III. "12 подвигов Булара" (исторические псевдоприключения)

Модератор: Analogopotom

III. "12 подвигов Булара" (исторические псевдоприключения)

Сообщение Мэйкпис Снобз » 01 май 2011, 20:27

Подвиг третий: как генерал уничтожил республику

Король Карлос IV, его супруга Мария-Луиза и их верный премьер-министр дон Мануэль Годой, или Князь Мира, как его торжественно называли придворные лизоблюды после заключения Базельского договора, недолго смогли сохранять страну в состоянии нейтралитета. В июле 1796 года, под огромным давлением, практически диктатом, со стороны Директории Испания вновь вступила в войну, которую суверены Европы вели против революционной Франции, но уже на другой стороне. Наш конюх МакКонэхи в таких случаях любил повторять «пошла Пэгги Фрейзер с Рори МакКензи, а пришла с Дугалом МакНэббом».

Помимо перемены основ мировой политики, это решение отразилось и на моей карьере. Служба в армии страны, объявившей войну Великобритании, была возможна только для Макарисов де Гарофа, потомков моего двоюродного деда Ангуса, потому что они уже родились поддаными Их Католических Величеств (1). Но у меня, дававшего первую присягу Георгу III, Аласдеру Макарису из тех Макарисов, которые служили всем королям Шотландии, начиная с Константина II, не было ни желания, ни возможности, не потеряв чести, продолжать носить испанский мундир. Поэтому первым моим желанием была отставка.

Однако Его Величество дон Карлос был человеком необычным. Жена и Годой вертели им, как дурная пряха кривым веретеном, по выражению моих кузенов, инфантов де Гарофа, перетолковывавших шотландские, испанские и каталонские присказки. Но когда король что-то брал в голову, переубедить его было невозможно никому на свете. К несчастью для Испании, упрямство его не распространялось на политику и внутрение дела королевства, а касалось вопросов приватных, вроде охоты, лошадей или придворных увеселений. Не знаю как к нему попало мое прошение об увольнении со службы, не знаю, почему он, с легкостью отправлявший в отставку генералов и министров, уцепился за простого капитана, пусть и кавалера ордена святого Людовика, но в итоге я получил на руки любопытный и уникальный документ. В нем объявлялось, что я отправлен в отпуск «вплоть до окончания войны с Англией», причем с правом поступать на это время в любую иностранную службу, не теряя в Испании выслуги и чина. Позднее мне рассказывали, что дон Карлос чувствовал себя виноватым в том, что заставил графа Ла Уньона принять пост командующего армией, на котором тот погиб в сражении при Фигуэрасе. А поскольку в одном из писем граф упомянул обо мне, бывшем его адъютантом, с особенным участием, король из благодарности к его памяти решил теперь принять во мне особое участие.

Однако свободу распоряжаться собой я потерял еще тогда, когда решил сменить тихое гарнизонное существование на что-то более достойное. Стечением обстоятельств я стал не боевым офицером, а таким, каких обычно называют «для особых поручений», постоянно употребляясь в сношениях с тайными агентами, и руководили моими действиями не армейские командиры, а клерки из Форин Офис и Конной Гвардии. Вот и сейчас отцы государства, ведшие бестрепетной рукой корабль монархии сквозь бури испытаний, как выражался наш священник Джубедайя Ловснарк, когда перебирал церковного вина, решили, что я им полезнее всего ни где-нибудь, а в Венеции. Поскольку в очередной раз в моей карьере я оказался единственным человеком во всей Британии, кто мог ей помочь именно в этом месте и именно в это время. По своим предыдущим делам в Тулоне и в Париже я ближе всех знал мсьё Антрегю, его агентов и его манеру вести дела. А также я был тем, кто лучше всех был знаком с генералом, известным нам под кодовым именем Булара, бывшим тайным агентом emigreé, а теперь командующим французской армией, приближавшейся к Венеции, где его бывший шеф Антрегю подвизался в роли секретаря при русском посланнике Мордвинове.

