Коран

Модератор: Analogopotom

Сообщение Филэллин » 11 май 2006, 09:06

Ну, тогда и В.В. Путин - глава РПЦ.
Аватара пользователя
Филэллин
Геродот
Геродот
 
Сообщения: 1249
Зарегистрирован: 21 май 2004, 23:44
Откуда: СПб

Сообщение shuric » 11 май 2006, 09:21

Ну юридической власти Путин не имеет. А император имел.
Но а главное патриархи ведь, в смысле нетерпимости, были еще хуже императоров.
shuric
Полибий
Полибий
 
Сообщения: 3730
Зарегистрирован: 11 мар 2005, 22:56

Сообщение Филэллин » 11 май 2006, 09:29

Как раз юридическую власть он и имеет. Причём не только над РПЦ, но и вообще над всеми церквями.

Приведите примеры нетерпимости патриархов.
Аватара пользователя
Филэллин
Геродот
Геродот
 
Сообщения: 1249
Зарегистрирован: 21 май 2004, 23:44
Откуда: СПб

Сообщение Analogopotom » 11 май 2006, 16:20

Как не религиозные? Может я чего не знаю - но ведь император глава церкви.


Византийская империя представляла собой самую неограниченную монархию средневекового мира, где василевс (император) являлся сакральной фигурой - Божиим избранником. Его культ составлял один из самых существенных элементов государственной религии, а царский дворец почитался, как священное жилище. Василевса рассматривали как космическое явление, подобное солнцу. Поэтому уподобление богу являлось первейшей обязанностью государя, и все ритуалы, которые он выполнял, были предназначены напоминать о таинственной связи между ним и Царем Небесным. Он носил затканную золотом пурпурную одежду, пурпурные сапожки, восседал на золотом троне и пурпурных подушках. Он подписывал государственные бумаги пурпурными чернилами. Золото и пурпур служили символами величия василевса, символами его абсолютной власти.
Вместе с тем трудно вообразить себе более непредсказуемую судьбу, чем судьба византийского императора. Их было 88 за тысячелетнюю византийскую историю – почти вдвое больше, чем на престоле Германской империи за тот же промежуток времени, - каждый правил в среднем 13 лет. Половина василевсов была насильственно лишена власти: одни свергнуты и казнены, другие отравлены, утоплены, ослеплены, иные заточены в монастырь. Как заметил один из византийских историков, большинство императоров достигли власти убийством и кровопролитием. Другой историк Никита Хониат, с иронией писал, что императорская власть подобна блуднице – кому только не отдавалась.
Дело в том, что в Византии, любой претендент на царский трон – сын, брат или дядя почившего императора, - мог его занять только с одобрения церкви в лице патриарха и при поддержке народа. Такая традиция считалась воплощением теории «Божьего избрания». И пусть у каждого из них при дворе находились недруги, за спиной плелись заговоры, вспыхивали народные бунты, не известно ни одного случая, когда император отказывался от власти добровольно.
Аватара пользователя
Analogopotom
Администратор
Администратор
 
Сообщения: 4598
Зарегистрирован: 25 мар 2006, 00:21
Откуда: РСФСР

Сообщение Analogopotom » 11 май 2006, 16:32

В плане отношения императора к своей роли, показателен пример византийской императрицы Феодоры.

Когда в Константинополе в 532 году вспыхнуло восстание Ника, направленное на свержение ее супруга Юстиниана, и тот собрался бежать, Феодора, даже перед лицом смертельной опасности, не пожелала покидать дворец – сделать это было равносильно тому, что отказаться от роли земного божества. Как свидетельствует Прокопий Кесарийский, императрица тогда сказала: «Тот, кто появился на свет, не может не умереть, но тому, кто однажды царствовал быть беглецом невыносимо. Да не лишиться мне этой порфиры, да не дожить до того дня, когда встречные не назовут меня госпожой! Если ты желаешь спасти себя бегством, государь, это не трудно. У нас много денег, и море рядом, и суда есть. Но смотри, чтобы спасшемуся тебе не пришлось предпочесть смерть спасению. Мне же пурпур власти будет лучшим саваном».
Аватара пользователя
Analogopotom
Администратор
Администратор
 
