Военное дело доиндустриальных обществ

[thor]

Интересно было бы взять для примера "минимальный отряд" в 10 тысяч чел. и рассмотреть его существование по методике уважаемого Тора.

Прошу прощения, но это не моя методика - я всего лишь карлик, стоящий на плечах гигантов!

[Дайчин-баатар]

Если брать минимальное количество продовольствия в зерновом эквиваленте, то надо, как минимум, 1 л. (по объему) риса на человека + несколько литров бобов на коня.

Надо посмотреть данные по концу XVI века для Приморья - корейский военачальник Ли Иль, воевавший с приморскими чжурчжэнями, в "Чесын панняк" (制勝方略, ок. 1588) давал четкие раскладки, сколько выдавать на воина с конем, сколько на слугу, сколько на вьючного коня.

Количество дров не определяется по всяким наставлениям - все зависит от их наличия и погоды.

Переселенным с Амура на земли Нингуты в 1660-х людям выдавали в день поллитра риса или пшена на человека бесплатно до первого урожая. Батракам давали порядка 1 литра с небольшим риса в день (в виде каши и похлебки). Воины получали около 3 литров риса в день.

[Дайчин-баатар]

Нашел выдачу на сутки зерна по Ли Илю:

Воин-кавалерист - 3 тве (3*1,035 л.) риса
Боевой конь - 1 тве риса, 3 тве бобовых
Обслуживающий персонал, 1 человек - 1 тве риса
Вьючная лошадь - 2 тве бобовых.

[Потребитель]

... это не моя методика - я всего лишь карлик, стоящий на плечах гигантов! :D :wink:

Потребитель "гигантов" не читает: только время зря тратить. Потребитель пользуется готовым продуктом, в данном случае - Вашей, уважаемый Тор, проработкой ряда объемистых трудов. Как профессионал, Вы оказываетесь на высоте, чего нельзя сказать о большинстве Ваших коллег.

По теме. Цифры, приведенные уважаемым Дайчин-баатаром, слишком сухие. Нужно их оживить.

Как практически выглядит ежедневное потребление этих тонн бобов? Кто кашеварит, кто содержит в порядке котлы? Ненадлежащее лужение последних составляло немалую проблему даже в XVIII веке, вызывало массовые заболевания.

Десять тысяч - это весь отряд или только строевые воины? Судя по описаниям, строевые. Значит, обоз, обслугу нужно добавлять, и включается мультипликационный эффект - добавочных людей и лошадей тоже нужно кормить, дополнительные припасы перевозить.

На этом фоне совсем уж несуразно выглядят еще и семьи, которых некоторые якобы брали с собой. Плюс возы с добычей, трофейные скот и лошади. А раненые? Короче, всё разрастается до полного абсурда.

[Atkins]

Воин-кавалерист - 3 тве (3*1,035 л.) риса
Боевой конь - 1 тве риса, 3 тве бобовых
Обслуживающий персонал, 1 человек - 1 тве риса
Вьючная лошадь - 2 тве бобовых.

Они еще и пить должны... Человек литром-двумя, положим, обойдется. Но вот конь?
ну и все эти тве варить надобно, как я понимаю То есть, снова вода...
Я все к тому, что переходы гигантских "орд" через пустыни и полупустыни, которыми нас кормят разнообразные авторы - очень затратные мероприятия.

[Дайчин-баатар]

Как практически выглядит ежедневное потребление этих тонн бобов? Кто кашеварит, кто содержит в порядке котлы? Ненадлежащее лужение последних составляло немалую проблему даже в XVIII веке, вызывало массовые заболевания.

Вообще, прислуга на то и прислуга, что даже Ли Иль ее выделил. Сколько ее было? У японцев много, а у корейцев и китайцев намного меньше. Но в каждом отделении китайских с 1560-х годов (а с 1594 г. и корейских) войск был специально выделенный кашевар хобин (火兵) - и так примерно до 1644 г. для Китая.

