Мародер Шолохов

[Янус]

Видимо, я просто не понял мотивов Вашего выступления. Мне показалось, что Вы оспариваете результаты текстологического анализа аттрибутора.
В принципе, я и не настаиваю на истинности и неоспоримости этих результатов. Аттрибутор содержит тексты Шолохова в базе - как иначе он может определить их авторство? Как полагаете?
Однако с точки зрения статистики эта машина даёт более объективный анализ, нежели продемонстрированные выше нашим коллегой.

[Алексей Н]

1) Машина может ошибаться - см. примеры с Агеевым и "Судьбой человека".

2) Применительно к шолоховскому вопросу ситуация вообще такова, что не существует в природе текстов, достоверно на 100% принадлежащих Шолохову, с которыми можно было сравнить тексты со спорным авторством. При написании "Донских рассказов" использовался тот же прототекст , что и для ТД. Это убедительно показал Бар-Селла в "Литературном котоловане". Например в первом же абзаце ТД - " серая изломистая кайма нацелованной волнами гальки ". В рассказе "Коловерть" - ... на сырую волнами нацелованную гальку". Только в одном случае ять в слове "серая" была прочитана правильно и превратилась в "е", в другом - переписчик принял ее за "ы".

И снова - трудности при работе с чужим почерком. В рассказе "Один язык" до сих пор печатается нелепое "По станице Лужины давнишне грязная корка снега..." Дело не в том, что нет такой станицы - Лужины, название могло бы быть и вымышленным. Станицы назывались так - станица Вешенская, станица Базковская. Или уменьшительно - Вешки, Базки, (но не станица Вешки). А "лужинами" в ТД неоднократно называется то, что мы привыкли называть словом "лужи". Шолохов не писал этот рассказ сам (или по крайней мере его начало), поэтому и не понял, что такое лужины. И ТД не писал, его-то автор знал про лужины.

В "Поднятой целине" Бар-Селла обнаружил фрагмент из эпитафии Корнилову, изъятый из ТД и присобаченный к переживаниям Макара Нагульнова. В нем упоминаются места экспедиций, совершенных Корниловым. За почти 20 лет шолоховеды никак не оспорили и не объяснили эту находку. Корниловский след в ПЦ признал недавно директор Института лингвистических исследований РАН член-корреспондент РАН Николай Казанский http://www.philol.msu.ru/~lex/td/?pid=0235&oid=023.

В "Они сражались за Родину" братья Стрельцовы ловят сазана - компиляция рыбалки Мелеховых из ТД.

И т.д. и.тп.

[Янус]

2) Применительно к шолоховскому вопросу ситуация вообще такова, что не существует в природе текстов, достоверно на 100% принадлежащих Шолохову, с которыми можно было сравнить тексты со спорным авторством. При написании "Донских рассказов" использовался тот же прототекст , что и для ТД. Это убедительно показал Бар-Селла в "Литературном котоловане".

И Ваше заявление, и "убедительность" измышлений Бар-Селла - целиком проблема Вашей компетенции.
А судьи кто?
Кое-что о принципах работы Бар-Селла (в частности, с материалом другого классика, И. Бродского).

Оправданием может служить лишь тот факт, что мы, на примере общих рассуждений критика, вычленили некоторые характерные особенности его метода <Бар-Селла - Я.>, которые, в дальнейшем, облегчат нам понимание причудливой внутренней логики этого анализа. Перечислим их еще раз:
1. многозначительность, подразумевающая претензию на абсолютную истину;
2. потребность в негативном самоутверждении, проявляющаяся в декларировании собственной исключительности за счет оппонентов;
3. спекулятивная логика, задачей которой является подгонка анализа под заранее известный результат;
4. манипулирование культурными мифами, подменяющее анализ;
5. необязательность текста, отсутствие корректной аргументации.

http://www.liter.net/=/Kulle/paradoxy.htm

Я не литературовед и никогда им не стану. Лично я в работах Бар-Селла не увидел тех действительно неоспоримых доказательств, которые могут опровергнуть авторство Шолохова.
Но я историк. И подобные вышепроцитированному отзывы коллег о методах работы исследователя поставили бы крест на его репутации в научном мире.

[Алексей Н]

У Вас, как у всех защитников Шолохова - написано много, при этом - ничего по существу. Вы не оспариваете ни один конкретный аргумент, не предлагаете ни одного своего объяснения бесчисленных странностей с текстами и рукописями, да и не можете этого сделать, нет ни знания материала, ни умения логически мыслить (в данном контексте), ни желания разобраться. Почему вы называете работы Бар-Селла измышлениями? Вы, что, проверили приводимые им цитататы и обнаружили подлог? "По станице Лужины..." - это измышление?

А ваше отсылка к критике литературно-критических работ Бар-Селлы - это от отчаяния. В огороде бузина, в Киеве - дядька.

По поводу репутации исследователя в гуманитарных науках (это отступление к ТД отношения не имеет, но я тоже имею право отвлечься) Репутация исследователя - вы что это всерьез? Не знаю Вашей специализации, но к примеру, президент Российской Ассоциации историков Второй мировой войны Ржешевский - в 1989 (!) г. в "Правде" с пеной у рта доказывал, что протоколов к пакту 1939 г. не было. Президент Академии военных наук Гареев, считающий себя специалистом по истории ВОВ, опозорился на весь ученый мир, приняв легкие чешские танки , захваченные немцами в 38-39 г. и обозначенные в их справочниках как 38 (t) и 39(t - т. е. tchecz) за 38 и 39 - тонные. И ничего, поучает всех, как правильно понимать историю. Первая древнейшая...

А это снова о ТД, точнее о Кузнецове. Вот - уровень "компетентности исследователя." Он всерьез утверждает, что правобережная станица, в которой живут герои согласно первой редакции - это и есть левобережная(!) Вешенская (с.76 кирпича). Он не знает, что главный женский персонаж, изначально так и именовался - "Аксинья", потом уже пошла свистопляска Аксинья-Анисья. Кузнецов пишет на голубом глазу: "Шолохов, видимо, долго не мог забыть самое первое имя, которое он дал своей героине - Анисья, уже поменяв его на Аксинью"(с.96 кирпича). Посмотреть по рукописи (с. 14, изначально - с. 2 от 9 ноября 1926г.) певое явленье имено Аксиньи ему недосуг.

Не сомневаюсь, что ответа по существу не получу.

[Янус]

У Вас, как у всех защитников Шолохова - написано много, при этом - ничего по существу

Простите, оспаривать откровенный бред? Я посмотрел как автор темы выше замыливает вполне логичные вопросы к нему критиков, как искренне он радуется "открытиям", которые можно легко найти даже у критикуемого Кузнецова.
Я не против критики текста "ТД". Там действительно много противоречий. Но разбираться нужно как минимум непредвзято. Здесь же, кроме детского лепета о том, что ну не мог крестьянин от сохи написать такой текст, и совершенно неочевидных "доказательств" со стороны критиков я не заметил.
Про Бар-Селла Вы по существу не ответили. Как Вы полагаете, может ли исследователь, пойманный на многочисленных спекуляциях, пользоваться доверием? Более того, некоторые его измышления, уже в отношении автора "ТД", вообще являются маразмом, - в частности, тезис о том, что "протоавтор" издевался над Шолоховым, кодируя в тексте литературных героев русской классики. А потом, дескать, после какой-то книги его "убрали".
Если ответ на мой вопрос будет "да", то вопросов у меня больше нет. Всё это я уже видел в "аргументации" нихренологов, которым не важно о чём говорит "авторитет", главное что это "авторитет".
Я согласен, что защитники Шолохова часто проявляют фактологическую слабость. По сути дела, настоящего грамотного текстологического исследования "Тихий Дон" так и не увидел. Хотя книга того заслуживает.

