солнечного света, должен обязательно превратиться назад до восхода Солнца и так далее. Кстати, былины о Волхе Всеславиче (волхве Всеславе Брячиславиче) упоминают просто, что он совершает некоторые подвиги в ином обличии, пока дружина спит (и враги спят). тосно так же все герои украинских и русских сказок совершают чудесные дела ночью, принимая иное обличие, просто чтобы их не видел кто не надо.
У "лютого зверя" - сотни объяснений, и Вы это превосходно знаете, не хуже меня. Преимущественно - звери из породы кошачьих. Как-нибудь на досуге полюбопытствуйте,к ак объясняет одну из аватар Бога Вишну - Нарасинха, то есть Человекольва Офонасей Никитин...
"Жатва-война" - обыкновенный для античного, средневекового и даже современного неурбанистического мышления образ, который присутствует во всем фольклоре, от колядок до обжинковых песен, есть в сказках, где богатырь убитый падает, как сноп, есть в балладах, и уже оттуда проникает в письменность и становится раннелитературным! И в этой жатве участвуют положительные герои фольклора, в календарно-обрядовом - так вообще сами исполнители!!!
Людей судит в колядках самый положительный, воспеваемый там образ - пан-господарь! Его нету дома, он в Судомире либо другом городе, людям суды судит, рады радит. Никого не напоминает?
Нигде не сказано, что эти суды противоположны Божьему суду.
У "Божьего суда" в летописях есть иное значение, чем Страшный суд.
Есть прямые примеры употребления понятия суда Божьего в откровенно языческом контексте.

Во-первых, это берестяная грамота № 292 из Новгорода. Грамота содержит заклинание на карельском языке, которое говорит о "суде" финского Громовержца Юмалы.
Во-вторых, это следующее сообщение русско-литовской летописи:
"И коли которого великого князя литовского албо пана сожжоно тело, тогды при них кладывали когти рыси або медвежи для того, иж веру тую мели, иж судныи \л.48.\ день мел быти, и так знаменали собе, иж бы бог мел приити и седети на горЂ высокои и судити живым и мертвым, на которую будет гору трудно взыити без тых ногтеи рысих або медвежих, и для того тыи ногти подле тых кладывали, на которых мели на тую гору лезти и на суд до бога ити. A так, ачколвек поганыи были..."

Здесь понятие Божьего суда непосредственно связано с языческими верованиями литовцев. Бог здесь - Диевас, верховное божество балтов.
И не Всеслав начал усобицы, но первый отбился от азиатских орд, сделав такой же, как Игорь, рывок к Тмуторокани в Синдике, былинном "царстве Индейском", и именно поэтому интересен автору поэмы.
Поэтому никакой это не контекст, но просто субъективные воззрения, одни из многих. Ваше личное мнение. Которое я всегда просил подчеркивать, дабы оно не подавалось в виде уже установленной и непреложной истины.

[Лемурий]

При чем тут моё отношение к фольклору и контекст СПИ? Я не обращаюсь к первому и работаю со вторым, что и Вам советую - выберите один метод исследования, а то Вы то в фольклоре, то в контексте.

То что "седьмой" = "последний век" - не одна страница исписана. Кратко здесь:

Рече убо негде в божественых писаниих его великий Василие: «Земля убо наше смешение, и земля покрывает сего паки, и земля паки возстание: ибо сугубая десяторица погибе под седмей, осмая же будущаго века воображает растворение». Богослов же Григорие глаголет, яко даяти чясть седмым и убо осмым, яко же нецыи преже нас соломонское восприаша. Инде той же рече: «Еже и божественый Соломон приказывати мнит ми ся даяти чясть седмым жизни сея и убо осмым будущему от здешняго благодейства, иже тамо устроение». Великий же Златоуст сице рече: «Ибо в осмый век хотяше быти мертвым воскресение и к тому смертию непресечено будет, но не разрушимо будет и вечно». Святый же Иоанн Дамаскин глаголет сице: «Глаголет же ся убо сего мира седморичен век, рекше от небеснаго и земнаго сотворениа, даже и до общаго человеком востаниа. Есть бо скончяние особно, своя комуждо смерть, есть же и общее всему скончяние, егда приидет быти обыцему человеком востанию, осмый же век приходяй». Премудрый же Максим Исповедник рече, яко господь во осмом дни являющася, сиречь в пришествие его и праведным убо присно благо быти дающа и грешником присно увы подающа. И блаженый Анастасие Синайские горы глаголет: «Осмое племя писание глаголет, еже под седмем настоящаго века, еже хотящаго быти живота и пребывание яже предгласи осмодневная обрезаниа; о осмей премудрый Соломон нас наказует: дай же чясть седмому, та же и осмому, яко же бы рещи: попецися в житии сем о хотящем и пребывающем житии». Глаголеть же святый Иоанн Лествичник: «Седмь убо седмаго нынешняго века суть деланна; осмое же будущаго века знаменателно есть».
-------
«Сказания» о «скончании седьмой тысящи». 1492 г.

[Konrad]

Вы не обращаетесь к фольклору, потому что он Вашим теориям противоречит?
Отказ от фольклорной основы памятника - это не метод исследования.
И это про седморичен век - тоже не контекст, но параллель извне, теоретически допустимая, но недоказуемая в плане того, что она именно сюда подходит.
Я там еще дописал, пока Вы поспешили с ответом. Югов пишет:

Вряд ли можно сомневаться, что в древнерусском языке и во вре­мена „Слова о полку Игореве" слову „хытрый, хитрый" присуще было, среди прочих, и то значение, которое близко стоит к современному, особенно в живом языке древней Руси. Так что трудно оспорить только на основе одних лексико-семантических соображений право некоторых переводчиков „Слова" придавать слову „хытр" обычное житейское зна­чение— „хитрый, лукавый". И. И. Срезневский к слову „хытрый" дает множество значений, подкрепляя их соответственными текстами. В его „Материалах" указываются: искусный, искусно сделанный, творческий, художник (как существительное), знающий, сведущий, ученый, мудрый, разумный, замысловатый, благопристойный. Не забыто и значение обычное, житейское — „хитрый", „ловкий". Только вот что странно и вызывает несогласие: как раз это простое, житейское значение слова „хытрый." доказывается лишь одним единственным текстом и, как на беду, относящимся именно к Всеславу, о котором и летопись и „Слово о полку Игореве" держатся общего мнения, что это, дескать, человек отнюдь не простой, не обычный, а волшебник, колдун. Несколько удивляет, что И. И. Срезневский упустил указать, что слово „хытрый", равно как „хытръ" и „хитрец", имеет доказанное, несомнительное зна­чение — „к о л д у н", „в о л ш е б н и к", „веду н", — и при этом не только в древнерусском языке, но и вплоть до наших дней — в изустном народном творчестве, в сказках. В особенности такое значение, по-видимому, присуще, когда слово сие выступает в форме субстантированного прилагательного „хытр", т. е. как в „Слове" и в некоторых сказ­ках о колдунах и ведьмах.

В древнерусском тексте „Александрии" египетский царь-волшебник Нектенав добывает престол не битвами и сражениями, а „волховной хитростью". Неплодная царица Олимпиада просит его, чтобы он „разрешил чрево" ей „хитростью" своею, т. е. несомненно чаро­действом, волшебством, что явствует из всего смысла сказания.
Слишком очевидно сходство между способами, которыми добыли себе престол египетский „хытрец" царь Нектенав и русский „хытр" Всеслав Полоцкий, чтобы пренебречь таким сближением! „Сий Некте­нав, Египетским странам царь, волховною хитростью и звездочетием царь беше... К бою и рати нейдеше... но на помощь себе имаше волховную хитрость..." — сказано о царе Нектенаве. Князь же Всеслав, согласно „припевке" Бояна, есть „хытр". А добыл он киевский престол не как-либо, а „клюками": „клюками подпръся".