Потом количество прислуги варьировалось - например, в 1688 г. на отряд Солоси из 30 воинов пришлось 60 сопровождающих. А это был спецотряд, который вез важную депешу русским послам в Селенгинск! На 1410 корейских и маньчжурских воинов в 1658 г. было около 700 матросов, конюхов и слуг. В 1641 г. корейцы выслали маньчжурам на помощь 1500 воинов (1000 пехоты и 500 конницы) при 500 слугах.

Котлы были разные - и медные, и чугунные. А употребяли зерно в виде каш и похлебок. Иногда офицеры кутили, делая самогон из риса. особенно сильно это процветало в гарнизонах где-нибудь в тайге - напивались, порой, весьма изрядно.

Монгольские части больше потребляли мяса. Но четких норм выдачи для них неизвестно. Очень большое значение имел хурут (скатанный в шарики сушеный сыр). Например, требуя от Аблая выставить 10000 казахских воинов в поход на Ташкент, Цины требовали каждому предоставить по 2 коня и взять с собой по пуду хурута.

[Дайчин-баатар]

Воин-кавалерист - 3 тве (3*1,035 л.) риса
Боевой конь - 1 тве риса, 3 тве бобовых
Обслуживающий персонал, 1 человек - 1 тве риса
Вьючная лошадь - 2 тве бобовых.

Они еще и пить должны... Человек литром-двумя, положим, обойдется. Но вот конь?
ну и все эти тве варить надобно, как я понимаю То есть, снова вода...
Я все к тому, что переходы гигантских "орд" через пустыни и полупустыни, которыми нас кормят разнообразные авторы - очень затратные мероприятия.

Есть интересные данные, что в Восточном Туркестане от колодца к колодцу за сутки может пройти лишь отряд из 600-800 воинов - больше воды колодец просто не успевает накопить. А вода из большей части центральноазиатских рек такая, что пить ее почти равно самоубийству. Во всяком случае, кипячением можно только убить микробов, не улучшив ее ни на вкус, ни на цвет.

[Потребитель]

Когда-то я интересовался, сколько пьет, ест и производит навоза лошадь.
Выспрашивал на базаре у крестьян-владельцев лошадей. По их свидетельствам, рабочая лошадь ежедневно выпивает до пяти ведер (50 литров!) воды. Оказывается, это очень "влагоемкое" животное.

Пусть 50 литров - норматив "от пуза". Пусть восточные кони помельче и на максимально урезанном пайке. Но двадцать-то литров каждому вынь да положь (налей). Выходит, одна тысяча лошадей требует 20 тонн воды в сутки. Никакой колодец столько воды, конечно, не даст.

[Дайчин-баатар]

Когда-то я интересовался, сколько пьет, ест и производит навоза лошадь.
Выспрашивал на базаре у крестьян-владельцев лошадей. По их свидетельствам, рабочая лошадь ежедневно выпивает до пяти ведер (50 литров!) воды. Оказывается, это очень "влагоемкое" животное.

Пусть 50 литров - норматив "от пуза". Пусть восточные кони помельче и на максимально урезанном пайке. Но двадцать-то литров каждому вынь да положь (налей). Выходит, одна тысяча лошадей требует 20 тонн воды в сутки. Никакой колодец столько воды, конечно, не даст.

Обратите внимание - в XVII-XVIII веках многотысячные армии азиатских государств появляются в сводках русских властей, а первичные документы показывают отряды от нескольких сот до нескольких тысяч воинов. Масштабное вторжение в Джунгарию было предпринято только ранней весной 1755 г., когда в достатке была талая вода и оседлое население праздновало Навруз - решались две проблемы - внезапность нападения и наличие воды.

[Дайчин-баатар]

Чтобы не развивать поднадоевшую фэнтэзийную ветку о "100 тысяч на 100 тысяч" скажу так:

1) во времена Юань и ранее с Японией поддерживались контакты - ездли посольства, монахи, иногда - купцы (это вообще было редкостью). так что найти дорогу в Японию, не ограничиваясь бухтой Хаката, было возможно.