Грозная некогда Серениссима (2) ныне изо всех сил пыталась остаться в стороне от бушевавшей вокруг большой войны, и как у любого государства, не имеющего сильной армии или флота, у нее это получалось плохо. Сначала Директория прямыми угрозами и шантажом добилась того, чтобы граф Прованский, принявший после смерти брата имя Людовика XVIII и укрывавшийся в Вероне, покинул республику. Потом австрийцы, воспользовавшись как предлогом договорами трехсотлетней давности, провели свою отступавшую армию через ее территорию, в итоге захватив обманом и укрепив крепость Пескьеру. Затем Булар, впавший в притворное негодование от демарша австрийцев, обрушился с угрозами на подеста (3) Кремы и Бреши, занял эти города, а потом двинулся на Верону. Венецианцы переполошились и поступили так, как обычно поступают бюрократы, пытающиеся отвести от себя стихию, то есть издали постановление. Была утверждена должность provveditor-generale in terra firma (4), каковой удостоился против своей воли, что, кстати, в Венеции было вполне в порядке вещей, патриций Николо Фоскарини, тот самый, кто и предложил ее ввести.

Естественно, что всё это нисколько не напугало французского командующего, которому ничто, кроме посланий проведитора-генерала, сначала грозных, а затем раболепных, не помешало занять Верону и сделать ее базой для своих дальнейших операций. Тогда венецианцы вспомнили о том, что они живут в некогда великой морской державе, и назначили еще одного патриция, 76-летнего Джакомо Нани, на должность provveditor alle lagune (5), чтобы он защитил город от возможного вторжения с моря. Этот энергичный старик сделал то же самое, что новый эконом дяди Шемуса, повергнувший его в шок тем, что подсчитал все его имущество. Оказалось, что флот некогда грозной Серениссимы способен выставить всего 4 галеры и 7 галеотов, и от намерения применить силу снова решено было отказаться. Посему Венецианское правительство решило далее сопротивляться агрессии истинно бюрократическим способом, состоявшим в том, чтобы впасть в летаргический сон.

Правда, проведиторы продолжали усиленно трудиться на благо отечества, производя наблюдения и горы официальной и приватной переписки. И потому им очень необходимы были помощники, хотя бы что-нибудь понимавшие в предмете их наблюдений и переписки. Отважному Нанни, дожившему аж до весны следующего, 1797 года, в качестве проведитора-лейтенанта помогал опытный моряк Томмазо Кондульмер. А Николо Фоскарини решил, что лучшим помощником ему будет отставной испанский капитан, герой обороны Тулона и сражений при Булу и Фигуэрасе, оказавшийся в Венеции после того, как отказался воевать на стороне Франции. Таким образом Аласдер Макарис стал синьором Алессандро Макарисом, проведитор-лейтенантом in terra firma. Вполне естественно, что самым важным из доводов, оказавших влияние на синьора Фоскарини, стали мнения руководителей Форин Офис и Конной Гвардии, доведенные до руководителей республики в приватном порядке.

Посему я не просто получил пост его заместителя, а переместился в самую ставку армии Булара как представитель нейтральной страны, наблюдающий за боевыми действиями на ее территории. Откуда и снабжал подробными отчетами проведитора-генерала, в роли которого несговорчивого и жесткого с французами Фоскарини быстро сменил мягкий и дипломатичный Батталья, а также мсьё Антрегю и английского посла, пересылавшего их в Лондон. Каковое утроенное бумаготворчество, к слову, оставляло мне весьма мало времени для всего остального, подобно Труффальдино из пьесы венецианца Гольдони о слуге двух господ.

