sasha a » 19 дек 2009, 02:35
Евгений, Вы хотите сказать, что в руки Мусина-Пушкина попал уже сокращенный вариант Слова? Что хронофграф Иоиля содержал уже "подогнанную" интерпретацию Слова?
Это - новая и очень интересная гипотеза.
По поводу "реабилитации" Мусина-Пушкина могу добавить пару слов.
Лемурий, конечно, будет закатывать глаза и хохотать мефистофельским голосом. Однако факты - вещь упрямая, и когда они выпадают рыжей прядью из накуафюренного парика истории, то многие желали бы от них избавиться. Никуда от сего факта не денешься: Слово - это заказ императрицы. Мусин-Пушкин лишь выполнял поручение Ее ВЕличества.
Появление Слова пришлось на переломный момент в политике Росси - от победы к поражению - во время переговоров в Яссах. И в дипломатических документах, и в литературном произведении речь шла об одной и той же территории: "закубанские земли" = Таманский полуостров = Тмутаракань.
Не может быть, чтобы это совпадение было случайным.
Значит, все дело в переговорах. Вернее в том, что скрывали официальные переговоры.
Дело в том, что в дипломатических переговорах 1791 г. между Портой и Россией принимала участие третья сторона - Англия. Англия выступала, как всегда, с миротворческой миссией. В качестве посредника. А как известно, кто больше заплатит посреднику, в ту пользу и решиться спорный вопрос.
28 февраля 1791 г. из Крыма в Петербург прибыл Потемкин. Его приезд, несомненно, был связан с затруднениями, возникшими в процессе мирных переговоров с Турцией. Затруднения были вызваны вмешательством Великобритании: в январе англичане предложили взять на себя роль миротворцев. В Петербург тайно приехал представитель британского правительства Вильям Фокнер с пакетом условий: Россия сохраняла статус-кво в соответствии с предыдущим Кючук-Кайнарджийским мирным трактатом, включая отказ от Очакова и других крепостей в Северном Причерноморье. Русская сторона ответила категорическим отказом.
Весной - летом князь Потемкин несколько раз встречался у себя на даче с секретарем Тайного королевского совета Вильямом Аугустусом Фокнером. Следует отметить, что его отец - сэр Эверард Фокнер - являлся другом и постоянным корреспондентом Вольтера, столь почитаемого императрицей. Вольтер жил в доме Фокнера во время своего пребывания в Англии (1726-1729). Сэр Эверард в 1737-1744 гг. исполнял обязанности посла Англии в Оттоманской империи, с 1745 г. имел должность начальника Британского почтового ведомства и ведал переброской английских военных транспортов в район Дарданелл.
В начале марта в Лондоне получили «довольно выскокомерный» ответ «от Великого Турка из Петербурга» на свое предложение урегулировать конфликт в Черном море. Ответ светлейшего князя не понравился англичанам. Хорас Уолпол (Младший сын премьерминистра Роберта Уолпола и кузен адмирала Нельсона, он являлся членом Парламента, однако деятельного участия в политических дебатах не принимал, держался в тени. Вместе с тем его считали одним из самых осведомленных людей своего времени. Хорас Уолпол получил известность как писатель, основатель жанра готического романа - страшилки писал). «Мы, - замечает Уолпол в своем письме, - уже выразили свое неодобрение в количестве восемнадцати кораблей – но все же сохранение нашего достоинства обходится нам такой дорогой ценой, что, я думаю, мы позволим ей (Екатерине) дойти до Черного моря, и черт с ней!».
Десять дней спустя Уолпол писал: «В верхах клянуться, что (Екатерина) готова проложить свою дорогу до Константинополя через кровь еще ста тысяч турок, и что мы поступили опрометчиво, послав ей изображение лавровой ветви. С другой стороны, Пруссия колеблется и обижается, и требует от нас обещания помочь ей добиться мира, помогая разжечь войну, и таким образом, действуя из самых доброжелательных и мирных побуждений, мы, как полагают, готовы послать двадцать кораблей в Балтийское море и еще половину такого количества – в Черное море».
29 марта премьер-министр Вильям Питт обратился к Парламенту с запросом о финансировании «Русской войны». Два дня шло обсуждение в кулуарах. Вечером 31 марта в первых же строках своего письма Уолпол описывает подробности заседания в Парламенте: обе палаты приняли королевский проект военного вмешательства в дела России.
«Европа в настоящее время, - замечает далее Уолпол, - находится в состоянии странного возбуждения, приведенная в смятение демонами республиканства и монархии – во всяком случае – Пруссия; и, я бы сказал, Семирамида следует за Пруссией по пятам; если это так, то мы, в конце концов, можем позволить ей дойти до Константинополя, но не дальше. Более того, я с трудом могу себе представить, что, достигнув цели, она восстановит и возродит Грецию и т.д. и станет лучшим покупателем, чем Турция».
Итак, вопрос упирался в платежеспособность покупателя. Кто больше купит - Турция или Россия? Во время войны самым ценным товаром, конечно, было вооружение.