Сообщения: 4598
Зарегистрирован: 25 мар 2006, 00:21
Откуда: РСФСР

Сообщение Артемий » 11 май 2006, 16:52

shuric писал(а):Ну юридической власти Путин не имеет. А император имел.
Какую "юридическую власть" имел император в Церкви? Что Вы "точно помните", позвольте спросить?
И в России, и в Византии император имел власть над своими подданными -- в том числе и над церковным священноначалием. И как неограниченный монарх мог навязать им свою волю, например, заставить выбрать митрополита или рукоположить кого-то в священный сан. Но сам он этого сделать никак не мог. Это была не юридическая власть, а в чистом виде "право сильного".
Артемий
Геродот
Геродот
 
Сообщения: 993
Зарегистрирован: 02 апр 2005, 13:24
Откуда: Санкт-Петербург

Сообщение thor » 11 май 2006, 18:08

И пусть у каждого из них при дворе находились недруги, за спиной плелись заговоры, вспыхивали народные бунты, не известно ни одного случая, когда император отказывался от власти добровольно.

Не согласен - а Исаак I Комнин, а Михаил VI Калафат (по моему, так)! Они. что, не добровольно отреклись от власти.
Что же касается неограниченности власти византийского василевса - не было ее, да и все тут. Типичный исторический миф, призраком бродящий по Европе со времен Лиутпранда Кремонского и Крестовых походов. Да, власть его была велика, но отнюдь не абсолютна. Жаль, пишу данный пост на работе, а не дома, а то можно было бы сослаться на мнение целого ряда византинистов, доказывающих иллюзорность представления об абсолютности власти византийского василевса! 8)
Последний раз редактировалось thor 11 май 2006, 18:33, всего редактировалось 1 раз.
cogito, ergo sum
Аватара пользователя
thor
Модератор форума
Модератор форума
 
Сообщения: 7725
Зарегистрирован: 18 апр 2006, 11:14
Откуда: Белгород

Сообщение shuric » 11 май 2006, 18:19

"Какую "юридическую власть" имел император в Церкви?"

У Юрганов в "Категориях средневековой русской культуры" указывалось, что в определенных обстоятельствах виз. император мог решать церковные вопросы. Если чего запамятовал - приношу извинения.
shuric
Полибий
Полибий
 
Сообщения: 3730
Зарегистрирован: 11 мар 2005, 22:56

Сообщение thor » 11 май 2006, 18:34

Естественно, мог он же помазанник Божий, практически иерей (с точки зрения Дмитрия Хоматиана). 8)
cogito, ergo sum
Аватара пользователя
thor
Модератор форума
Модератор форума
 
Сообщения: 7725
Зарегистрирован: 18 апр 2006, 11:14
Откуда: Белгород

Сообщение Артемий » 11 май 2006, 18:39

thor писал(а):Естественно, мог он же помазанник Божий, практически иерей (с точки зрения Дмитрия Хоматиана). 8)
Самолично не мог: хоть режьте, хоть бейте. Император -- помазанник на управление государством. На Церковь он мог влиять (и влиял сколько угодно) только через церковное священноначалие. Ну нету в Церкви сана "император". Епископ есть, священник есть, диакон есть -- а императора нет.
Артемий
Геродот
Геродот
 
Сообщения: 993
Зарегистрирован: 02 апр 2005, 13:24
Откуда: Санкт-Петербург

Сообщение thor » 11 май 2006, 18:41

Правильно, именно об этом и заявил Феодор Студит Никифору I. Но это лишь часть правды., но не вся правда. :)
cogito, ergo sum
Аватара пользователя
thor
Модератор форума
Модератор форума
 
Сообщения: 7725
Зарегистрирован: 18 апр 2006, 11:14
Откуда: Белгород

Сообщение Артемий » 11 май 2006, 18:44

thor писал(а):Правильно, именно об этом и заявил Феодор Студит Никифору I. Но это лишь часть правды., но не вся правда. :)
А в чем "вся правда"? В том, что находились императоры, слишком много о себе мнившие? Так это и не секрет.
Артемий
Геродот
Геродот
 
Сообщения: 993
Зарегистрирован: 02 апр 2005, 13:24
Откуда: Санкт-Петербург

Сообщение Analogopotom » 11 май 2006, 19:55

Не согласен - а Исаак I Комнин, а Михаил VI Калафат (по моему, так)! Они. что, не добровольно отреклись от власти.