Подвиги Булара и его армии достаточно подробно описаны многими куда более талантливыми писателями, нежели я. Потому расскажу лишь о двух эпизодах, которые обычно трактуются ими совсем не так, как то было в действительности. Первый произошел перед сражением у Кастильоне, когда австрийские генералы Кважданович и Вурмзер наступали по разные стороны озера Гарда, и Булар разбил их последовательно в сражениях у Лонато и у Кастильоне. Военные писатели объявили его маневры гениальными, а действия австрийских командующих заранее обреченными на поражение. Но мне доподлинно известно, что в ночь перед боем у Кастильоне состоялся военный совет, на котором все командиры дивизий Итальянской армии высказались за отступление. Более того, это же самое мнение выразил сам Булар, и все уже были готовы на том и решить. Однако один из генералов, Пьер Ожеро, начал браниться самыми солдатскими словами, которых знал великое множество, ибо до революции успел послужить не только во французской, но и в прусской, и в неаполитанской армии. Он обратился к каждому, в том числе и к Булару, с жесткими упреками и призывами оставаться мужественными и дать бой. Речь Ожеро была настолько эмоциональна и зажигательна, что он смог заразить своей решимостью всех, в том числе и Булара. Более того. На следующий день именно дивизия Ожеро была наиболее упорна в атаке, которая и решила судьбу всего сражения.
-----

1 Его Католическое Величество — почетный титул короля Испании.
2 Сиятельнейшая — торжественное именование Венецианской республики.
3 В Венецианской республике — чиновник, управляющий городом.
4 Главный управляющий владениями Венеции на материке.
5 Управляющий всей лагуной — главнокомандующий на море.
Аватара пользователя
Мэйкпис Снобз
Логограф
Логограф
 
Сообщения: 27
Зарегистрирован: 23 апр 2011, 23:14

Re: III. "12 подвигов Булара" (исторические псевдоприключени

Сообщение Мэйкпис Снобз » 01 май 2011, 20:35

Второй эпизод стал темой хвалебных од и даже знаменитых живописных полотен. Легенда гласит, что в самом разгаре сражения у Арколе Булар лично возглавил атаку гренадер, размахивая знаменем, был сброшен во время рукопашной схватки в реку, но спасен гренадерами, которые, воодушевившись его мужеством, захватили Аркольский мост. Знаменитый художник даже изобразил его со знаменем в руках, шествующего впереди колонны солдат. На самом же деле Булару удалось подойти к мосту не далее, чем за 200 шагов, где один из офицеров схватил его, крича об опасности, которая ему угрожает. В образовавшейся вокруг толпе и давке Булар упал в болото, откуда был вытащен своими адъютантами. Атака же закончилась, не начавшись, и судьба сражения была решена другими людьми в другое время.

Впрочем, пока Булар и сменявшие друг друга австрийские генералы бились друг с другом, как два петуха на заднем дворе, как говаривала моя тетя, Венецианская республика, точнее ее столица, могла спать спокойно. В 1797 году армия Булара, вслед за отступавшими австрийцами, ушла в Тироль и далее, покинув terra firme, и крупный гарнизон остался лишь в Вероне, плюс два небольших в Бергамо и Бреши. Впрочем, комендант Вероны, некий генерал Баллан, вел себя высокомерно, даже нагло, обращаясь с проведитор-генералу, к которому я вернулся, как только Булар покинул территорию республики, и подестой Альвизе Контарини как со своими сержантами.

Однако неприятности произошли именно в Бреши и Бергамо. Французские офицеры стоявших там гарнизоном составили заговор вместе с несколькими местными карбонариями, как они себя называли из-за того, что собирались в старых угольных шахтах. Впрочем, в основном это были молодые дворяне самых известных тамошних семей, таких как Лекки, Мартиненго, Алессандри или Фенароли, в которых старинная неприязнь против венецианцев сплелась с новомодными идеями о свободе и объединении Италии. Эти конспираторы решили ни много, ни мало как свершить в Венеции переворот и установить в ней революционное правление, по примеру Циспаданской и Транспаданской республик, образованных из захваченных французами итальянских государств. Сенат, до которого дошли сведения о заговоре, приказал арестовать десять знатнейших жителей Бергамо, но предупрежденные одним из канцелярских чиновников заговорщики подняли мятеж. Захват Бреши и Бергамо должен был стать сигналом для всеобщего восстания.