Ныне слово „клюка, клюки" уже никто, кажется, не решается пере­водить, как переводили в старину — наивно и прямолинейно: клюка — закомлястая изогнутая палка, клюшка и т. д. Нет надобности напоми­нать здесь о всех заведомых несуразностях, которые проистекали в прошлом из такого прямолинейного перевода слова „клюками". Однако поучительно будет вспомнить два-три образчика. Огоновский утверждал, что под „клюками" следует разуметь здесь „ноги загнутые, кривые"; Кораблев — что Всеслав „поднялся на хит­рость в конях"; Мей — „опираяся ходулями, из окна скакнул он к Киеву"; Гербель — „и не клюкой подпираясь, а сев на коня боевого"; Майков — „перегнулся на седле, помчался"; Пожарскому же казалось, что „клю­ками подперся о кони"— это значит „самострельными машинами укрепился на лошадях", и т. д. и т. д.

Это явное нежелание переводчиков полюбопытствовать, в каком значении находим мы слово „клюка" в древнерусских памятниках, вызвало законное негодование Головина: „К досаде всех переводчи­ков, — писал он, — Всеслав не употреблял ни самострельных снарядов, ни клюк, ни костылей, чтобы овладеть престолом киевским, а овладел им своими хитростями". В наши дни окончательно принят перевод слова „клюками" как „хитростями, через хитрости".

[Konrad]

В самом деле, такие речения, как „переклюкала мя еси Ольга", „клюки в нем (в князе,—А. Ю.) не бе", „клюкавый", и целый ряд подобных речений не оставляют нам никакой возможности понимать слово „клюками" в материально-вещественном смысле. Это, конечно, „хитрости", но какие?—вот вопрос! В свете „комплекса Всеслава" есть все основания думать, что здесь не простые хитрости в житей­ском, в бытовом или даже в военном смысле, но хитрости волшеб­ные, „волховные хитрости", — такие же, какими добыл себе престол египетский „хытрец" царь Нектенав. Кстати, в Хронографе XVI века есть выражение „чаровные клюки": „Великий святый царь Костянтин бояшеся Максентиевых губительных клюк... чяровными клюками одолети". Существенно, что и здесь идет речь о борьбе за престол, и „клюки" здесь не какие-либо иные, а „волшебные", „кол­довские", „чаровные".

Сильным подтверждением этому является и тот факт, что слово „хытр", примененное в „Слове" к Всеславу Полоцкому, в русском языке вплоть до наших времен имеет значение „колдун", „волшебник". Особенно важно, что это прилагательное-существительное именно в сказках о колдунах и колдуньях означает человека, наделен­ного чародейной силой. Оно существует даже и в женском роде — „хитра". Так, в сказке „Царевна-лягушка" (собрание А. Н. Афанасьева) жены старших братьев говорят о жене Ивана, которая была чародейкой и обладала способностью перевоплощаться в другое тело: „Нет, видно, мы напрасно смеялись над женой Ивана-царевича: она не лягушка, а кака-нибудь хитра". К этому слову „хитра" А. Н. Афанасьевым сделана такая сноска: „т. е. чародейка". Такое значение слова „хитра" не одиночно, не случайно, а, напротив, очень устойчиво. При­меры из других сказок: „Мальчик диву дался: «Вишь какая хитрая! прямо колдунья!»". „Ну, служивой! я много знаю об дочери моей, и говорить нечего—больно хитра была; а ты, верно, и больше нашего знаешь".

Здесь попутно стоит напомнить, что в народном языке и слова „знать", „знает", применяемые без дополнения, означали не простое знание, а именно ведовство, колдовство.
Еще пример из сказки о колдуне, откуда явствует, что слово „хит­рец" в подобном контексте означало „колдун": „Весь народ из деревни повыгнал, а такого хитреца, чтобы с ним сладил, еще не бывало".