2) постоянные места зимовок имеют все кочевники, а не только половцы XII века.

Вообще, кочевники далеко не так неуловимы, как это кажется. Для ведения войны кочевое общество разработало свою стратегию, корая, в первую очередь, заключалась в том, чтобы заблаговременно отогнать скот и увезти семьи с театра военных действий. Иначе мобильный кавалерийский корпус противника мог легко и быстро уничтожить многие кочевья и взять большую добычу.

[thor]

Долго размышлял, куда вставить это материал - на первых порах готовил его для ветки о великих полководцах Средневековья, но решил все же вставить его сюда - здесь он вроде бы как уместнее.
Давно уже обещал написать что-то про средневековое военное дело, и все никак не мог приступить к этому делу. Писать о нем – и легко (вроде бы все ясно – война, на первый взгляд, в эту эпоху проста до безобразия – копье в одну руку, щит в другую, на коня – и марш-марш вперед, бей-руби, режь-коли, пока силушка богатырская не иссякла), и сложно одновременно (хотя бы потому, что, несмотря на чрезвычайно медленные темп развития, статичность средневекового общества, военное дело той же Западной Европы, а именно о ней и пойдет речь, развивалось достаточно интенсивно. По крайней мере, военное дело раннего Средневековья выглядит иначе, чем двумя-тремя столетиями позже, и уж совсем по другому смотрится военное дело позднего Средневековья). Есть и другие проблемы, связанные прежде всего с источниками. По раннему Средневековью их немного и крайне немногословны, для других времен их больше, но многие из них труднодоступны или вовсе недоступны, а если и есть, то с трудом поддаются критическому анализу, оставляя широкий простор для гипотез и предположений (что я и пытался показать на примере анализа летописных повестей о Калкацком побоище). Чрезвычайно сложно, особенно для раннего Средневековья, вычленить действительную роль той или иной известной личности, выделить ее конкретный вклад в развитие военного дела. Как совершенно справедливо указывал отечественный византинист Г.Г. Литаврин, «…государство в средние века персонифицировалось в личности монарха…» (Литаврин Г.Г. Византия, Болгария, Древняя Русь (IX – начало XII в.). СПб., 2000. С. 328), и все, что происходило в жизни государства, так или иначе связывалось с его личностью. Но так ли это было на самом деле? У Татищева один русский воевода произнес весьма знаменательные слова: «Дружино, не княжи руки ратных побивают, но наши; и ач князь переполошен, но мы здравии есьма…». И неважно, передал ли Татищев дословно слова воеводы или же придумал их – сама по себе идея, высказанная воеводой, замечательна. Каким бы не был великим император, король, князь, но воюет в конце концов не он сам (хотя личное участие государя в войнах и сражениях Средневековья само собой подразумевалось), а его воеводы и ратники. А много ли мы знаем об их подвигах и действиях?
Есть еще одна серьезная трудность, что заключается в следующем – весьма сложно выбрать «золотую середину» между фактурой (а уж чем-чем, а фактами военная история Средневековья богата выше крыши) и общими тенденциями. Однако глаза боятся, а руки делают, и, как говорят наши «братья»-китайцы (ведь давно известно, что «китаец и русский – братья навек»), «даже дорога в тысячу ли начинается с первого шага». Поэтому начнем, а там посмотрим, что получится…
Однако прежде чем начать этот долгий путь, сразу оговорюсь – я прекрасно осознаю, что, находясь в глухой провинции, без доступа к последней литературе и к первоисточникам, да еще работая урывками, подготовить полноценный текст, совершенный во всех отношениях, крайне сложно, если вообще возможно. Поэтому все, что будет написано ниже – всего лишь некоторые первичные заметки, размышления на полях заново прочитанных и переосмысленных книг и первоисточников. Потому, как говорится, «не стреляйте в пианиста, он играет как умеет»...