[Андрей Чернов]

Янус демонстрирует замечательный, можно сказать даже классический, хотя и не им изобретенный способ полемики. Алгоритм таков: тебе приводят десятки аргументов, которые ты просто пропускаешь мимо ушей. А когда тебя ткнут носом, должно воскликнуть, мол, зачем оспаривать откровенный бред? Только важно не забыть пресную риторику посолить (по вкусу) безусловно сильными контр-доводами («детский лепет», «маразм» и т.п.).
Потрудитесь, сударь, указать:
1. Какие именно вопросы мной «замылены»?
2. Какие из моих наблюдений можно найти у Кузнецова?
3. На каком основании вы лингвиста Бар-Селлу (В. Назарова, он когда-то входил в ностратический кружок В.А.Дыбо) записали в маразматики?
Надеюсь получить конкретные ответы на все три вопроса. (И не на уровне, мол, я не называл его маразматиком, я писал, мол, что его аргументы маразматические… Такое мы от вас уже слыхали.) В противном случае предложу считать вас существом неполемикоспособным и в дальнейшем просто не обращать внимания на ваши личины.

[Алексей Н]

Простите, оспаривать откровенный бред?

Опять Вами написано много, но по Тихому Дону - ничего.

Кто и как поймал Бар-Селлу на спекуляциях в его литературно-критических статьях о Бродском, и поймал ли вообще - какое это имеет значение? Предположим, что его оппонент прав на 100% (я в поэзии Бродского ничего не понимаю, вероятно Вы разбираетсь хорошо). Ну и что? Коперник считал, что Солнце - центр Вселенной. Эйнштейн кисло относился к квантовой механике. Великий русский математик Остроградский категорически не принял геометрию Лобачевского. Великий французский математик Коши не принял теорию Галуа. Они остались в науке своими высшими достижениями, а не ошибками. Не ошибается тот, кто ничего не делает. Например у Вас нет ни одной ошибки в рассуждениях об авторстве ТД, но только потому что вы не сказали вообще ничего по сути вопроса.

У Бар-Селлы ( а равно у других исследователей ТД) могут быть свои и ошибки, и недостаточно мотивированные выводы. Мне например его видение автором ТД Виктора Севского, а не Крюкова, сегодня (т.е. до выхода его книги на эту тему) представляется ошибочным. Спорили с ним по отдельным вопросам и Макаровы. Это нормально. Но костяк теории Бар-Селлы - Макаровых, абсолютно никем не оспорен за 15-20 лет прошедших после выхода их первых работ. Вялую попытку предпринял только Кузнецов по 2-3 позициям (в 800-страничном кирпиче!) из многих десятков заявленных и сделал это крайне неубедительно. (Ваша параллель с новой хронологией бьет по Вам же - не мне Вам объяснять, что с Фоменко-то как раз спорят очень много и довольно убедительно, потому что историкам в данном случае есть что сказать)

Вы попытались оспорить объяснение Бар-Селлой странного выбора имен некоторых героев "Они сражались за Родину", при этом постеснялись назвать эти имена: Настасья Филипповна, Лопахин (он у Шолохова и в вишневый сад выходит!), Поприщенко. Странный список, не правда ли? Версия Бар-Селлы, что это месть литературного негра, писавшего за Шолохова, остроумна, но, на мой взгляд не является единственно возможной. Но шолоховеды-то (и Вы вслед за ними) никакого объяснения не дают по этому поводу (и по всем остальным - сотням странностей) вообще никакого.

[Андрей Чернов]

ЗДВИЮ

С чего вы решили, что выношу приговор (да еще суровый) "Тихому Дону"?
Это великий роман великого мастера. Перед нами зрелый художник с мощным метафорическим зрением, прекрасным образованием. Это, вне сомнения, русский интеллигент и, несомненно, казак, влюбленный в свой край, в своих "зипунных рыцарей". Сотни параллелей с прозой и стихами Крюкова указывают на его подлинное имя автора. Да, текст дошел до нас со вставками и изъятиями. (Но таковы летописи, таковы многие произведения древнерусской книжности.)

Вовсе не все сразу бывает понятно и с текстами, введенными в оборот даже уже столетия назад.
Посмотрите, скажем, по ПВЛ описание похода Владимира Мономаха 1111 года. Когда было замечено, что там абзац переставлен и события 24 марта следуют за событиями 26 марта? Так и написано: в воскресенье 26 марта подступили к Шаруканю, заночевали там и «на другой день в среду» (почему не в понедельник?) подошли к Сугрову; подожгли его, а в четверг пошли c Дона. И дальше нечто просто невероятное: «В пятницу же на другой день, 24 марта собрались половцы…»)?

Так вот, эта очевидна ошибка была исправлена только в 2006-м.

"Тихим Доном" текстологи начали всерьез заниматься в 1970-х.
Хотя случай был простым и также очевидным (в 1928-м для любого квалифицированного и не ангажированного большевизмом читателя).

И хватит кивать на зависть: Пильяк обзавидовался, Алексей Толстой, Солженицын... В этом ряду и вовсе не прозаики: Реформатская, Томашевский, Томашевская, Зеев... и т. д.
Не, господа, это вас зависть гложет: потому что культура быдла, которую и олицетворял собой Шолохов, не то что сама создать ничего не может (кроме казармы), а толком и украсть не способна: уши торчат, концы не увязаны, подтирки и подчистки на каждой странице.

Уже одно то, что профессиональная квалификация защитников Шолохова находится на школьном уровне (Калинин, Кузнецов и пр.), говорит о безнадежности их дела. Если хотите и впредь защищать Шолохова, ни в коем случае не повышайте свой образовательный и профессиональный уровень. Иначе, скорее всего, дело кончится обломом.

[Андрей Чернов]

ЛАЗОРЕВАЯ СТЕПЬ, ЛИЛОВЫЙ ЧАБРЕЦ
И ПОКРОВ БОГОРОДИЦЫ

Стихотворец-сталинист Феликс Чуев (прозвище в писательской среде Челикс Фуев) вспоминал о встрече Шолохова с молодыми литераторами (Вешенская, июнь 1967 года), на которой живой классик удивил таким заявлением:
«— Ребята, я же хороший писатель!
— Об этом весь мир знает, Михаил Александрович!
— Нет, вы не понимаете, я же написал “Лазоревую степь”...
Он подарил каждому из нас свои “Донские рассказы”. Прежде я не обращал внимания на “Лазоревую степь”, но, приехав домой, сразу же прочитал эти всего лишь восемь страничек настоящей, божественной прозы. Как профессионал, Шолохов, конечно же, гордился этим рассказом, написанным в 21 год. Не создай он больше ничего, о нем бы говорили как о многообещающем писателе...» (Чуев Ф. Шолохов // Молодая гвардия. 1998. № 5. С. 239).

Нас же интересует сейчас, а что для Шолохова значит слово «лазоревый».
Ответ вроде бы в концовке рассказа: «В дымчато-синих сумерках дремала лазоревая степь, на круговинах отцветающего чабреца последнюю за день взятку брали пчелы».