Михаил 6 Стратиотик отрекся под давлением митрополитов, когда часть синклитов вместе с патриархом провозгласили Исаака императором, а Михаила обвинили во всевозможных грехах. (Пселл, "Михаил 6")

Исаак 1 Комнин отрекся, будучи при смерти.
В 1059 году он простудился и заболел лихорадкой (Пселл, "Исаак Первый"). Положение его было настолько тяжелым, что со дня на день ожида его смерти. Исаак пожел постричься, а преемником своим объявил боевого соратника Константика Дуку. Но только успел Дука принять власть, как здоровье Исаака пошло на поправку и вскоре он совершенно излечился. Комнин попытался было вернуть себе власть власть, но, увидев, что окружен недоброжелателями, отказался от этой мысли и ушел в Студийский монастырь.
Аватара пользователя
Analogopotom
Администратор
Администратор
 
Сообщения: 4598
Зарегистрирован: 25 мар 2006, 00:21
Откуда: РСФСР

Сообщение Филэллин » 11 май 2006, 23:21

И пусть у каждого из них при дворе находились недруги, за спиной плелись заговоры, вспыхивали народные бунты, не известно ни одного случая, когда император отказывался от власти добровольно.


Даже если было бы так, это ни о чём не говорит. В древности вообще отречение от власти (и притом добровольное) - нонсенс. И степень добровольности оценить всегда сложно. Вот, например, Артемий-Анастасий II и Феодосий (IV), императоры смутных времён рубежа VII-VIII вв., добровольно отказывались от власти, но перед лицом опасности.

Византийская империя представляла собой самую неограниченную монархию средневекового мира, где василевс (император) являлся сакральной фигурой - Божиим избранником. Его культ составлял один из самых существенных элементов государственной религии, а царский дворец почитался, как священное жилище. Василевса рассматривали как космическое явление, подобное солнцу. Поэтому уподобление богу являлось первейшей обязанностью государя, и все ритуалы, которые он выполнял, были предназначены напоминать о таинственной связи между ним и Царем Небесным. Он носил затканную золотом пурпурную одежду, пурпурные сапожки, восседал на золотом троне и пурпурных подушках. Он подписывал государственные бумаги пурпурными чернилами. Золото и пурпур служили символами величия василевса, символами его абсолютной власти.


В льстивых речах современников ещё не то можно найти, но вы почитайте какие-нибудь описания васелевсов у позднейших авторов, того же Пселла. Так и Путин станет у вас солнцем, живущим в священном жилище.
Аватара пользователя
Филэллин
Геродот
Геродот
 