[thor]

Размышляя над тем, как построить этот небольшой текст, я пришел к выводу, что лучше всего будет, если в основу его положить две идеи. 1-я была высказана С. Хантингтоном (думаю, этот исследователь не нуждается в представлениях) и заключается в следующем. По его мнению, военная мощь любого государства «…имеет четыре измерения: количественное – количество людей, оружия, техники и ресурсов; технологическое – эффективность и степень совершенства вооружения и техники; организационное – слаженность, дисциплина, обученность и моральный дух войск, а также эффективность командования и управления; и общественное – способность и желание общества эффективно применять военную силу…» (Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М., 2003. С. 126). 2-я идея принадлежит английскому историку Дж. Линну, выдвинувшему гипотезу о поэтапном, эволюционном развитии военного дела от Средневековья до наших дней (Lynn J.A. The Evolution of Army Style in the Modern West, 800-2000 // The International History Review. XVIII. № 3 (Aug., 1996). Р. 505-545). Для периода с 800 по конец XV в. (все-таки армии эпохи Ренессанса – это уже не совсем средневековые армии, они, если так можно выразиться, «переходные», потому, на мой взгляд, их нужно вынести за рамки этого периода) он выделяет два периода – эпоху т.н. «феодальных» армий (конец VIII – XII вв.) и т.н. (сложно подобрать адекватный русский перевод этого словосочетания) «medieval-stipendiary army» (буквально «средневековая наемная армия»), существовавшая с XII по сер. XV вв. (кстати говоря, Ф. Контамин в целом также придерживается этой периодизации). Исходя из этих двух идей и тех соображений, щедро разбросанных то ту, то там, у двух наших классиков, Ф. Контамина (русский перевод его «Войны в Средние века» вышел в 2001 г.) и Г. Дельбрюка (кто ж не знает дедушку Ганса!), мы и попытаемся построить наше небольшое исследование из трех частей – 1-я о раннем Средневековье, 2-я о «высоком» Средневековье и 3-я – об «осени» Средневековья. И еще – хотя речь в данной теме вроде бы как должна идти о великих полководцах, тем не менее, на наш взгляд, говорить о полководцах и не сказать об уровне развития военного дела в ту эпоху никак нельзя. Потому и остановимся мы сперва на развитии военного дела в Средневековье, а уже затем – на «великих».

[thor]