И наконец, в былине о чародейке-Марине, которая обладала силою перевоплощать людей в „другое тело", сказано, что она была „хитрой":

А и нет меня хитрея, мудрея,
А и я-де обернула девять молодцов,
Сильных могучих богатырей,
Гнедыми турами.
Как видим, и слово „мудрая" в языке сказок и легенд приобретает тот же оттенок смысла"

. Вот к таким вот филологическим выводам пришел Югов, исходя из собственно языкового материала Киевской Руси и русского фольклора.
Обратимся теперь к украинскому фольклору, а именно к рукописному сборнику Кондрацкого, датированному 1684 годом.
Сравним: Боян, враждебно настроенный к Всеславу Полоцкому, говорит о нем так:

Тому вещей Боянъ
и пръвое припевку, смысленый, рече:
"Ни хытру,
ни горазду,
ни пытьцю горазду
суда божиа не минути"

А вот как говорит о козаке Нетяге его враг - старый татарин:

"Не набігаю на твої коні воронії,
ані на твої шати дорогії,
Не набігаю я на твою зброю ясную,
Тілько я набігаю на тебе, козака молодого.
Коли б тебе мені судив Бог узяти..."

Вот и суд Божий, причем по отношению к положительному персонажу-воину и со стороны его врага.
Еще более глубокая параллель содержится в думе о гетмане козаков и ясновидящем, вещем колдуне - князе Дмитрии Корецком, который, оказавшись в полену у турок и будучи повешенным ребром на крюк, не только выжил, но и убил из лука превратившихся в голубя и голубку турецких царевича и царевну. Турецкий князь говорит ему:

"Княже Дмитер тоже-сь хитер.
Ніхто тебе не ухитрить,
хіба тебе смерть ухитрить".

Здесь видим текстуальные переклички с поэмой, когда хитрость главного героя - князя-пленника, чья судьба сопоставима с судьбой Всеслава и Игоря, констатирует его враг и заявляет, что князя перехитрит лишь смерть!

[Лемурий]

Вы не обращаетесь к фольклору, потому что он Вашим теориям противоречит?
Отказ от фольклорной основы памятника - это не метод исследования.

Ну если ещё с Всеславом и фольклор учитывать, то совсем "страшный" "герой" получится:

У княгини или принцессы от змея-дракона родился необыкновенный сын. Он появился на свет в рубашке (последе), кусочек которой, по настоянию колдунов, всегда носит с собой. Ему предсказана необычайная сила и кровожадность, пугающие даже родную мать и заставляющие дрожать сыру землю. Ребенок быстро растет. Он обладает даром ясновидения, он вездесущ и могуч, по желанию он может превращаться в ясного сокола, в лютого зверя-волка и других животных. Его жертвы не могут ускользнуть от него. Счастье сопровождает героя. Он связан с силами ночи, угрожает самому солнцу, следы его запятнаны кровью, вампиры теснятся у его жилища. Но слава и страдания все время чередуются в его жизни. Из охотника он превращается в животное, из преследователя в жертву, и наоборот. [цит. Jakobson R., Szeftel M. The Vseslav Epos. Russian Epic Studies. Philadelphia, 1949, c. 68-69]
------------
Сапунов Б. В. Всеслав Полоцкий в «Слове о полку Игореве» //ТОДРЛ, т. 17, М-Л, 1961, с.78—79

[Konrad]

Еще Югов:

"...хотя в „Материалах" И. И. Срезневского и указаны при слове „вещий" значения „сведущий", „мудрый", „peritus", однако тут же пояснено: „знающий то, что другим не дано знать, волшебник". И. И. Срезневский приводит здесь общеизвестный текст из „Повести временных лет": „Прозваша Олега вещий, бяху бо людие погани и невеголоси". Уже из одного того, что летописец приписывает прозва­ние Олега „вещий" язычеству и невежеству, с несомненностью выте­кает, что „вещий" означает здесь „волхв", „чародей", „колдун". Далее в „Материалах" приводится немало прямых доказательств этого. Так: „В ѣ щ а я женка=колдунья, — «того же лета псковичи сожгоша 12 жонке вещих». Псковск II л., 6919 г.—-Волшебный... «Хоробрый Пересвет поскакивает на своем вѣщем сивце». Сл. о Задон.". Далее значится: „Вѣщица — колдунья, maga: «Вещица, аще по­кается (епитимий) лет ы, поклон ф». Дуб. Сб. XVI в.". К этому можно добавить замечание Афанасьева: „Словенцы и ко-шубы называют упырей вещими".По-сербски колдун—„вештац", колдунья — „вештица".