Сообщения: 1249
Зарегистрирован: 21 май 2004, 23:44
Откуда: СПб

Сообщение thor » 12 май 2006, 11:05

Возвращаясь к вопросу о византийском императоре. Начнем с того, что Византия была монархией, и император занимал в политической системе Византийского государства совершенно особое, центральное место – как совершенно справедливо указывал Г.Г. Литаврин, «…государство в средние века персонифицировалось в личности монарха…» , и для византийцев, и для варваров Империя прежде всего представала в образе константинопольского императора, василевса всех ромеев.
Как и в случае с идей Империи, в основе византийской концепции верховной власти лежало уходящее корнями в античную эпоху, а, точнее, во времена эллинизма, представление о верховном правителе как о «божественном муже» (θείος α’νήρ). Здесь необходимо отметить, что представления о верховном правителе как о «божественном муже», сакральном характере его власти было свойственно отнюдь не только одним византийцам. Оно было свойственно практически всем средневековым обществам. Так, характеризуя основные положения концепции королевской власти в средневековой Европе, французский историк М. Блок отмечал, что «…представления о короле, как о священной фигуре, исполненной особых сил, сочетающей в себе как религиозное отношение, так и магически-мистическое, было по сути определением социально-политической роли королей, они были «вождями народа», thiudans, пользуясь старинным германским словом».
При этом, как указывал французский лингвист Э. Бенвенист, в индоевропейском мире еще в глубокой древности сложились различные представления о царе и царской власти. На его окраинах, менее всего затронутых процессами переселения народов на рубеже бронзового и железного века, а именно в кельтском, латинском и индоарийском мирах царь, верховный правитель являлся божеством, тогда как у греков и германцев – человек, получивший царскую власть от верховных богов вместе с соответствующими ее атрибутами (хотя следы божественности царя прослеживаются и у греков).
Тщательный анализ византийской религиозно-политической теории показывает, что в ней есть следы обоих подходов к оценке царской власти, но переработанных в духе христианской традиции. Вместе с тем нельзя не отметить то обстоятельство, что попытка совместить несовместимое при присущем византийскому обществу пиетету перед древностью, традицией неизбежно вела к определенной нестыковке, противоречивости византийской модели царской власти.
Для первохристиан император никак не мог быть живым Богом или хотя бы полубогом, поскольку Господь мог быть только один, и царство его было «не от мира сего». Однако с самого начала они рассматривали его как ставленника Господа, исполнителя его предначертаний. Апостол Павел в своем послании к римлянам писал, что «…начальник есть Божий слуга, тебе на добро…Он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое (выделено нами – THOR)…». Таким образом, даже языческий император для христиан был не просто человеком, но носителем власти, поставленным самим Господом, которому надлежит повиноваться не за страх, а на совесть. Император предстает исполнителем Божественной воли, даже если сам он не верит в Него и в его всемогущество. Однако до тех пор, пока император не стал христианином, а Империя – христианским государством, проблема выбора между Богом и императором, между Империей и Церковью, между долгом гражданина и верой оставалась острой, неоднократно приводя к конфликтам между властью и христианами. Разрешить противоречие можно было только одним путем – «спустить» императора с небес на землю, но вместе с тем придать ему особый статус, возвышающий его над любым смертным – статус не только избранника Господа, но и его наместника на земле. Однако разрешить эту проблему оказалось сложнее, чем можно было представить, хотя бы в силу того, что в этом вопросе столкнулись две древние и мощные традиции – античная греко-римская обожествления государя и иудейская, восходящая к ветхозаветным царям, идея верховного правителя как наместника Бога на земле. Кроме того, даже эти традиции были неоднородны по своей сущности, неся внутри себя следы как глубокой древности, так и относительно недавнего прошлого.