Храповицкий писал 9 апреля: «Князь (Потемкин) с графом Безбородкой составили какую-то записку для отклонения от войны. Князь говорил Захару: Как рекрутам драться с англичанами? Разве не наскучила здесь шведская пальба».
В это время русский посол в ЛОндоне граф Воронцов готовил англичанам скандал: протест в прессе и в Парламенте против вмешательства английского правительства в русские дела. 15 апреля в Парламенте был поднят вопрос о судьбе Очакова, причем дебаты закончились выкриками возмущения в адрес правительства.
4 мая Уолпол с унынием сообщает: «ничего не известно о Русской войне, также нет никаких сведений о назначении на должность министра иностранных дел, и нет ясности, почему последний был отозван» (Речь идет о Франсисе Осборне, который получил отставку в конце апреля 1791 г. после выступления по «очаковскому делу» на заседании палаты Общин).
8 июня последовали следующие назначения: Генри Дандес получил портфель министра внутренних дел, сменив на этом посту лорда Вильяма Гренвиля (сторонника военных действий Англии на Континенте), который и занял кресло министра иностранных дел. Таким образом, несмотря на перестановки в правительстве, внешний курс Англии в отношении России не изменился.
Россия в это время вела успешные бои в районе Таманского п-ва. Анапа была взята 22 июня. 28 июня турецие войска капитулировали после разгрома под Мачином. В Петербурге праздновали победу. «Великая Гетманская Булава» показала себя грозным оружием в руках князя Потемкина. Создание буферного государства Дакия с последующим завоеванием Константинополя, казалось, было делом ближайшего будущего.
В эти дни всеобщего ликования, а точнее – 26 июня – Мусин-Пушкин получил пост Обер-прокурора Синода. Вряд ли это назначение привлекло внимание иностранных наблюдателей. Все внимание было приковано к представителю английского правительства – Вильяма Фокнера. После победы при Мачине его миссия потерпела полный крах: требование Британии отдать Очаков и Крым туркам выглядело смехотворно.
Достигнув 20 июля долгожданного результата в переговорах с Фокнером, Потемкин должен был немедленно выехать в Галац, где со 2 июля князь Репнин вел переговоры с турецкими парламентариями. Обсуждались следующие условия мира: Кючук-Кайнарджийский трактат и последовавшие за ним договоры подтверждались в полном объеме, река Днестр назначалась границей обеих империй, земли, лежащие между Бугом и Днестром переходили к России Как видим, о создании буферного государства Дакия на территории Молдавии, Валахии и Бессарабии, не упоминается.
Переговоры шли полным ходом, а светлейший князь прохлаждался в столице, и как будто не думал о делах. С 14 июля Репнин слал в столицу гонцов одного за другим, а Потемкин не находил нужным даже вскрывать депеши. Ф.П. Лубяновский, адъютант князя Репнина, говорит в своих «Воспоминаниях», что на все письма Репнина к Потемкину в Петербург он не получил ни одного ответа, что Потемкин даже задерживал курьеров, которые должны были отправляться в армию Репнина. (Брикнер. С. 205) В Петербурге их скопилось около десятка.Потемкин тянул время. Для этого у светлейшего князя был свой резон. Во-первых, он ожидал результаты переговоров с Англией, которые бы позволили выставить еще один пункт условий – о буферном государстве, а во-вторых, на 31 июля был запланирован завершающий удар по турецкому флоту, который бы окончательно сломил волю Порты и заставил бы турецкого султана пойти на уступки.
Очевидно, 14 июля князю удалось договориться с Фокнером об условиях, при которых Англия не будет вмешиваться в русско-турецкие переговоры. Эти условия подразумевали «отступные».
20 июля Фокнер подал свой «униженный ответ» русской стороне, и у Потемкина уже, вроде бы, не осталось причин находиться в столице. Однако он задержался еще на два дня, и, по свидетельству Самойлова, отсрочка отъезда была связана с английскими делами: «По сим-то обстоятельствам князь Григорий Александрович пробыл в столице долее, нежели военные обстоятельства главного над армиями начальства ему позволяли».
Князь Потомкин в это время решал вопрос о передаче премьер-министру Питту денег.
Императрица ничего не знала о закулисных делах Потемкина и не могла понять причину его задержки. Как пишет Брикнер, ходили «слухи о личном столкновении между Екатериною и князем накануне отъезда последнего. Императрица старалась уговорить его к отъезду, ради скорейшего окончания войны; Потемкин желал оставаться в Петербурге. Наконец, императрица чрез Зубова или чрез Безбородко хотела приказать ему уехать. Никто из вельмож не пожелал пойти к князю с столь опасным поручением. Тогда она самолично пошла к князю и объявила ему в решительном тоне что ему пора ехать, что дела требуют этого. Потемкин из своенравного, строптивого, упрямого — сделался совершенно скромным, послушным, кротким и повиновался желанию Екатерины, так что все удивлялись в последние дни и часы пребывания Потемкина в столице его кротости, мягкости, крутой перемене его нрава. (Брикнер. С. 206-207)
Перемена в характере князя произошла вечером 23 июля, так как днем у него состоялась важная встреча, которая также имела непосредственное отношение к английским делам. В тот день светлейший князь обедал вдвоем с банкиром Судерландом. Надо полагать, в частной беседе с придворным банкиром, проходившей в неформальной обстановке, Потемкин решал деликатные финансовые проблемы.