Все верно. Так и в стихах Тэффи (1910):

Цветут тюльпаны синие
В лазоревом краю...

Лазоревыми бывают васильки, есть еще синюха голубая Polemonium coeruleum (ее в народе называют по-разному: синюха лазоревая, синюха лазурная, валериана греческая, зверобой синий, синюшник, двусил и др.). Еще существует гopeчавка лазоревая Gentiana pneumonanthe L (она и впрямь ярко-синяя; см. http://red-book.narod.ru/file76.html) В июле и августе по лесам цветут лесные дудники – дягили (Angelica silvestris); лазоревые, сине-фиолетовые, иногда белые широколистные колокольчики ну и т. д.

Первоначально функцию обозначения сине-голубого в русском языке выполняли слова «синий», «лазоревый» и «лазурный». Триколор времен Алексея Михайловича описывался как белый, червчатый и лазоревый (сгоряча последнее слово попало даже в ельцинский указ, только позднее было исправлено на «синий»).
В XV или XVI вв. к словам «лазоревый», «лазурный» (то и другое – синий, второе, возможно, сине-зеленый) в языке добавляется еще один эпитет – голубой. В XVIII и в начале XIX веков этот эпитет употребляется реже, чем старое «лазоревый», но, как отмечают исследователи, последний окончательно сдал свои позиции в современном языке.
Латинское venetus – голубой, лазоревый, цвета морской волны.
Лазурный – цвета лазури, светлосиний. Лазурная гладь. Лазурное море. Лазурные волны. Лазурная ночь (Словарь Ушакова). Лазурит (от перс. «азул» – небо) – голубой или зеленованто-синий камень.

Однако в «Тихом Доне» первое же употребление эпитета «лазоревый» – вовсе не традиционно: «Не лазоревым алым цветом [прим. Шолохова или редакторов: лазоревым цветком называют на Дону степной тюльпан], а собачьей бесилой, дурнопьяном придорожным цветет поздняя бабья любовь».

Второе упоминание: «– Теперича самое светок лазоревый, что ж держать, – аль мало перестарков в девках кулюкают? – выступила Василиса…»
Почти так и по рукописи: «– Теперича самое светок лазоревый, што-же держать, аль мало перестарков в девках кулюкают?» (с. 53).
По Далю «светок» – рассвет (смоленское). То есть вовсе не казачье, а «иногороднее». Буква «ц» была принята копиистом за «с», видимо, потому, что в протографе на нее из предыдущей строчки наполз хвостик «у» (в слове «вступила»).
То есть опять-таки Шолохов имеет в виду алый цветок (девка как красна-зорька).
Но по всем прочим случаям надо, конечно: «–Теперича самый цветок лазоревый…»
Переписчик забыл, что в том же 1926 г. он написал тот самый рассказ «Лазоревая степь», где есть строки «В ДЫМЧАТО-СИНИХ сумерках дремала ЛАЗОРЕВАЯ степь, на круговинах отцветающего ЧАБРЕЦА последнюю за день взятку брали пчелы», или не знает, что чабец/чабор, столь часто упоминающийся и в «Тихом Доне», – это и есть «лазоревый цветок» (именно душистый чабор, аналог воспетого в ПВЛ, а потом и Аполлоном Майковым половецкого «Емшана», а никакой не тюльпан).

Ему ты песен наших спой, –
Когда ж на песнь не отзовется,
Свяжи в пучок емшан степной
И дай ему – и он вернется».
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Степной травы пучок сухой,
Он и сухой благоухает!
И разом степи надо мной
Всё обаянье воскрешает…

(А.Майков. Емшан. 1874.)

Известно, что донские казаки почитают чабрец выше других трав. Вот что рассказал однажды писатель Виталий Закруткин:
«Довелось мне быть в Задонье, в безлюдной, опаленной солнцем и засухой степи близ Черных земель. В жаркий полдень я и мои спутники присели на склоне еле приметного степного холма. Вдали, по низинам, белесо струилось светлое марево. Восточный ветер лениво крутил по набитым овечьим тропам бурую пыльцу, поднимал ее вверх и рассеивал в чистой голубизне неба. Пожилой казак-охотник, лежа на боку, раздвинул ломкие кусты полыни, отыскал и сорвал в гущине малую травку. Он бережно уложил на ладони нитевидный четырехгранный стебелек, примял неяркие, усыпанные почечками листья, поднес к лицу и зажмурился. «Вот он, наш чабрец, наша травка-любушка – стыдливо гася ласковость, сказал он, – ты ее рви, эту траву, топчи, вези ее хотя бы на край света, а дух у нее будет живой, крепкий, потому что живучий он, все равно как цветок-бессмертник...»

Путаница возникла еще до Шолохова в связи с тем, что «лазоревым цветком» (лазориком) на юге России действительно называют дикорастущий тюльпан Шренка.

СПРАВКА: Тюльпан Шренка представляет собой растение высотой от 10 до 30 см с широкими листьями и ярким, самой разнообразной (от белой и желтой до огненно-красной и фиолетовой) окраски, венчиком 3–4 см в диаметре. Считается, что это один из красивейших тюльпанов нашей страны. Предполагают, что тюльпан Шренка дал начало классу культурных тюльпанов Дюк ван Толь, известному с конца XVI в. Но как самостоятельный дикорастущий вид этот тюльпан стал известен ботаникам много позже – его впервые описал и назвал так в честь известного путешественника и исследователя Средней Азии Александра Шренка в 1873 г. директор Санкт-Петербургского ботанического сада Э.А. Регель.

Лазоревым первоначально должен был зваться фиолетовый тюльпан, но, как это нередко бывает, произошло семантическое смещение (чем красный тюльпан хуже фиолетового, что его надо лишить престижного сказочного имени?).

Третье упоминание в ТД о лазоревом цветке с точки зрения цвета не интерпретируемо: «–Ты, гутарит, как цветок лазоревый!..»

Однако вот еще из «Донских рассказов»: «…рваная рана и красное пятно крови, расцветавшее на рубахе лазоревым цветком» («Кривая стежка». 1925.)

Но этот кроваво-красный неожиданно превращается в желтый:
«Да ведь на том месте по весне желтый лазоревый цветок расставанья не вырастет?» (ТД. Кн. 3).
И еще:
«Смеются, будто вся степь была от полушубков желтая, чисто лазоревыми цветками покрытая!» (ТД. Кн. 4, седьмая часть). Но «лазоревый» в качестве «желтый» (золотой) – это удмуртский цветок италмас, а по-нашему – купальница Trollius vulgaris (золотой шар).
Если у одного автора эпитет «лазоревый» может означать красный, желтый и синий, впору говорить о дальтонизме писателя.
Ладно, посмотрим во втором томе:

Прощай ты, девка молодая,
Ой, да прощай, лазоревый цветок!
(ТД. Кн. 2)

Надо полагать, вновь тюльпан и красна-девица (где «красный» осмыслено не как «красивый», а на новый лад как «алый»?)
И вдруг: «Где-то за Доном, за дальними гребнями бугров, лазоревая крошилась молния» (ТД. Кн. 2). Сравним: «Где-то за Доном сине вилась молния…» (ТД. Кн. 2).
А в рукописи первой части «черновиков»: «В кухне на секунду стало ослепительно сине, следом ахнул гром» (с. 19). «Предосення тоскливая синяя дрема сливалась с сумерками, обволакивала хутор, Дон, меловые отроги…» (с. 80).
Впрочем, тут встречаем и такое: «Лишь где-то в вышине углисто горел какой-то опаловый, окрашенный голубизною клочок да скрещивались зигзаги и петли червонных молний» (ТД. Кн. 2). Червонный – красный, алый, ярко-красный (южное словцо). Но молния может быть и синей, и белой (в ТД есть и такое), и красной. Так что тут все в порядке.

