Подвиг первый: как капитан стал генералом
От унылых тягот гарнизонной службы меня спас дядя Шемус, оправдав семейную поговорку клана Макарисов, привезенную двоюродным дедом Иеном из России – «на грех и грабли стреляют». Одним из его собутыльников на попойках, полностью поглотивших время обучения в колледже, после которых юный Шемус решил, что полностью отдал свой долг обществу и удалился в свое поместье, был некий сын лэрда, исчезнувший после одной из особо неудачных партий в вист. Каково же было всеобщее удивление Макарисов, когда в газете, которая дяде, как истинному сквайру, попала в руки совершенно от нечего делать, то есть когда потребовалось завернуть баранью ногу, он увидел имя своего приятеля. Оказалось, что его карточный должник, давно уже лэрд, стал не последним человеком в Конной Гвардии (1), заведя самое короткое знакомство с главнокомандующим, герцогом Йоркским. Это и вызвало второе великое путешествие Шемуса Макариса в Лондон, случившееся ровно через десять лет после первого, когда он поссорился с лошадиным барышником и сам перегонял своих знаменитых тяжеловозов в столицу. Лэрд ему очень удивился, но был рад вспомнить молодость, и они устроили, как любил выражаться дядя, грандиозный симпозиум. Тогда же и было решено, с подачи моей тети, которая никогда и никуда не отпускала мужа одного после его легендарной в нашей семье поездки в Инвернесс, добиться для меня в Конной Гвардии выгодного назначения.
В корпусе герцога Йоркского, воевавшем во Фландрии, было яблоку негде упасть. Лорды и их дети не упустили возможность попасть на настоящую войну, всего лишь переплыв Канал. Некоторые из них, начитавшиеся поэм Оссиана и жаждавшие славы и приключений, добирались до аванпостов, где, если не погибали в первом же бою, вылезая под пули из мальчишеской бравады, заслуживали награду, продвижение по службе и насмешки солдат и боевых офицеров. Но большая часть осела в Антверпене и Брюсселе, объявив беспощадную войну местному пиву, окорокам и спарже, добившись тех же результатов – чинов, наград и солдатского остроумия в свой адрес. Именно о них высказался один ганноверский генерал, доложив в конце кампании герцогу Йоркскому: «Ваши офицеры, их кареты и обоз в безопасности, но солдаты погибли». Тогда же сочинили знаменитый стишок:
У доброго герцога Йорка
было десять тысяч штыков,
он взошел с этой ратью на горку,
а спустился вниз без полков.
Однако было еще одно место, где наши отважные войска сражались с мятежными французами. Точнее, болтались по воле волн, сверху вниз и слева направо, на кораблях флота вице-адмирала Худа, патрулировавшего побережье Средиземного моря от Испании до Генуи. Более того – половину сил Худа составляли испанские корабли. Французы объявили войну Испании, как и Англии, незадолго перед тем, как был казнен Людовик XVI, но это не сделало испанцев ни на йоту более расположенными к англичанам, в каждом из которых они видели пирата, грабителя и еретика. Поэтому Худу и его армейскому помощнику, лейтенанту-генералу О’Харе, понадобился не просто офицер, умеющий хорошо изъясняться по-испански, но человек, которого высокомерные и чопорные испанские командиры-аристократы сочли бы ровней себе. Моего двоюродного деда Ангуса после тридцати лет службы испанскому королю звали дон Аугусто Макарис и Каббалерия, граф де Гарофа, а его потомки, мои кузены, владели обширными поместьями в Каталонии, где я в юном возрасте провел несколько лет, избавляясь от чахотки. Посему я вырос в чине и стал офицером для поручений при О’Харе, а заодно и сменил мундир с красного британского на белый испанский, превратившись в teniente Estado Mayor (2) дона Алехандро Макариса.