Представления относительно особых отношений императора и богов были распространены в Римском государстве с самого начала его существования. Еще Гай Юлий Цезарь подчеркивал, что происхождение его рода Юлиев восходит к самим богам, почему «…наш род облечен неприкосновенностью, как цари, которые могуществом превыше всех людей, и благоговением, как боги, которым подвластны и сами цари…». И он не только заявлял об этом, но и подтверждал действиями – как отмечал Светоний, помимо почестей, превосходящих всякие разумные пределы, «он даже допустил в свою честь постановления, превосходящие человеческий предел: золотое кресло в сенате и суде, священную колесницу и носилки при цирковых процессиях, храмы, жертвенники, изваяния рядом с богами, место за угощением для богов (выделено нами – THOR)…». Однако примечательно, что эти сверхчеловеческие почести не вызвали у римлян противодействия, более того, как подчеркнул Светоний, после смерти Цезарь «…был сопричтен к богам, не только словами указов, но и убеждением толпы (выделено нами – THOR)…». Убит же Цезарь был вовсе не за желание уподобиться богам, а по подозрению в стремлении присвоить себе царскую власть.
Преемники Цезаря последовали его примеру. Так, обожествлению были подвергнуты Октавиан Август, Клавдий, Веспасиан и Тит, Гальба возводил свой род по отцу к самому Юпитеру, а по матери – к супруге критского царя Миноса Пасифае. Все это не вызывало никакого сопротивления и неприятия среди римлян. Более того, они сами нередко выступали инициаторами причисления императоров к богам. Так, по сообщению Флавия Вописка, автора жизнеописания императора Аврелиана, войско, узнав о смерти Аврелиана, направило сенату письмо, в котором потребовали от сената причислить покойного к богам, что и было сделано сенатом. Таким образом, обожествление императоров в Риме стало скорее обычаем, традицией, нежели редким исключением, событием, из ряда вон выходящим. И такое отношение к возведению казалось, смертного человека в ранг божеств вовсе не было привилегией исключительно грубого и необразованного плебса. Античные интеллектуалы подвели под обожествление смертных своего рода разумное, рациональное объяснение. Как говорил лакедемонянин Тиндар, ссылаясь на Платона, «безначальный и вечный бог» является «отцом и создателем мира и всего прочего имеющего рождение» от присущего этому богу «рождающего начала». Следовательно, «…нет ничего странного, если бог, сближаясь не так, как человек, а какими-то другими объятиями и прикосновениями, преображает смертное тело и оставляет в нем божественный зародыш…».
Итак, культ императора как бога или, по меньшей мере, полубога, достаточно твердо устоялся в римской политической традиции и не вызывал антипатии, отторжения в обществе. Конечно первохристиане не могли воспринимать императора как Бога и поклоняться ему или его гению. В принципе, будучи вполне лояльными гражданами Империи, они молчаливо соглашались с существованием императорского культа, но лишь до тех пор, пока перед ними не вставал выбор – или вера, или исполнение гражданского долга, который, в частности, заключался в поклонении императору. Как правило, их выбор был однозначным – вера стояла на первом месте. Именно отказ от поклонения императору был одной из причин, почему христиане, в отличие от других восточных сект, подвергались гонениям. Как отмечал А. Шмеман, римская религия «…представляла собой до мелочей разработанный ритуал жертвоприношений и молитв, культ, имевший прежде всего государственно-политическое значение. От соблюдения его зависело благосостояние Империи, «благорастворение воздухов», победа над врагами. Пускай это был всего лишь символ, в который почти никто не верил в эту смутную эпоху. Другого символа для выражения и сохранения единства, для воплощения своей веры в самого себя Рим не имел… И от всех своих подданных Рим требовал только одного: внешнего участия в этом государственном культе как выражения лояльности, как подчинения себя римским ценностям и включения в римскую традицию…». Естественно, что отказ исполнять требования властей, пусть даже и в религиозной сфере, означал мятеж, бунт, что неизбежно вело к соответствующим санкциям со стороны государства.
Однако положение постепенно меняется к концу III в. н.э. по мере распространения христианства в Империи и роста числа христиан, среди которых становится все больше не только плебеев, но и людей из высших слоев общества. Стоит согласиться с мнением А.Д. Рудокваса, указывавшего, что среди этой массы новообращенных было весьма немало людей «с весьма неустойчивым мировоззрением и смутным понятием о доктрине христианства». Это обстоятельство вкупе с тем, что наиболее стойкие приверженцы «чистого» христианства понесли наибольшие потери в годы гонений, обусловили возможность «даже тех компромиссов, которые были бы немыслимы для христиан в более ранний период». Естественно, что изменяется и отношение христианской интеллектуальной элиты к императорскому культу – «…она переходит от равнодушно-индифферентного отношения к императорскому культу к его восприятию и приспособлению к реалиям "христианской империи", заимствуя терминологию и часть доктрины этого культа, но корректируя ее для приспособления к общей системе христианской теологии. Это было тем легче, что стройной догматики как цельной системы императорский культ не имел».