Но в «Лазоревой степи» цвет чабреца и цвет самой степи не красный и не желтый – сиреневый, сине-лиловый.
Так и в «Тихом Доне»:
«…и во сне видел бескрайнюю выжженную суховеем степь, розовато-лиловые заросли БЕССМЕРТНИКА, меж чубатым СИРЕНЕВЫМ ЧАБРЕЦОМ следы некованых конских копыт...» (ТД. Кн. 2).
Эпитет «сиреневый» в ТД весьма близок к эпитету «лиловый». Вот лишь один пример: «… виднелся на фоне СИРЕНЕВОГО НЕБА увядший силуэт ЧАСОВНИ» (ТД. Кн. 3). (Заметим, что в восьмой части лишь монотонно-удручающая «сиреневая дымка», причем трижды.)

Этот ассоциативный ряд (бессмертник – сиреневый или лиловый чабрец – лазоревая степь – небо – православный храм) удивительно стоек:
«От ТРОИЦЫ только и осталось по хуторским дворам: сухой ЧАБРЕЦ, рассыпанный на полах, пыль мятых листьев да морщиненная, отжившая зелень срубленных дубовых и ясеневых веток, приткнутых возле ворот и крылец» (ТД. Кн. 1).

Упоминание о Троице и душистом чаборе/чабреце здесь принципиально.
По Далю: чебрец, южн. богородская травка, Thumus seopillum.

СПРАВКА:
Тимьяном на юге России зовут полтора десятка видов родственных растений (Thymus serpyllum), иначе фимиамник, мухопал. Тимьян обыкновенный ( Thymus vulgare ) – полукустарник высотой до 50 см. Цветы у тимьянаили бледно-розовые, или лиловые, с приятным запахом. («Душистей, чем чабрец, цветка в степи нет» – утверждает популярная энциклопедия трав.) В России, в день Успения Богородицы, пучками богородской (богородициной) травки украшали иконы.

Итак, лазоревый (небесно-синий, с лиловатым оттенком, то есть ближе к сиреневому) – цвет ризы Богоматери (лазоревые ирисы).
Птотому-то лиловый (как и лазоревый) – особенный для Крюкова эпитет.

Вот еще:
«Через полмесяца зарос махонький холмик подорожником и молодой полынью, заколосился на нем овсюг, пышным цветом выжелтилась сбоку сурепка, махорчатыми кистками повис любушка-донник, запахло ЧАБРЕЦОМ, молочаем и медвянкой. Вскоре приехал с ближнего хутора какой-то старик, вырыл в головах могилы ямку, поставил на свежеоструганном дубовом устое часовню. Под треугольным навесом ее в темноте теплился скорбный лик БОЖЬЕЙ МАТЕРИ» (ТД. Кн. 2).

«Григорий пил чай с густым, тянким, как клей, медом. Мед сладко пахнул ЧАБРЕЦОМ, ТРОИЦЕЙ, луговым цветом» (ТД. Кн. 3).

«С любовью перебирал все сохранившиеся в памяти, пахучие и густые, как чабрецовый мед, бунинские строки» (ТД. Кн. 3).

«…по ветру веялись грустные, как запах чабреца, степные песни» (ТД. Кн. 3).

О сошедшем с ума красноармейце: «Всю дорогу он пел, плясал и плакал, прижимая к сердцу пучок сорванного душистого чабреца» (ТД. Кн. 4, седьмая часть). Понятно, что в контексте темы чабрец/Богородица добавка редакторов, мол, красноармеец остался жив, поскольку лишь имитировал сумасшествие, – просто дикость.
(В восьмой части только один повтор метафоры: «…пахло бражным душком свежих хмелин, чисто вымытыми полами и совсем немного, чуть слышно – увядшим чабрецом»; см. первый пример из первого тома.)

Еще в 1911 году в журнале «Русское Богатство», (1911, №12) была опубликована повесть Федора Крюкова «На речке Лазоревой».
Название дано по первой строке казачьей песни:

Ой, да на речке было, было на Лазоревой.
Ой, не ясны они орелики к сизому соколику вместе они солеталися,
Не князья-то они, князья-боярушки вместе они соезжалися.
Как один-то из них, донской генералушка, хвалился, а он выхвалялся:
Ой, у меня-то ж есть, ой, на Тихом Дону, ой, да они слуги верные…

Но вот еще цитата из Крюкова: «…ТЕМНОЛИЛОВАЯ, высокая, с густым запахом БОГОРОДИЦКАЯ ТРАВКА» (Федор Крюков. Гулебщики. Очерк из быта стародавнего казачества). Исторический вестник. 1892. Октябрь. С. 63–64.)

Первое же употребление в романе эпитета «лиловый» связано с христианской темой: «Предосенняя, тоскливая, синяя дрема, сливаясь с сумерками, обволакивала хутор, Дон, меловые отроги, задонские, в лиловой дымке тающие леса, степь. За поворотом на шляху у перекрестка тонко вырисовывалась остроугольная верхушка часовни» (ТД. Кн. 1).

Читаем дальше, и оказывается, что степь и впрямь лазоревая: утром и в полдень, в сумерках и ночью, зимой, летом, осенью и весной (и даже рога месяца могут быть сиреневыми):

«На западе в лиловой тусклой позолоте лежал закат, с востока, крепчая, быстрился ветер, надвигалась, перегоняя застрявшую в вербах луну, темень. Рудое, в синих подтеках, трупно темнело над ветряком небо» (ТД. Кн. 1).

«…лиловые косые тени бросал фонарь» (ТД. Кн. 1).

«лиловые утренние сумерки» (ТД. Кн. 1).

«лиловые угольки далеких звезд» (ТД. Кн. 2).

«…и во сне видел бескрайнюю выжженную суховеем степь, розовато-лиловые заросли бессмертника, меж чубатым СИРЕНЕВЫМ ЧАБРЕЦОМ следы некованых конских копыт...» (ТД. Кн. 2).

«На западе у подножья неба – всхожая густо-лиловая опара туч…» (ТД. Кн. 2).

«Корнилов, суетливо выкидывая руку, пытался поймать порхавшую над ним крохотную лиловую бабочку» (ТД. Кн. 2).

«За домами сумеречной лиловой синью курилась степь. Был тот предночной час, когда стираются очертания, линии, краски, расстояние; когда еще дневной свет путается, неразрывно сцепившись, с ночным, и все кажется нереальным, сказочным, зыбким; и даже запахи в этот час, утрачивая резкость, имеют свои особые, затушеванные оттенки» (ТД. Кн. 2).

«Но снеговые просторы, обнятые горизонтом, были светлы, лишь на востоке, под самым острием горизонта, задернутая лиловой марью, курилась степь» (ТД. Кн. 2).

«На Соборной площади лиловый и свежий лежал снег» (ТД. Кн. 2).