Итак, часть 1-я. Назовем условно первый период в истории (VI – VIII вв.) средневекового военного дела «варварским» или «германским» (для удобства в тексте я буду использовать термин «германцы», исходя из того, что военные традиции у разных германских племен раннего Средневековья имели много общего, причем на дальней «варварской» периферии, в наименьшей степени испытавшей воздействие римской и степной военных традиций, прежде всего в Британии и Скандинавии, германское военное дело развивалось медленнее всего и сохранило множество архаических черт, исчезнувших на континенте к концу рассматриваемого периода, еще по меньшей мере на 100-200 лет). Предварительно отметим, что источников, позволяющих более или менее основательно рассмотреть особенности развития военного дела в варварских королевствах раннего Средневековья, крайне мало. Варварские хроники мало что дают для понимания сущности варварского военного дела, а византийские писатели, описывая варваров, достаточно субъективны, подвержены влиянию литературных штампов, да и касаются их свидетельства главным образом конца V – VI вв. Актовых материалов и законодательных актов, переведенных на русский язык, немного, а искать изданные на английском, немецком и иных языках нет времени (да и желания особого тоже – в конце концов в этих заметках я вовсе не претендую на всеобъемлющий характер и полноту). Т.о., как говорится, за неимением гербовой пишут на простой, потому будем использовать то, что можно разыскать на полках своей библиотеки и то, что удалось сыскать «по быстрому» на просторах «енота».
Характеризуя эту эпоху и варварские общества, формировавшиеся в это время, Ф. Контамин отмечал, что «…речь идет об обществах, принципиально ориентированных на войну, где большинство общепризнанных ценностей были воинскими, где институты общества и армии были тесно и органично связаны, где свободный человек естественно являлся воином и обязанностью королей было «ведение войны»…, Где король считался «зачинщиком завоеваний», где война – «образ жизни, а равно средство выживания и экспансии»…» (Ф. Контамин. Война в средние века. СПб., 2001. С. 23). В принципе в этом нет ничего необычного. Ведь если варварская государственность была результатом, как полагают многие медиевисты (например, Дж.-М. Уоллес-Хедрилл и А.Я. Гуревич), романо-варварского (прежде всего германского) синтеза, то иного результата быть и не могло. Прежде всего сама римская государственность и общество выковывались в ходе практически непрерывных оборонительных и завоевательных войн, и отнюдь не случайно противопоставляя Римскую империю Древнекитайскому государству, американский синолог Хэрли Крил отмечал, что в Древнем Риме «…именно военная служба и военные победы считались … наиболее престижным занятием – исключений тому история империи практически не знала… Именно поистине необычайное почтение римлян к военному искусству явилось той силой, которая создала Римскую империю и поддерживала ее существование…» (Крил Х.Г. Становление государственной власти в Китае. Империя Западного Чжоу. СПб., 2001. С. 167). Правда, к концу существования Империи virtus основной массы граждан Империи сошел практически на нет, но традиция все равно оставалась – именно к ней апеллировали позднеантичные авторы, печалуясь об упадке римского величия и мощи (См., например, речь Юлиана перед воинами в 357 г. – Amm. Marc. XVI. 31).

[thor]

С другой стороны, сами варвары (подобно древним римлянам) отличались повышенной агрессивностью и воинственностью. Указания на эти стороны их ментальности как органические черты, свойственные им как «народам диким» и тем отличающихся от цивилизованных римлян, были общим местом у античных авторов. Как писал Тацит, характеризуя отношение германцев (не всех конечно, но их влиятельной и авторитетной верхушки и их дружинников) к труду, «… гораздо труднее убедить их распахать поле и ждать целый год урожая, чем склонить сразиться с врагом и претерпеть раны; больше того, по их представлениям, потом добывать то, что может быть приобретено кровью, – леность и малодушие…» (Tac. Germ. 14. Ср. характеристику нравов аланов у Аммиана Марцеллина: Amm. Marc. XXXI. 1. 22). Как отмечала отечественный медиевист С.И. Лучицкая, «… у германцев война была окружена ореолом особого почитания, а престиж воина был чрезвычайно высок. Вручение оружия молодому германцу означало признание его совершеннолетним, а право носить оружие было своеобразным символом свободы…» (Лучицкая С.И. Рыцарство // Словарь средневековой культуры. М., 2007. С. 431. Ср. характеристику варварского общества у Ф. Кардини, у которого воин-германец был несчастен, когда его боевой конь томился без дела, что война доставляла наслаждение воину, а мир было ничем иным, как добровольно взятой на себя паузой в обычном течении жизни). В итоге сплав римской virtus и германской furor teutonicus не мог не породить характерного «состояния души» варварского общества раннего Средневековья, «ориентированного» на войну, существующего ради войны, считающего войну важнейшей ценностью (С.И. Лучицкая). Эта агрессивность варваров наглядно проявлялась в многочисленных войнах, внешних, а с ослаблением центральной власти – и внутренних, потрясавших раннесредневековый мир и с которыми отчаянно боролась и королевская власть, и церковь, стремясь направить эту разрушительную энергию в полезное, если так можно выразиться, русло. Одним словом, раннесредневековое общество было готово воевать, жило войной и не видело в это ничего плохого или постыдного.