Батталья, захваченный инсургентами в Бреше, был отослан в Верону. На помощь карбонариям тут же двинулся из Милана генерал Лагоц во главе легионов Ломбардской республики, так как французы решили пока действовать руками своих сателлитов. Однако действия ломбардцев не были поначалу особо удачными. У городка Сало, недалеко от Бреши, солдаты-склавонцы (6) во главе с генералом Фиоравенти захватили в плен 300 солдат, среди которых 200 поляков из легиона, воевавшего под знаменами вассалов Директории. В ответ французы, уже мало стесняясь в средствах, хитростью овладели Кремой, а Лагоц, испульзуя уже все свои силы, оттеснил Фиоравенти от Бреши. Этот город, как и Бергамо с Кремой, остались в руках повстанцев.

Венецианский сенат был в панике. Потеря Кремы, Бреши и Бергамо вынуждала патрициев вновь что-то предпринимать, несмотря на терзавшие их от этого смертные муки. Наконец, проведитору-генералу было приказано собрать ополчение и защитить от карбонариев хотя бы земли к востоку от реки Минчо. Французы были деликатно в постановлении не упомянуты, а Баллану заявили, что главная цель ополченцев состоит в самообороне. Но набранные нами с проведитор-генералом всё те же горящие энтузиазмом крестьяне очень скоро принялись энергично обороняться против французских фуражиров и военных чиновников в Вероне и ее окрестностях с криками «Viva San Marco!» (7) и «A basso i francesi!» (8). Несколько солдат были зарезаны, Баллан пребывал в гневе, о чем и не замедлил сообщить Булару в Австрию.

А в Австрии разыгрывалась в это время своя игра, о некоторых деталях которой знал Антрегю, ибо хотя сам Булар теперь тщательно избегал личного общения с ним, но продолжал поддерживать связь через третьих лиц, например через главного комиссара-распорядителя армии Вильманзи. Скорее всего, он стремился, по меткому выражению МакКонэхи, кормить кота куском паштета со стола, чтобы тот не воровал сметану из подвала. Так что Антрегю, а через него и я, а после меня и лорд Гренвилл с Питтом, узнали о том, что в Лёобене, помимо прочих условий мирного договора, Булар с Кобенцлем условились о разделе Венецианской республики. И потому именно для французского генерала и именно сейчас последние известия стали даром небес, потому что появлялся прекрасный повод напасть на республику и лишить ее независимости, мотивируя свои действия желанием мщения за проявленное ею вероломство.

Французский командующий послал своего адъютанта Андоша, знакомого мне по Парижу, человека самого по себе бесцеремонного и прямолинейного, с посланием венецианскому правительству, наполненным угрозами и ругательствами. У меня сложилось впечатление, что он своей грубостью должен был спровоцировать сенаторов на открытый разрыв с Францией. Предупрежденные мною, они не поддались на его манеры и рассыпались в извинениях, так что Андошу пришлось удалиться, несолоно хлебавши.

Но по странному стечению обстоятельств, которое и я, и Антрегю, и проведитор-генерал, и даже дож Лодовико Манин сочли хорошо спланированным заговором, почти сразу после отъезда Андоша из Венеции, 17 апреля 1797 года, в Вероне случилось восстание, получившее позже название «Веронской Пасхи». Неизвестные люди заклеили город плакатами, призывавшими нападать на французов. И французы, и офицеры нашего ополчения срывали эти плакаты, но простые веронцы, а пуще того католические священники, вняли анонимным призывам и набросились на оккупантов. Всего за несколько часов всех их, кто не спасся в трех замках, Кастель Веккьо, Кастель Сан-Пьетро и Сан-Феличе, либо убили, либо взяли в плен.