«С утра нещадно пекло солнце. В буром мареве кипятилась степь. Позади голубели лиловые отроги прихоперских гор, шафранным разливом лежали пески» (ТД. Кн. 3).

«С бугра далеко виднелось тоскливое снежное поле с мысами занесенного снегом бурьяна и лиловыми предвечерними тенями, лежавшими по склонам балок» (ТД. Кн. 3).

«Светит солнце. Кругом – непочатый лиловый снег» (ТД. Кн. 3).

«На лиловом снегу, под неяркими вечерними звездами…» (ТД. Кн. 3).

«Светло-голубое небо могуче обнимало далеко видные окрест бугры и перевалы. В чуть ощутимом шевеленье ветра мнилось пахучее дыхание близкой весны. На востоке, за белесым зигзагом Обдонских гор, в лиловеющем мареве уступом виднелась вершина Усть-Медведицкой горы. Смыкаясь с горизонтом, там, вдалеке, огромным волнистым покровом распростерлись над землей белые барашковые облака» (ТД. Кн. 3).

«За окном залиловел рассвет…» (ТД. Кн. 3).

«Все Задонье тонуло в лиловой мгле» (ТД. Кн. 3).

«Потом, когда смерклось и лиловые густые тени от построек легли на остывшую землю…» (ТД. Кн. 4, седьмая часть).

«По бахчам, заваливая арбузные и дынные плети, расползались жирные песчаные наносы; вдоль по летникам, глубоко промывая колеи, стекала взыгравшая вода. У отножины дальнего буерака догорал подожженный молнией стог сена. Высоко поднимался лиловый столб дыма, почти касаясь верхушкой распростертой по небу радуги» (ТД. Кн. 4, седьмая часть).

(В восьмой части только три фактических повтора: «шлях, задернутый лиловой вечерней марью»; «не освещенная солнцем падина сливалась с сумеречно-лиловой далью»; «густой, лиловый свет ночи»).

«…пахнуло…пряной сухменью богородицыной травки» (ТД. Кн. 1).

Молитва при набеге: «Пречистая владычица святая Богородица и господь наш Иисус Христос. Благослови, господи, набеги идучи раба божьего и товарищей моих, кои со мною есть, облаком обволоки, небесным, святым, каменным твоим градом огради…» (ТД. Кн. 1).

...Но и горд наш Дон, тихий Дон, наш батюшка –
Басурманину он не кланялся, у Москвы, как жить, не спрашивался.
А с Туретчиной – ох, да по потылице шашкой острою век здоровался...
А из года в год степь донская, наша матушка,
За пречистую мать Богородицу, да за веру свою православную,
Да за вольный Дон, что волной шумит, в бой звала со супостатами...

(ТД. Кн. 2)

(В восьмой же части дишь одно упоминание о Богородице, и то издевательское: «– Только попа-расстриги да свиньи в штанах нам и не хватает, а то был бы полный сбор пресвятой богородицы»).

Вот почему не шолоховская, а именно Крюковская степь – лазоревая. (Шолохов лишь украл название Крюковского рассказа, а сам рассказ безбожно переписал; или это сделали другие.)
Покров Богородицы – праздник, заимствованный Русью в 1130-х из традиции константинопольской Влахернской церкви. Греки прислали на Русь два чудотворные иконы – одну из них на Руси станут звать Пирогощая (икона Покрова), а другая прославится как Владимирская икона Божьей матери. С того времени и будет считаться, что Русь перешла под духовную юрисдикцию Богородицы, под тот ее покров, который изображен на влахернской иконе. (См. мою заметку «Явление Богоматери Пирогощей» http://chernov-trezin.narod.ru ).

Судьба двух блудниц в «Тихом Доне» (Аксиньи и Дарьи) определена нарушением кода, отказом от «меда духовного» и тем вызовом, который эти женщины кидают Богоматери. И тем лишаются того «градозащитного покровительства» Божьем Матери, о котором так замечательно рассказал в одной из давних своих статей Д.С.Лихачев.
«А Дарья Мелехова в эту осень наверстывала за всю голодную безмужнюю жизнь. НА ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ПОКРОВА Пантелей Прокофьевич проснулся, как и всегда, раньше всех; вышел на баз и за голову ухватился: ВОРОТА, СНЯТЫЕ С ПЕТЕЛЬ чьими-то озорными руками и отнесенные на середину улицы, лежали поперек дороги. Это был позор. Ворота старик сейчас же водворил на место, а после завтрака позвал Дарью в летнюю стряпку. О чем он с ней говорил неизвестно, но Дуняшка видела, как спустя несколько минут Дарья выскочила из стряпки СО СБИТЫМ НА ПЛЕЧИ ПЛАТКОМ, растрепанная и в слезах <…> КОФТОЧКА НА СПИНЕ ЕЕ БЫЛА РАЗОРВАНА, виднелся на белом теле БАГРОВО-СИНИЙ СВЕЖИЙ ПОДТЕК» (ТД. Кн. 2)
Дарья отомстила Пантелею Прокофьевичу строго по законам антикода:
«Вскоре ПОСЛЕ ПОКРОВА Пантелей Прокофьевич, УВЕРОВАВШИЙ в окончательное исправление Дарьи, говорил Ильиничне:
– Ты Дашку не милуй! Нехай побольше работы несет. За делами некогда будет блудить-то, а то она гладкая кобыла... У ней только что на уме игрища да улица.
С этой целью он заставил Дарью вычистить гумно, прибрать на заднем базу старые дрова, вместе с ней чистил мякинник. Уже перед вечером надумал перенести веялку из сарая в мякинник, позвал сноху:
– Дарья?
– Чего, батя? откликнулась та из мякинника.
– Иди, веялку перенесем.
ОПРАВЛЯЯ ПЛАТОК, отряхиваясь от мякинной трухи, насыпавшейся за воротник кофты, Дарья вышла из дверей мякинника и через гуменные воротца пошла к сараю. Пантелей Прокофьевич, одетый в ватную расхожую куртку и рваные шаровары, хромал впереди нее. На базу было пусто. Дуняшка с матерью пряли осенней чески шерсть, Наталья ставила тесто. За хутором рдяно догорала заря, ЗВОНИЛИ К ВЕЧЕРНЕ. В прозрачном небе, в зените стояло малиновое недвижное облачко, за Доном на голых ветках седоватых тополей черными горелыми хлопьями висели грачи. В ломкой пустозвучной тишине вечера был четок и выверенно-строг каждый звук. Со скотиньего база тек тонкий запах парного навоза и сена. Пантелей Прокофьевич, покряхтывая, внес с Дарьей в мякинник вылинявшую рыже-красную веялку, установил ее в углу, сдвинул граблями ссыпавшуюся из вороха мякину и собрался выходить.
– Батя! низким, пришептывающим голосом окликнула его Дарья.
Он шагнул за веялку; ничего не подозревая, спросил:
– Чего тут?
Дарья в распахнутой кофте стояла лицом к нему; закинув за голову руки, поправляла волосы. На нее из щели в стене мякинника падал кровяной закатный луч.
– Тут вот, батя, что-то... Подойди-ка, глянь, говорила она, перегибаясь набок и воровски, из-за плеча свекра, поглядывая на распахнутую дверь.
Старик подошел к ней вплотную. Дарья вдруг вскинула руки и, охватив шею свекра, скрестив пальцы, пятилась, увлекая его за собой, шепча:
– Вот тут, батя... Тут... мягко...
– Ты чегой-то? – испуганно спрашивал Пантелей Прокофьевич.
Вертя головой, он попытался освободить шею от Дарьиных рук, но она притягивала его голову к своему лицу все сильнее, дышала в бороду ему горячим ртом, смеясь, что-то шепча.
– Пусти, стерва! – Старик рванулся и вплотную ощутил тугой живот снохи.
Она, прижавшись к нему, упала на спину, повалила его на себя.
– Черт! Сдурела!.. Пусти!»
А теперь вернемся к Аксинье и к первому упоминанию о лазоревом цветке:
«Не лазоревым алым цветом [прим. Шолохова: лазоревым цветком называют на Дону степной тюльпан], а собачьей бесилой, дурнопьяном придорожным цветет поздняя бабья любовь»). Ровно такое же примечание обнаруживаем и к строке «шолоховского» рассказа «Кривая стежка» (1925): «…рваная рана и красное пятно крови, расцветавшее на рубахе лазоревым цветком.
Ясно, что редакторами (или самим Шолоховым) в первом случае добавлен второй, избыточный (и к тому же неправильный) эпитет. Было: «Не лазоревым цветом, а собачьей бесилой, дурнопьяном придорожным цветет поздняя бабья любовь». То есть налицо противопоставление: лазоревый – сине-лиловый, медовый и целомудренный цвет риз Богородицы, а любовь Аксиньи цветет «собачьей бесилой» (тут звучит и сука, и бес) и дурнопьяном из канавы.