* * *
Вы бы вместо Сапунова почитали Романа Якобсона да Марка Шефтеля, как я. Источник его.
Тогда бы выяснили, что даже это резюме там излагается иначе.
А все эти якобы пугающие характеристики рождения относятся к былинному Волху Всеславьичу - волхву Всеславу Брячиславичу, который является именно положительным персонажем, собравшим дружину и совершающим поход на "Индею", то есть Синдику античных источников - Тмутороканское княжество, где засел правитель-инородец, и превращающимся при этом по ночам в волка и горностая (никого не напоминает, помимо Всеслава?), подслушивающим у окна разговор правителя. В былине волхв Всеслав упоминается именно как правитель Киева, и именно как киевского великого князя его воспринимает и уважает автор поэмы, сожалея, что тот вернулся к себе в Полоцк.
И практически все эти характеристики из реконструкции праславянского мифа (а это именно реконструкция) уж очень сильно напоминает описание в поэмы судьбы... Игоря Святославича. Его дерзкие деяния пугают старшего родича - Святослава Киевского. Он силен и кровожаден, жаждет битв. Он бросает вызов затмившемуся Солнцу-Даждьбогу, своему предку. Он по желанию может по ночам, во мгле превращаться в сокола, волка, горностая. Половцы не могут ускользнуть от него. Счастье сопровождает князя. и ему достаются все трофеи. Но слава и страдания все время чередуются в его жизни. Из охотника он превращается в добычу, из преследователя в преследуемого, и наоборот.
Интересные данные Якобсон получил и в сотрудничестве с Гойко Ружичичем.
Вук Гргурович - похожий на Всеслава герой южнославянского эпоса - тоже положителен, это последнее пламенное воплощение сербского рыцарства. И его фольклорный прототип Огнйени Вук характеризуется положительно, как храбрый юнак, у которого на голове прядь волчьей шерсти, змееборец и герой.
Еще Якобсон и Шефтель там же сравнивают превращения Всеслава и Вольги с превращениями царя Соломона, у которого жену похитили, - тоже вполне положительного персонажа. Отмечают, что в варианте былины Аксиньи Фоминой "овернулся Вольга да лютыим зверём", указывают на выражение: "а и соболи, барсы - любимой кус". Еще интересен там в былине нехороший сон царицы.Пишут авторы, что ассоциация амулета на шее (науза) с ликантропией прослеживается у западных и южных славян, а на Киевском Полесье верят, что колдун способен превратиться в волка при помощи такого науза.
Что скажете о параллели между думой о Корецком и поэмой?

[Лемурий]

Вы бы вместо Сапунова почитали Романа Якобсона да Марка Шефтеля, как я. Источник его.
Тогда бы выяснили, что даже это резюме там излагается иначе.

Так читал.

Jakobson R., Szeftel M. The Vseslav Epos. Russian Epic Studies. Philadelphia, 1949, p. 68-69

Ну и где же разногласие? У Сапунова все по их совместному исследованию.

... В былине волхв Всеслав упоминается именно как правитель Киева, и именно как киевского великого князя его воспринимает и уважает автор поэмы, сожалея, что тот вернулся к себе в Полоцк..

И кто ж это и мог быть: И киевский князь, И князь Полоцка, И наузу на шее носит, И по ночам волком бегает ?
У Вас есть какие-то другие варианты?

Пишут авторы, что ассоциация амулета на шее (науза) с ликантропией прослеживается у западных и южных славян, а на Киевском Полесье верят, что колдун способен превратиться в волка при помощи такого науза.
Что скажете о параллели между думой о Корецком и поэмой?

Что за "дума о Корецком" ? По поводу науза - спорил на первых страницах этой темы с giganic - теперь вижу, что неправ был по поводу того, что на "язвено" настаивал, а не на плаценте.