Булар, пылая притворной ненавистью, тут же прислал из Австрии войска, которые расправились с Вероной. Город заплатил контрибуцию в 120 000 дукатов, но в добавление к этому был попросту разграблен. Картины, скульптуры, церковное серебро, 40 000 пар ботинок и столько же комплектов одежды были изъяты в пользу Итальянской армии. Восемь вожаков восставших, и среди них откровенный фанатик, монах-капуцин Луиджи Коллоредо, были расстреляны.

Однако к глубокому разочарованию Булара, доказать причастность к мятежу венецианского правительства оказалось невозможно. Я был в Венеции, куда уехал перед прибытием Андоша, а мой начальник, проведитор-генерал, и подеста Альвизе Контарини в первый же день беспорядков переоделись крестьянами и бежали из города, преследуемые не в меру рьяными патриотами. Что послужило нам прекрасным оправданием впоследствии. И французы, оккупировавшие уже всю республиканскую terra firma, щелкали зубами, как хищники, ожидая только повода, чтобы обрушиться на остатки независимости Венеции.

Увы, героические дураки появляются в государстве не только тогда, когда оно в них нуждается, но и тогда, когда они ему совершенно не нужны. 20 апреля 1797 года три французских люггера под командой капитана Ложье появились в Венецианской лагуне, у Лидо. Комендант крепостцы Сан-Андрео Доминико Пиццамано вообразил себя спасителем республики от трех небольших суденышек, и, дав предупредительный залп, выслал против французов галеот и два пинасса. До сих пор неизвестно, был ли синьор Пиццамано просто глуп, или он жаждал славы морских героев времен Лепанто (9). Потому что даже после того, как два люггера задали стрекача, а третий, на котором находился Ложье, лег в дрейф и поднял флаг капитуляции, венецианцы взяли французское судно на абордаж, убив Ложье и четверых моряков. Отважные морские волки потом оправдывались тем, что корабль французов стукнул-де галеот бортом, что они и приняли за враждебное намерение. Пленные французы были в цепях доставлены в Венецию, а корабль отбуксирован в Арсенал.


------

6 Солдаты из венецианских владений в Далмации и Албании.
7 Да здравствует св. Марк! (ит.); святой Марк — покровитель Венеции.
8 Долой французов! (ит.).
9 Морское сражение XVI века, в котором соединенный флот венецианцев и испанцев разгромил турок.
Аватара пользователя
Мэйкпис Снобз
Логограф
Логограф
 
Сообщения: 27
Зарегистрирован: 23 апр 2011, 23:14

Re: III. "12 подвигов Булара" (исторические псевдоприключени

Сообщение Мэйкпис Снобз » 01 май 2011, 20:37

Думаю, даже появление Персея с головой Горгоны не ужаснуло бы венецианский сенат более, чем покрытый лаврами Пиццамано, влекущий французов на цепи. Старый гренадер Манус МакФарлейн называл такие моменты «явление герцога Кумберлендского на собрание тайных якобитов». Дож Манин погрузился в меланхолию, патриции принялись прятать золото, драгоценности и предметы искусства, а простой народ бросил работу и слонялся большими толпами вдоль каналов вслед за проповедниками-шарлатанами, повествующими о конце света. Но самое печальное, оно же глупое, было в том, что сенат не нашел ничего другого, кроме как объявить Пиццамано благодарность за смелость и патриотизм, а команде его судов повысить жалование. Мне рассказывали, что это решение приняла небольшая кучка сенаторов-патриотов в то время, когда все остальные бросили госудрственные дела и готовились к грядущему апокалипсису.

Булар метал театральные громы и молнии. Актером он всегда был плохим, ибо переигрывал и подражал не лучшим образцам, но поскольку вращался в кругу военных, а не театралов, чаще всего достигал нужного успеха. Послы республики были напуганы его грозной речью, которую он завершил тем, что станет для Венеции новым Аттилой, после чего провозгласил вот имени Франции войну и направил к лагуне войска. Отваги и мужества венецианских сенаторов хватило только на то, чтобы являться в эти последние для республики дни на заседания не в обычных должностных одеяниях, а в черных мантиях, за что они тут же были прозваны «Черным советом». Как только на берегу напротив города появилась французская артиллерия, 12 мая 1797 года, Большой совет был созван для того, чтобы принять написанные Буларом условия капитуляции.