Итак, мы вновь убедились, что начальный текст протографа Шолоховым и его подельниками изнасилован и перекрашен.

[Янус]

Итак, други, приступаю, помолясь к лелеемой автором темы критике его же положений.

Начну со страницы 1 темы.

Первое сообщение Андрея Чернова.

Сначала приводится цитата из рассказа М.А.Шолохова, в которой говорится следующее:

Чужие сумки соберем... потому что в нашем литературном хозяйстве содержимое этих сумок впоследствии пригодится.

Ну, и так далее... Отсюда последовал неожиданный вывод:

То, что это была сумка романом знаменитого в начале XX века казачьего писателя Федора Дмитриевича Крюкова, написана не одна сотня страниц.

Дискуссия ведётся уже не один год и будет вестись ещё не один год. Причём, ни одна сторона не признала своего поражения. Вместо доказательств читателю подсовывается неакцентируемая мысль, что дескать дискуссия-то уже завершена и всё доказали. Вообще, читатель должен на фразе о Крюкове хлопнуть себя по лбу и воскликнуть: Как же я раньше не догадался, ёлки-палки!

Далее рассказывается о неком "эксперименте", который очевидно должен всех убедить...

Я проделал небольшой эксперимент: выписал первый абзац из самого известного крюковского рассказа и по первому его слову прогнал через комп весь текст «Тихого Дона».

И так далее...

Однако, однако. Все приведённые цитаты свидетельствуют как минимум о близости стилей. Близости, но не тождестве. Что вполне объяснимо. Оба автора - я не отождествляю Крюкова и автора ТД - писали об казачестве, поднимали похожие темы, использовали похожие термины. О принципах подбора отрывков Черновым я промолчу. Это, очевидно, называется "текстологической экспертизой" ("выписал первый абзац... и по первому его слову прогнал через комп"). Причём, чисто субъективным наблюдениям придаётся конечный, уже по умолчанию доказанный характер! Тогда как ЕСТЬ близость стилей, но НЕТ тождества. Подмена понятий и подтасовка ещё проявит себя в дальнейших "исследованиях".

Особенно замечательная фраза -

Если и «Донские рассказы» украдены у Крюкова,

Блестяще! Кем и когда доказано то, что автором "ДР" был НЕ Шолохов? Доказательства нет, однако этому ПРЕДПОЛОЖЕНИЮ опять придаётся характер конечности и доказанности, и оно получает развитие в другом предположении. Позвольте, ЭТО Вы называете аргументацией?

Второе сообщение проблемы авторства над "Тихим Доном" не касается, посему его анализ опущен.

Третье сообщение.

Речь о том, что 8 часть 4 тома действительно написана другой рукой.
Это мог быть Шолохов, Серафимович, да кто угодно.
Но показать то, что 7 часть -- одна рука, в 8 -- другая, можно только на анализе стиля.
А для этого нужно проделать некоторую работу по выявлению параллелей и по их осмыслению.

Выявлять "параллели" и приводить бесчисленные цитаты в духе первого сообщения можно бесконечно. Это субъективные наблюдения, НЕ аргументы. Можно говорить о близости стилей, но НЕ о тождественности их.
Далее. ЗА единство корпуса "Тихого Дона" стоит всесоюзное и мировое признание романа как одного из гениальных творений 20 века, как цельное и полное произведение. Любопытно, как же глупые академики в Нобелевском комитете не смогли распознать двух авторов "ТД" - гения и его бледную тень, переписчика и графомана?
Ну, ещё ЗА будет моё скромное мнение. На мой взгляд, разговоры об отсутствии вышеуказанного единства, разумеется, имеют право на существование, однако являются опять же субъективными наблюдениями.
Про Серафимовича предположение вообще замечательно! Простите, мы имеем на руках тексты Серафимовича. Какие будут доказательства? Давайте устроим анализ, чтобы не разводить демагогию. А почему только Шолохов и Серафимович? Почему не Гайдар или Горький? Почему не сам товарищ Сталин? Может быть, всё-таки не будем бросаться подобными заявлениями?

[Zdvij]

Андрей Чернов.
"С чего вы решили, что выношу приговор (да еще суровый) "Тихому Дону"?'

С того, что были высказаны такие мысли:
"Чем опоганен "Тихий Дон"? Да динамитными купюрами самых высоких его вершин (это прослеживается по тексту, поскольку многие линии оборваны), подлыми вставками и перелицовкой некоторых страниц с лица (простите тавтологию) наизнанку..."
Защищая "Тихий Дон" от Шолохова, поневоле приходится утверждать,
что он его "опоганил".

"И хватит кивать на зависть... Не, господа, это вас зависть гложет..."
Не понял, с кем идет спор. Я о зависти не писал.

[Янус]

Критику свою продолжаю.
Высказывания Андрея Чернова на странице 2 темы.

Первое сообщение.

внимание! Важное высказывание!

Признанных (тем более юристами) методов определения авторства нет. И речь как раз о том, чтобы их на этом материале разработать. (Попыток было много, но все ненадежные, допарадигмальные.) Если с чем-то и можно сличать, так это в восьмой частью (четвертая книга), которая написана чудовищным языком графомана. За исключением нескольких небольших вставок подлинного текста, взятых из каких-то черновиков. Но и эта часть за десятилетие прошла такую редакторскую обкатку (там не одна рука, а несколько), что, видимо, автора найти будет невозможно.
Но все же как камертон (камертон графомании) это достаточно надежный материал. Там при этом нелепость на нелепости.