[Konrad]

Ссылка не работает.
Только эти две страницы читали? Как насчет остальных?
Сапунов даже резюме их исследований излагает несколько иначе.
А еще там видно, откуда какой фрагмент реконструированного образа. И везде это - положительный персонаж Вольга, Волх, Вук

Обратимся теперь к украинскому фольклору, а именно к рукописному сборнику Кондрацкого, датированному 1684 годом.Сравн

Сравним: Боян, враждебно настроенный к Всеславу Полоцкому, говорит о нем так:Тому вещей Боянъи пръвое припевку, смысленый, рече:"Ни хытру,ни горазду,ни пытьцю гораздусуда божиа не минути"А вот как говорит о козаке Нетяге его враг - старый татарин:"
Не набігаю на твої коні воронії,ані на твої шати дорогії,
Не набігаю я на твою зброю ясную,
Тілько я набігаю на тебе, козака молодого.
Коли б тебе мені судив Бог узяти..."Вот и суд Божий, причем по отношению к положительному персонажу-воину и со стороны его врага.Еще более глубокая параллель содержится в думе о гетмане козаков и ясновидящем, вещем колдуне - князе Дмитрии Корецком, который, оказавшись в полену у турок и будучи повешенным ребром на крюк, не только выжил, но и убил из лука превратившихся в голубя и голубку турецких царевича и царевну. Турецкий князь говорит ему:
"Княже Дмитер тоже-сь хитер.
Ніхто тебе не ухитрить,хіба тебе смерть ухитрить".Здесь видим текстуальные переклички с поэмой, когда хитрость главного героя - князя-пленника, чья судьба сопоставима с судьбой Всеслава и Игоря, констатирует его враг и заявляет, что князя перехитрит лишь смерть!

[Лемурий]

Только эти две страницы читали? Как насчет остальных?

Для того, чтобы убедиться, что Сапунов пишет дословно - этого достаточно. Найду в бумагах - скину ссылку.

Вчера в Ленинке на понедельник заказал:

Ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского богословского института: Материалы. М., 2000:

- Ужанков А.Н. "Слово о полку Игореве": (К интерпретации авторской идеи произведения)

- Кожевников В. А. Игореви князю Богъ путь кажеть (К проблеме главной идеи «Слова о полку Игореве»)

- Ужанков А.Н. Эсхатология русских летописей: (Русское летописание и Страшный Суд)

Продолжу на следующей неделе.

[Konrad]

Нет, не дословно.http://books.google.ru/books?id=NxyhJcACk5IC&pg=PA353&dq=inauthor:%22Roman+Jakobson%22+%D0%92%D1%81%D0%B5%D1%81%D0%BB%D0%B0%D0%B2&hl=ru&sa=X&ei=M50iUaSnJIfcsgbBwYDQBQ&ved=0CCIQ6AEwAA#v=onepage&q=inauthor%3A%22Roman%20Jakobson%22%20%D0%92%D1%81%D0%B5%D1%81%D0%BB%D0%B0%D0%B2&f=false

К тому же Якобсона надо читать, дабы видеть, что речь идет о чертах положительных персонажей былин - Вольге и Волхе, выступающих противниками злых чужеземцев.
И как положительного оценивает Волха Пропп.
Теперь еще одно. В архаическом эпосе черты волколака присущи прародителю богатырей, например, в осетинском нартовском эпосе - родоначальнику нартов Уархагу ("Волку").
В поэме Всеслав - родоначальник рода Всеславичей.

[Лемурий]

Нет, не дословно.

см.стр.352 курсивом.

В поэме Всеслав - родоначальник рода Всеславичей.

Ну, а кто Вам сказал, что к обладателям "вережних мечей", чьи стяги требуется принизить для прекращения междоусобицы, Автор относится с "симпатией" ???

[Konrad]

А что с "вереженими мечами", по-Вашему, не так?

[Лемурий]

А что с "вереженими мечами", по-Вашему, не так?

Вережени - вередити, вережу - вредить (Срезн.), т.е. мечи у потомков разжигателя междоусобиц Всеслава Полоцкого, из "славы" которого Автор призывает выпрыгнуть - ВРЕДОНОСНЫЕ.