Есть такой анекдот (слышал в 1970-х):
В Питере на чердаке нашли неизвестную картину Рембрандта.
Собрали специалистов из Эрмитажа. Половина говорит: «Рембрандт!» Половина – «Не Рембрандт!»
Призвали специалистов из Москвы. Опять мнения пополам…
Собрали международный конгресс. Та же история.
Наконец, кто-то вспомнил, что в Одессе живет такой Изя, который в двадцатых держал на Дерибасовской антикварную лавочку, и было известно, что Изя ни разу не ошибся в атрибуции того, что ему приносили.
Доставили Изю.
Он проехал в своем колесном кресле мимо двух шеренг «сторонников» и «скептиков», глянул на картину, плюнул.
И покатил назад.
– Изя, а что вы хотели сказать вашим «тьфу»?
– Тьфу на вас, если вы не понимаете, что это Рембрандт.
Признанных (тем более юристами) методов определения авторства нет. И речь как раз о том, чтобы их на этом материале разработать. (Попыток было много, но все ненадежные, допарадигмальные.) Если с чем-то и можно сличать, так это в восьмой частью (четвертая книга), которая написана чудовищным языком графомана. За исключением нескольких небольших вставок подлинного текста, взятых из каких-то черновиков. Но и эта часть за десятилетие прошла такую редакторскую обкатку (там не одна рука, а несколько), что, видимо, автора найти будет невозможно.
Но все же как камертон (камертон графомании) это достаточно надежный материал. Там при этом нелепость на нелепости.
Только два примера:
1. Выздоровление Аксиньи от тифа -- калька с выздоровления Григория. Но калька бледная, графоманская.
2. Аксинья из дома через распахнутую ветром дверь слышит, как "как глухо ревет за Доном в тополях полая вода". Там что -- Ниагара? Всемирный потоп? Да нет, просто через две страницы вставка подлинника, откуда графоман и списал. Только, как это графоманам свойственно, он забыл о расстояниях, забыл о том, где именно находится тот, кто слышит: "Глухо ворковала вода в затопленном лесу, омывая бледно-зеленые стволы тополей, мерно раскачивая..." и т. д. до конца абзаца. А спровоцировало его гиперболизированное продолжение (через несколько строк): "бешено клокотала вода в лесу, стонали, раскачиваясь, деревья". Речь не про правый берег Дона, где хутор Татарский, а про левый, где Вешенская. Художник может этот звук услышать, ведь в данном пассаже он мысленно пролетает над всем Обдоньем, а вот сидящая дома Аксинья (в километре от тех тополей) разумеется, нет.
И такого вагон и маленькая тележка.
Задачи на сегодня: 1) показать, что три с половиной тома «ТД» написаны одним автором, а вторая половина четвертого – другим; 2) добавить к двум сотням (!) выделенным Мезенцевым нетривиальных параллелей между прозой Крюкова и «ТД» то, что Мезенцев найти не мог, потому что работал в докомпьютерную эпоху.
Я, исходя из своей квалификацией работы с текстами (своими и чужими, потому как я и есть филолог; две мои последние книги о «Слове о полку» можно найти в московских магазинах), утверждаю: звук у «Зыби» Крюкова ровно тот же, что и у первых двух книг «Тихого Дона» (а также у третьей и четвертой за исключением идеологической «подверстки» и стилизованной под оригинал восьмой части четвертой книги).
На основании этой экспертной оценки и всего того, что уже было написано на эту тему Томашевской, Солженицыным, Мезенцевым и др. см. на сайте
http://www.philol.msu.ru/~lex/td/?pid=00
я принимаю высказанное не мной утверждение: писателя Шолохова никогда не было. Это один из первых идеологических проектов большевиков (как позже Стаханов, Гаганов, Загладов и пр.).
Еще раз: Шолохов – мародер (и тоже не я первым это сформулировал).
Разумеется, присоединившись к такому утверждению, я должен это доказать.
Что, собственно, и собираюсь предпринять.
И по мере продвижения работы буду вывешивать здесь новые аргументы.
А пока беру паузу.