Мой переход в испанскую службу был исполнением распоряжения военного секретаря Генри Дандаса, занимавшегося делами экспедиции адмирала Худа. Он рассудил, что испанские командиры проникнутся ко мне в этом случае еще большим доверием. И еще одно дело доверил мне Дандас: я должен был побывать в Генуе и встретиться там с главой тайной службы французских emigree (3) мсьё Антрегю, чтобы получить у него необходимую Худу и О’Харе информацию. Проживавший в Швейцарии под видом испанского посланника, этот человек стал, согласно еще одной поговорке деда Иена, «широко известен в узких кругах». Поговаривали, что одним из его агентов был сам Лазар Карно, знаменитый военный министр и член Комитета общественного спасения; справедливости ради следует заметить, что сильнее всех поговаривал об этом сам Антрегю. Мое свидание с ним в Генуе, куда он специально приехал под видом итальянского торговца, было куда менее интересным, чем в ставших популярными в последнее время романах. В столовой зале средней руки гостиницы Антрегю, с аппетитом поедавший яичницу с ветчиной и копченую рыбу, рассказал мне о своем агенте, коего называл «капитан Булар». Тот занимал должность во французской армии, позволявшую разъезжать вдоль побережья, которое патрулировал флот Худа. Я должен был связаться с ним через доверенных лиц в Тулоне и получать от него сведения, интересующие моих командиров.
Едва я успел прибыть на борт флагманского корабля Худа, как получил первое задание. Меня вместе с морским лейтенантом Куком, племянником знаменитого мореплавателя, послали в Тулон, чтобы обсудить условия передачи команд двух недавно захваченных близ Гибралтара французских фрегатов. Но на самом деле я намеревался найти тех, кто свяжет меня с капитаном Буларом, а Кук должен был выяснить настроения командиров Флота Леванта (4), и, если представится такая возможность, потратить на свои исследовательские нужды 10 000 фунтов серебром. Моим контрагентом был местный морской торговец, арматор, как их тут называют. Его дела пришли в связи с войной в полную негодность, и он решил поправить их с помощью английского золота, выполняя услуги шпиона. Попутно, насколько я имел случай убедиться, он не брезговал древним и почтенным ремеслом контрабандиста. Встретившись с ним в заранее условленном месте, мы договорились о том, что его люди свяжутся с капитаном Буларом и найдут способ сообщить об этом мне. Кук же с успехом потратил выданные ему деньги, заплатив долги по жалованью командам нескольких кораблей и приобретя этим расположение их капитанов.
Сам же город напоминал наследство моего дяди Грегора, то есть был разделен на три части, две из которых враждовали с третьей. Местные санкюлоты, ведомые комиссарами Конвента, которые сами себя называли народными представителями, дышали гневом против контрреволюционеров. Один из этих представителей, перевязанный трехцветным шарфом и утыканный перьями, будто американский абориген на ярмарке в Глазго, или экзотическая тропическая птица, чьи чучела хранились в собрании Эдинбургского университета, даже пытался арестовать нас с Куком, как только мы высадились на берег. Толпа оборванцев в красных колпаках под его водительством выглядела угрожающе, но караул морских пехотинцев оттеснил ее и сопроводил нас в штаб командующего флотом, адмирала де Трогофа, который возглавлял партию скрытых роялистов. Точнее, роялисты предпочитали думать, что он их возглавляет, а сам адмирал метался между преданностью изгнанной династии и стойким недоверием к англичанам, которое так и не смог победить, превратившись при всех последовавших событиях в апатичного наблюдателя. Большинство же офицеров Флота Леванта, измученные бесконечными подозрениями и казнями своих товарищей, почти открыто высказывались за передачу Тулона союзным войскам. Небольшую часть, остававшуюся преданной революционерам, возглавлял заместитель Трогофа, адмирал Сен-Жюльен, который тоже оставался пассивным наблюдателем, но совсем по другой причине: числа его сторонников не хватало ни на то, чтобы заставить флот дать Худу бой, ни даже на то, чтобы как-то противостоять роялистам.
----------
1 В здании Конной гвардии в Лондоне располагалась резиденция главнокомандующего армией.
2 Лейтенант генерального штаба (исп.).
3 Эмигрантов (фр.).
4 Историческое название французского флота на Средиземном море.