Однако, фокусник-профессионал. Браво! Завораживаем толпу демонстрацией пустых рук ("методов... нет"). Потом - вах, поглядите, что у меня под шляпой! ("достаточно надёжный").
Вопросы:
Что означает камертон графомании? Что такое графомания? Сдаётся мне, термин просто-напросто неверно трактуется.
Из словаря Ушакова:

Страдающий графоманией (мед.). || Бездарный, но плодовитый писатель

Во-первых, с какой стати Шолохов - плодовитый? За почти 60 лет творческой деятельности - два романа, неоконченная эпопея и ворох рассказов? Это называется теперь "плодовитый автор"?
Во-вторых, сами высказывания о бездарности Шолохова не лишены внутренних противоречий. Мы уже встречали высказывания г-на Чернова, что из всего опубликованного Шолоховым перу Шолохова не принадлежит ничего. Ловкость рук и никакого мошенничества? Господину Чернову следовало бы определиться раз и навсегда. Писал или не писал? Если не писал - то какие претензии?
Итак, не дав определения графомании, автор предлагает столь противоречивый даже для себя самого критерий в качестве "камертона", утверждая, что это "достаточно надёжный материал".
Причём, опять же, как я замечал выше, субъективной, гипотетической оценке опять придаётся конечный, доказанный характер.

Далее

Только два примера:
1. Выздоровление Аксиньи от тифа -- калька с выздоровления Григория. Но калька бледная, графоманская.

А вот это уже смешно. Господин "филолог" не знаком с термином "калька"!
Словарь Кругосвет:

КАЛЬКА (от франц. calque "копия"), единица, созданная путем заимствования структуры элемента чужого языка (слова или словосочетания) с заменой его материального воплощения средствами родного языка

Очевидно, здесь всё-таки необходим другой термин, "переписывание".
Далее мы видим субъективное заключение, не основанное на аргументах.
Про "бледность" я мог бы поспорить. Повторяю, в который раз, что на мой субъективный взгляд, столь же субъективный, как и мнение г-на Чернова, роман представляет собой единый корпус, написанный одной рукой.
Про "графоманию" см. выше. Термин применён не к месту.

2. Аксинья из дома через распахнутую ветром дверь слышит, как "как глухо ревет за Доном в тополях полая вода". Там что -- Ниагара? Всемирный потоп? Да нет, просто через две страницы вставка подлинника, откуда графоман и списал. Только, как это графоманам свойственно, он забыл о расстояниях, забыл о том, где именно находится тот, кто слышит: "Глухо ворковала вода в затопленном лесу, омывая бледно-зеленые стволы тополей, мерно раскачивая..." и т. д. до конца абзаца. А спровоцировало его гиперболизированное продолжение (через несколько строк): "бешено клокотала вода в лесу, стонали, раскачиваясь, деревья". Речь не про правый берег Дона, где хутор Татарский, а про левый, где Вешенская. Художник может этот звук услышать, ведь в данном пассаже он мысленно пролетает над всем Обдоньем, а вот сидящая дома Аксинья (в километре от тех тополей) разумеется, нет.
И такого вагон и маленькая тележка.

Непонятно, к чему. Анализ этого отрывка я видел у Кузнецова. Но там есть аргументация. У г-на Чернова только цитата. К чему бы это?

Задачи на сегодня: 1) показать, что три с половиной тома «ТД» написаны одним автором, а вторая половина четвертого – другим; 2) добавить к двум сотням (!) выделенным Мезенцевым нетривиальных параллелей между прозой Крюкова и «ТД» то, что Мезенцев найти не мог, потому что работал в докомпьютерную эпоху.
Я, исходя из своей квалификацией работы с текстами (своими и чужими, потому как я и есть филолог; две мои последние книги о «Слове о полку» можно найти в московских магазинах), утверждаю: звук у «Зыби» Крюкова ровно тот же, что и у первых двух книг «Тихого Дона» (а также у третьей и четвертой за исключением идеологической «подверстки» и стилизованной под оригинал восьмой части четвертой книги).
На основании этой экспертной оценки и всего того, что уже было написано на эту тему Томашевской, Солженицыным, Мезенцевым и др. см. на сайте

Гигантомания, однако... И это при утверждениях, что текстологам работы в ТД ещё на сто лет. Тут предлагается решить настолько сложный вопрос за один присест... Вместо аргументов - бренчание медальками. И логическое завершение - самопровозглашение себя "экспертом" (этой экспертной оценки). Забавно, что и говорить.

я принимаю высказанное не мной утверждение: писателя Шолохова никогда не было. Это один из первых идеологических проектов большевиков (как позже Стаханов, Гаганов, Загладов и пр.).
Еще раз: Шолохов – мародер (и тоже не я первым это сформулировал).
Разумеется, присоединившись к такому утверждению, я должен это доказать.
Что, собственно, и собираюсь предпринять.
И по мере продвижения работы буду вывешивать здесь новые аргументы.

Для начала было бы интересно узнать, кто это постановил, про отсутствие писателя Шолохова. И его аргументацию. Вполне удовлетворюсь ссылкой.

Сообщение второе внимания не стоит ввиду отсутствия полемики.

Третье сообщение

Сажите г-н THOR, а вы сами, случаем, не диктовали Шолохову из Крюковской рукописи? Что-то слишком хорошо представляете процесс изготовления фальшивки.

Опять же, грамотно втирается про "Крюковскую рукопись". Вроде как, это уже доказано и вообще это аксиома.
На вопрос о процессе изготовления фальшивки встречный вопрос - Вы, господин Чернов, сами представляете себе процесс изготовления фальшивки? Если да, то откуда?

Этого, разумеется, будет достаточно, чтобы понять, что перед нами – черновики и беловики, или имитация их.

Почему "или"? Из чего это следует? Какова аргументация? Опять голые утверждения, не подкреплённые мало-мальской аргументацией?

Но проставленные даты и обличают его во лжи: текст-то явно уже переписан с предшествующего предварительного текста.

У Кузнецова дана вполне исчерпывающая аргументация путаницы с датами. Но здесь есть хотя бы аргументы. У г-на Чернова мы их не встречаем. Конечное утверждение даётся без аргументации.

1) Рукопись принадлежит малограмотному переписчику: «точённая галька» (причастие в значении прилагательного «точёная», меж тем предшествующее «крашеная» скопировано правильно); «легший»; «адичало» (исправлено чернилами на «одичало»); «в след» (вслед); «каменых» (каменных); «кованными» (коваными сапогами); ну и еще несколько случав сомнительной правки чернилами (не смог грамотно переписать, потом кто-то из дочерей Громославского заметил, и он поправили). Переписчик не слышит языка, а просто копирует («с скотиньего» (вместо «со…»)
2) Перед нами не черновик, а писарская копия, имитирующая перечерненный беловик.

Грамотность Шолохова не была близка к 100 %. Если текст принадлежит ему, то возможны два варианта - 1) он сам автор этого текста, 2) он переписал текст у другого автора.
Тезис 2) г-н Чернов не аргументирует никак, создавая видимость аргументации, обращая внимание на причастия и др. Однако, кроме уже приводившихся выше утверждений о "воровстве" нет ни единого аргумента, одни гипотезы. видимость, а точнее, хроническое отсутствие аргументации подрывает уместность выводов.

Но рукопись изготавливалась на скорую руку. Концы и уши торчат.

Сугубо субъективный и полемичный взгляд, с которым я не согласен. Аргументы отсутствуют.

Видимо, самая главная тайна официального шолоховедения в том, что перед началом работы комиссии по плагиату Шолохова в конце 1920-х наспех за несколько недель скопированные с помощью жены и ее сестры черновики и беловики Крюкова выдают малограмотность главного переписчика. Потому-то и изданную московскими шолоховедами на Украине (!) малым тиражом полную факсимильную версию, как утверждают, не продавали даже в ИМЛИ.