Превращение христианства при Константине Великом сперва в одну из разрешенных, а затем, уже при Феодосии Великом – в господствующую и единственную религию Империи вовсе не означало, что прежнее языческое отношение к императору как к Богу немедленно отмерло и ушло в прошлое. Исследовавший эту проблему по отношению к поздней Римской империи А.Д. Рудоквас отмечал, что переход от язычества к христианству в поздней Римской империи осуществлялся не революционным, а эволюционным путем, и это, в свою очередь, обусловило «…выживание в течение достаточно долгого времени многих культурных феноменов, немыслимых в последующую эпоху безраздельного господства церкви и церковного мировоззрения». В полной мере это коснулось отношения к императору и императорскому культу как одного из неотъемлемых атрибутов его как политического и религиозного института поздней Римской и ранней Византийской империи.
В новых условиях, несмотря на то, что христианство стало господствующей религией, тем не менее, языческие тенденции в императорском культе не только не умерли, но и продолжили свое существование. На первых порах они носили ярко выраженный характер – так, тот же Константин учредил культ рода Флавиев в Африке , Иовиан, согласно сообщению Евтропия, «по благоволению императоров, которые ему наследовали (а ими были арианин Валент и кафолик Феодосий Великий, нанесший последний удар по язычеству как официальному культу – THOR), был причислен… к Богам…». Смешение языческой традиции и христианских новшеств наглядно демонстрируют и данные нумизматики. – так, на монете императора Анастасия (491-518 гг.) изображена богиня Виктория Августа с крестом в руке!
Следы языческого по своей сути императорского культа отчетливо прослеживаются в известном труде жившего на рубеже IV/V вв. писателя Флавия Вегеция Рената «Краткое изложение военного дела». Так, например, описывая обряд военной присяги, которую давали зачисленные в легионы новобранцы, Вегеций писал: «Они клянутся именем Бога, Христа и Св. духа, величеством императора, которого человеческий род после Бога должен особенно почитать и уважать…». В этом нет ничего необычного – все поставлено в очередности строго в соответствии с христианским вероучением, и император стоит после Бога и его ипостасей. Однако следующая фраза полностью выпадает из этого ряда: «Как только император принял имя Августа, ему, как истинному и воплощенному Богу (выделено нами – THOR), должно оказывать верность и поклонение…». И хотя далее снова следует пассаж, выдержанный в христианском духе: «И частный человек и воин служит Богу, когда он верно чтит того, кто правит с божьего соизволения» , однако императорские imago, под которыми легионеры идут в бой, именуются Вегецием «божественными и подлинными знаменами».
Но если от этих писателей мирян требовать строжайшего следования христианским канонам было достаточно сложно, то как быть тогда со свидетельствами, казалось бы, таких заинтересованных в придании соответствующего «правильного» облика императорам христианской Римской империи людей, как церковные историки. Они также показывают на страницах своих трудов смешение языческой и христианской традиций. Так, арианский историк Филосторгий указывал, что христиане, жители Константинополя, «…образ Константина, стоявший на порфировом столпе,… чествовали жертвами, возжением свечей и курением, молились перед ним, как пред Богом, воссылая к нему умилостивительные прошения о предотвращении бедствий…». Но даже если предположить, что Филосторгий преднамеренно исказил факты, будучи приверженцем еретического вероучения, то что тогда говорить о Евсевии Кесарийском. Этот апологет Константина, родоначальник жанра церковной истории, сообщал, что приглашенный ко двору Константина «…один из служи¬телей Божьих осмелился лично назвать его блаженным и говорил, что он и в настоя¬щей жизни удостоился автократического над всеми владычества, и в будущей станет цар¬ствовать вместе с Сыном Божьим (выделено нами – THOR)…».