За столом речь шла о займе, который был оформлен четырьмя ссудами: одна – на имя самого Потемкина (800 тыс. руб), вторая – цесаревича Павла, третья - А.А. Вяземского, четвертая – И.А. Остермана. Общая сумма составила 2 млн рублей.
Генерал-прокурор Вяземский, по словам современников, отличался исключительной честностью, был врагом роскоши, а в денежных делах – даже скуп. Вице-канцлер иностранной коллегии И.А. Остерман оставил о себе память как о декоративной фигуре в политике. Австрийский император Иосиф II назвал его «соломенной чучелой», ничего не делающей и не имеющей веса. (Трачевский А.С. Союз князей и немецкая политика Екатерины II, Фридриха II, Иосифа II. 1780-1790 гг. СПб.1877. С.56) Выбор лиц, на которые была разбросана эта гигантская сумма, говорит в пользу того, что деньги предназначались для некой политической цели, которую русское правительство не хотело афишировать. Возможно, эта сумма предназначалась для подкупа премьерминистра Англии.
Князь покинул Царское Село 24 июля в 5 часов утра и неспеша двинулся в Галац, намереваясь прибыть туда 1 августа.В тот же день, императрица писала ему: «Друг мой сердечный, князь Григорий Александрович. Рапорт к тебе князя Репнина от 14 июля я, раскрыв, читала... Бога молю, да благословит успех, а тебе желаю благополучного пути».
Вслед за этим в Петербурге, Лондоне, Флоренции и Париже почти одновременно поплыл странный слух, что императрица заказала «чучело банкира Судерланда».
Имя барона Ричарда Судерланда было хорошо известно в деловых и финансовых кругах как Британских островов, так и Континента. Его отец, Александр Судерланд, талантливый шотландский кораблестроитель, запутавшись в карточных долгах, был вынужден принять предложение русских и переехать с семьей в Россию. Он сделал прекрасную карьеру в Архангельске и в Петербурге. Сыновья кораблестроителя, Ричард, Джон, Джордж и Александр-Гендрас, занялись бизнесом. Компания Судерландов продавала в Англию демидовское железо марки «Старый соболь». Ричард, как старший брат, возглавил компанию. Он также стал придворным банкиром. Их семья была связана с британской масонской ложей.
Скорее всего, слух о попытке подкупа английского премьерминистра русскими стал достоянием гласности. Само предположение о возможности подкупа премьер-министра могло стать предлогом для его отставки. Чтобы снять с себя обвинение во взяточничестве, Питт должен был продемонстрировать свою неподкупность и дать согласие на военные действия против России.
То есть из-за утечки информации в июле 1791 г. нам грозила война на два фронта: с Портой и с Англией.
Екатерине пришлось проиграть победоносную войну и убрать виновных, чтобы избежать английской интервенции.
Посол во Флоренции Мочениго подал рапорт о ссуде в 150 тыс. рублей, полученной от банкира Судерланда. 18 августа Екатерина отдала распоряжение поэту Державину (известного своей неподкупностью) рассмотреть донесение Мочениго, произвести аудиторскую проверку в банке и лично доложить ей о результатах.
В ходе дознания выяснилось, что банкир, помимо 150 тыс рублей, переведенных во Флоренцию, ссудил огромные средства князю Потемкину, наследнику Павлу, князю А.А. Вяземскому и вице-канцлеру И.А. Остерману, также большие суммы были выписаны на его собственное имя. Выяснилось, что многие царедворцы являлись клиентами банка, в том числе и сам Державин. Императрица была рассержена по поводу долгов цесаревича, но приказала оплатить крупные суммы из казны (выходит, что 2 млн. рублей -таки успели уйти в Англию из банка Судерланда и осесть в чьем-то кармане), мелкие же остались на совести должников.
Банкира Судерланда обвинили в финансовых махинациях. Он застрелился 4 октября 1791 г. (буквально с разницей в несколько часов, как умер князь Потемкин). В тот же день известие о благополучном разрешении русско-английского конфликта в полуофициальной форме получили представители европейских государств. Очевидец записал: «Старый Судерланд был очень предан императрице, которая после его кончины в беседе с Вутвортом (британский посол) бессердечно сказала в присутствии всего Двора, что отныне устрицы будут дешевле, намекая на его пристрастие к ним». (Cross. P. 80).
Таким образом удалось замять дело о взятке британскому правительству, представив дело так, будто 2 млн. рублей, доставленные в Англию, являлись финансовой аферой самого Судерланда.
Слово о Полку - всего лишь маленькая деталька в этом грандиозном скандале. Граф Мусин-Пушкин, как мог, постарался послужить отечеству и императрице, спасая Россию от позорного проигрыша битвы "за землю незнаемую".
Ну, вот, пожалуй и - все.