Характерно словечко "видимо". Кому-то "видимо", а кому-то не "видимо". Ничем не аргументированное заключение, основанное на не доказанных гипотезах.

Сообщение четвёртое.

Под «мы» скромно подразумеваю ту Россию, которая вашими духовными отцами была попрана – Россию автора «Слова о полку Игореве» и Даниила Заточника, Пушкина, Рылеева, Лермонтова, Толстого, Достоевского, Федора Крюкова, Александра Боде, Столыпина, Осипа Мандельштама, Бориса Пастернака, Окуджавы, Галича, Высоцкого, Дмитрия Лихачева.
...
А вы – другая. Во всяком случае вы пытаетесь себя позиционировать себя в той, другой. Это Россия Петров Бориславичей и Олегов Гориславичей, всех мастей Лже-Дмитриев, Иванов Грозных, Николаев Палкиных, Нечаевых, Ленино-сталиных, Троцких, Лебедевых-Кумачей, Шолоховых, Феликсов Кузнецовых.

Забавно. Маленькое такое хамство в адрес оппонентов. Даётся водораздел, мол эти - наши, то есть "не ваши". Если оппонент защищает авторство Шолохова, то значит он не из России Пушкина, Лермонтова и других. Лично за себя скажу, что вижу и Шолохова, и другие имена в одной великой русской литературной традиции. Даже и Солженицына, которого на дух не переношу, отношу туда же. Но разделять - извините, врите-врите, но не заговаривайтесь. Хамство не определяется ни происхождением, ни политическими взглядами, а только лишь воспитанием и, собственно, жизнью.

[Андрей Чернов]

ЗДВИЮ

Да, с лазоревым так, если сноску в первом томе считать за часть авторского текста.
Зачем вы это перепроверяли, мне понятно, но зачем сообщаете об этом, если из результатов перепроверки никаких выводов не делаете?
Итак, вопрос: почему в 1-м томе "лазоревый" (кроме исконного темно-лилового, сине-сиреневого цвета, ассоциирующегося у автора с сиреневым и темно-лиловым чабрецом, «Богородицкой травкой», которой украшают иконы на Успение и цветом риз Богородицы) «лазоревый» дважды значит "алый, кровавый" (как в «Донских рассказах»), а в 3 и 4-м "лазоревый" значит "желтый". Что произошло?
Да соавтор сменился.
Был мертвый Крюков, стал, к примеру, живой Кудашев.
Но Кудашев погиб под Вязьмой в 1942-м, и «Они сражались…» писал, скажем, Андрей Платонов (это, впрочем, особая тема).
Но, видимо, противоречие было замечено кем-то из редакторов, и в «Поднятой целине» угадать, какой цвет имеется ввиду, невозможно:
Вот три примера (больше просто нет):
«А на гумнах от мороза пшеничная солома духовитей пахнет лазоревым августом, горячим дыханьем суховея, летним небом...»; «Фектюшка! Светок мой лазоревый!...»; «Лазоревые цветки по степи, травка молодая, кобылки пасутся, солнышко пригревает, — одним словом, полный тебе ажиотаж!»
В «Они сражались за родину» и в «Судьбе человека» эпитета лазоревый нет.
Правда, в «Поднятой целине» находим «дымчато-сиреневую росу», «густую сиреневую тень», «Сиреневую утреннюю дымку». Но это общие места ТД.
Во второй книге ПЦ прямое заимствование из ТД (Кн. 1 и 4): «От недавно вымытых полов пахло чебрецом и слегка — полынью» (с написанием «чебрец», а не «чабор/чабрец»)
В «Судьбе человека» нет слов «лиловый» и «чабрец». (Только один раз все та же «сиреневая дымка тумана»).
«Сотрудничество» Платова и Шолохова началось не раньше февраля 1939 года. Очевидно, что познакомил их Василий Кудашев, весьма ценивший Платонова.
Платонов обращается к Шолохову с просьбой помочь освободить его сыны.
Так следует не из мемуаров, а из агентурных донесений.
Но 12 марта секретный агент докладывает:
<23>
ДОНЕСЕНИЕ
2 (СЕКРЕТНО-ПОЛИТИЧЕСКИЙ) ОТДЕЛ ГЛАВНОГО УПРАВЛЕНИЯ
ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ НКВД СССР
12 марта 1939 г.
Писатель Андрей ПЛАТОНОВ, <...> говоря о судьбе своего сына, сказал, что он перестал верить Михаилу ШОЛОХОВУ, который в каждый свой приезд обещает помочь ему, берет у него письма для передачи тов. СТАЛИНУ. "Теперь он говорит, что передавал их не СТАЛИНУ, а непосредственно ЕЖОВУ, а ЕЖОВ все письма и заявления, не читая, бросал в корзину". ПЛАТОНОВ передает, что ШОЛОХОВ и В. КУДАШЕВ уверяют его, что его сын жертва провокации, которые применялись систематически в массовом масштабе, особенно по отношению к малолетним. "Я не понимаю, — говорит ПЛАТОНОВ, — на что они меня наводят с КУДАШЕВЫМ. Ведь делать-то ШОЛОХОВ ничего не делает, зачем же он мне все это говорит".
< Верно: > Оперативный уполномоченный 2 отдела ГУГБ НКВД <подпись>
(Ф. К 1 ос. Oп. 11. Д. 52. Л. 48. Копия. Машинопись.)
http://www.hrono.ru/proza/platonov_a/nkvd.html
Как следует из донесения № 24 и 26, Андрей Платонов понял, что Шолохов его обманывает и врет, что хлопочет за его сына: «ПЛАТОНОВ находится в депрессивном состоянии вследствие ареста его сына, содержащегося в Соловках. От сына нет писем. За сына хлопотали ФАДЕЕВ и ШКЛОВСКИЙ, причем первый хлопотал лишь формально, а ШКЛОВСКИЙ говорил с ВЫШИНСКИМ».
Как видим, тут фамилия Шолохова уже даже не упоминается.
Но ответить на вопрос Платонова ("Зачем он мне все это говорит?"), мы можем. Да затем, чтобы превратить великого русского писателя в своего раба. Другое дело, получилось это в результате, или нет.

[Zdvij]

"Да, с лазоревым так, если сноску в первом томе считать за часть авторского текста. Зачем вы это перепроверяли, мне понятно, но зачем сообщаете об этом, если из результатов перепроверки никаких выводов не делаете?"
Выводов не сделал и убрал этот подсчет, потому что такие примеры,
на мой взгляд, серьезного значения не имеют (для статистики слишком
мало).

Следуя отработанной методике, нашел еще одного
"соавтора" Шолохова - Шишкова.
Роман "Угрюм-река" начинается с эпиграфа:
"Уж ты, матушка Угрюм-река,
Государыня, мать свирепая".
Это очень похоже на эпиграф к "Тихому Дону"
"Ой ты, наш батюшка тихий Дон!..."
Правда, "Угрюм-река" вышла в 1933 году, и язык там совсем другой.
Увеличение числа "соавторов" неизбежно должно было вызвать
разоблачения "плагиатора". Интересно также, кто написал за
Шолохова фельетоны 20-х годов.

[Янус]

Следуя отработанной методике, нашел еще одного
"соавтора" Шолохова - Шишкова.

Есть ещё один, безумно потенциальный метод по поиску "соавторов", - кликнуть словечко "товарищ". Вот это будет список!