[thor]

На протяжении этого довольно долгого периода (с конца V и по сер. VIII в., без малого 300, а в некоторых районах, и того более, лет) военная организация варварских народов (опять же, мы ведем речь прежде всего о германцах, независимо от того, где они расселились – в Италии ли, в Галлии, в Британии или оставались на прежнем месте жительства, в Скандинавии, к примеру) претерпела определенные изменения. Независимо от того, существовала ли «революция 1000 года» («mutation de l’an mil») (истоки которой относится рядом исследователей именно к VIII в.) или нет, но к исходу этого периода прежнее народное ополчение (называемое в источниках по разному – exercitus, populus или manus) все больше и больше утрачивает свое прежнее значение и на первый план начинают постепенно выдвигаться профессиональные воины-milites. Пока они еще не образовали особого сословия с четко выраженными внешними и внутренними признаками, но в их существования вряд ли приходится сомневаться. Однако, при всем при том, как совершенно справедливо отмечал А.И. Сидоров, в рассматриваемый период «…война не являлась исключительной сферой деятельности социальной элиты. В ней принимали участие самые широкие слои населения, включая свободных крестьян (правда, сам термин «крестьяне» применительно к свободным землевладельцам-германцам этого времени, на наш взгляд, вряд ли применим в полной мере – Thor)…» (Сидоров А.И. Каролингские milites и nobiles: к вопросу о предыстории средневекового европейского рыцарства // Одиссей. 2004. М., 2004. С. 36). Традиция, заложенная еще во времена до Великого переселения народов, была слишком сильна, чтобы он не можно было так просто отказаться (и, как отмечал, тот же А.И. Сидоров, вряд ли случайным было то, что в эту эпоху на свет появляются истории «народов» – готов, франков, лангобардов: Сидоров А.И. Взлет и падение Каролингов // Историки эпохи Каролингов. М., 2000. С. 211). Будущие milites, преемники тацитовых comes – воинов из дружины германского вождя (gefolgschaft, франкская trustis, англосаксонская theod, лангобардская gesinde, готская gasintha, норвежская hirdh и др.) заслуживают отдельного разговора, а пока в нескольких словах коснемся подробнее их численности. Конечно, точных данных о численности дружинников у того или иного варварского короля или аристократа в источниках практически не встречается. Однако некоторые косвенные данные позволяют примерно представить себе, сколько воинов могло окружать знатного германца. Так, Аммиан Марцеллин писал, что после поражения аламаннский «король» Хнодомар сохранил всего лишь 200 воинов (Amm. Marc. XVI. 60). Далее, Ксантенские анналы сообщают, что в 873 г. датский ярл Рудольф, «…который жестоко опустошил побережье по ту сторону моря и королевство франков со всех сторон…», был убит вместе с 500 воинами, что окружали его (Ксантенские анналы // Историки эпохи Каролингов. М.. 2000. С. 158). Еще более интересный факт – в октябре 866 г. отряд из 400 норманнов и бретонцев напали на Ле-Ман. Их попытались перехватить Роберт Сильный, маркграф Нейстрии, граф Пуату Рамнульф и графы Мэна Жоффруа и Геривей, но потерпели поражение. Получается, что 400 норманнских и бретонских воинов сумели нанести поражение соединенным силам 4-х франкских графов. Вопрос – а сколько же было воинов у них? Вполне естественно было бы предположить, что графы выступили против врага во главе своих дружинников, и если они были разбиты неприятелем, то вряд ли их силы серьезно отличались от тех, которыми располагали норманны. Поэтому мнение П. Сойера о том, что силы в этом сражении были примерно равны (Сойер П. Эпоха викингов. СПб.. 2002. С. 187), представляется вполне обоснованным. Тогда получается, что окружавшая графов свита была крайне немногочисленна – несколько десятков воинов и вряд ли много больше сотни. Следовательно, можно с уверенностью предположить, что численность дружин была небольшой – от нескольких десятков воинов (Беовульф отправляется на охоту за Гренделем во главе отряда из 14 дружинников: Беовульф. 207) до нескольких сот, но не более того.