Когда дож закончил свою речь, суть которой была в том, что другого выхода, кроме передачи власти временному профранцузскому правительству, нет, совет было начал дебаты. Но тут раздались выстрелы, и сенаторы решили, что началось восстание сторонников Булара, не дождавшихся их решения. С криками «голосование! голосование!» они ринулись к урнам, бросали в них шары и, не дожидаясь результатов подсчета, бежали к боковым дверям, стремясь поскорее спасти свои жизни. Впоследствии выяснилось, что стреляли солдаты-склавонцы, покидавшие Венецию, разряжая свои ружья в воздух.

Почти в пустом зале Лодовико Манин огласил результаты голосования, которыми сенат слагал с себя полномочия управления республикой, затем медленно и с достоинством собрал свои бумаги и удалился в служебные аппартаменты, где снял свою шапочку дожа и передал ее слуге со словами: «Возьми, это мне более не понадобится». На следующий день в город вошли войска французского генерала Барагэ д'Илье. «Так фортуново колесо уносит gloria mundi (10)», - повторял учитель Фаркухарсон на каждых похоронах. Так закончилась тысячелетняя история некогда славной Венецианской республики.

Однако не закончились приключения мсьё Антрегю. Числясь секретарем русского посланника Мордвинова, он вместе с дипломатом, выехавшим на родину, благополучно миновал расположение французских войск и добрался до Триеста. Там он был опознан, арестован и препровожден в Милан под охраной, где верные клевреты Булара, генералы Бертье и Кларк, произвели проверку изъятых и описанных при задержании бумаг, каковые отправили затем в Париж. Однако одного из самых важных документов, списка действующих агентов во Франции, среди отосланных ими бумаг не оказалось. Вместо него была лишь копия, записанная со слов самого Антрегю, отличавшаяся от оригинала тем, что составляла 16 страниц, тогда как оригинал, указанный в жандармской описи, составленной в Триесте, имел 33 страницы. Как я узнал позднее, в Париже были уверены, что оригинал исчез после свидания Антрегю с Буларом, а недостающие страницы содержали список агентов в армии Булара, возглавляемый им самим, а также тех лиц, на которых генерал имел собственные виды. Естественно, что документ такого рода никак не должен был попасть в руки парижских чиновников, среди которых было много недоброжелателей и завистников его стремительных успехов. И взамен такого щедрого подарка Булар устроил так, что Антрегю отпустили на частное жительство в Милане под честное слово, без охраны, откуда ловкий агент не преминул тут же сбежать в Швейцарию. Баррасу и компании в Париже оставалось лишь щелкать зубами, как мистеру Вульфу (11), не получившему свой законный ужин, как приговаривала моя матушка.

Я же смог покинуть Венецию на испанском торговом корабле, помахав перед капитаном отпускным свидетельством за подписью короля дона Карлоса и убедив его, что выполнял в городе секретную миссию Его Католического Величества. В Неаполе же пересел уже на местное судно, благополучно прибывшее в Гибралтар, где я смог дождаться корвета, доставившего меня в Лондон. Остается лишь упомянуть, что копию того самого протокола, который стал предметом вышеописанных событий, мсьё Антрегю предусмотрительно передал мне при нашем расставании в Венеции.

-----

10 Часть латинского крылатого выражения sic transit gloria mundi — так проходит земная слава.
11 Миссис Макарис имеет в виду волка.
Аватара пользователя
Мэйкпис Снобз
Логограф
Логограф
 
Сообщения: 27
Зарегистрирован: 23 апр 2011, 23:14


Вернуться в Мэйкпис Снобз

Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 4