Евсевий попытался примирить языческую традицию обожествления императора и христианское вероучение. И снова, как и в случае с концепцией взаимоотношений Империи и Церкви, он стал основоположником нового прочтения учения об императоре как главе христианского государства. Основы новой концепции он изложил в двух своих сочинениях – биографии Константина и панегирике в честь тридцатилетия правления императора. Главная идея, которую с присущим ему красноречием отстаивал Евсевий – император, конечно, не Бог, но он и не простой человек. Он – земное подобие Бога, своего рода Луна, отражающая лучи, истекающие от дневного светила: «… он отпечатлен по первоначальной идее великого Царя, и в своем уме, как в зеркале, отражает истекающие из нее лучи добродетелей». Управляя своей державой император, о чем уже говорилось выше, берет за образец самого Господа и его порядок управления всем сущим.
Более того, Евсевий, пытаясь совместить языческий императорский культ и христианскую доктрину, едва ли не делает из Св. Троицы квартет, практически ставя на одну доску Господа и императора. Подчеркивая сверхчеловеческое естество императора, его непосредственную связь с Богом и его уподобленность Господу, он писал: «Единородное Слово Бога непрерывно соцарствует своему Отцу от безначальных веков в неисчислимые и бесконечные века, а друг Его, получивший свыше мудрость царствования и укрепляемый названием, одноименным Богу, владычествует через долгие периоды годов. Спаситель всех приготовляет своему Отцу благоприятными все небо, мир и вышнее царство, а друг Его приводит к единородному и спасительному Слову подвластных себе жителей земли, и через то делает их готовыми для того же самого царства».
Правда, осознав опасность дальнейшего следования по данному пути, он не стал доводить идею до логического завершения, оставив ее незавершенной. Евсевий остановился на развилке, не решаясь сделать окончательный выбор. Однако впоследствии византийская мысль доработала представления Евсевия, придав им более приличествующий христианской доктрине вид. Из скрытых в концепции Евсевия потенций византийские мыслители выбрали то, что больше соответствовало именно древнегреческой идее царя как человека, наделенного от Бога властью и соответствующими ее атрибутами. Отсюда естественным образом вытекала идея, ставшая одной из основополагающих в византийском мировоззрении и миропонимании. С. Рансимен описывал ее сущность следующим образом: «Царь – не Бог среди людей, но наместник Бога. Он не является воплотившимся логосом, но он стоит в особых отношениях с логосом. Его особенно избрал Бог, он вдохновляется Богом, он друг Божий, он толкователь Слова Божия». Следовательно, можно предположить, что греческие мыслители поздней античности и раннего средневековья попытались примирить противоречащие друг другу конструкции царской власти, содержащиеся как в иудео-христианской, так и греко-римской (точнее, римско-эллинистической) традициях.
В истинно православном, христианском государстве, каким мыслила себя Византийская империя, император никак не мог быть обожествлен, ибо на земле и на небе не могло быть одновременно два Бога. Господь был один, и император теперь выступал не как живой бог, а как «избранник Господа» , его посланник, заместитель (‛ύπαρχος), исполнитель божественных предначертаний. «Бог – Пантократор («Вседержитель») – глава и небесного и земного порядка, император – космократор – властитель в земных делах…» – так характеризовал Г.Л. Курбатов главную идею византийской политической доктрины. Представления об особых отношениях между Господом и его избранником не только сохранились, но и получили дальнейшее развитие. Подчеркивая особый характер взаимоотношений императора и Господа, император Константин VII в наставлении своему сыну писал: «…Вседержитель укроет тебя своим щитом, и вразумит тебя твой создатель. Он направит стопы твои и утвердит тебя на пьедестале неколебимом. Престол твой, как солнце, – пред ним, и очи его будут взирать на тебя, ни одна из тягот не коснется тебя, поскольку он избрал тебя, и исторг из утробы матери, и даровал тебе царствие свое как лучшему из всех, и поставил тебя, словно убежище на горе, чтобы несли тебе дань иноплеменники и поклонялись тебе населяющие землю…».
Но и это еще не все. Из учения Евсевия Кесарийского следовало, что особа императора как Божьего избранника является священной, а его власть – своего рода священнодействием, так как, отмечал С. Рансимен, «…его (императора – THOR) глаза возведены горе, поскольку он ждет указания Божьего. Следовательно, его надо окружать таким почетом и славой, какие подобает земному подобию Божью». Подобно Богу, император возвышался над всеми рядовыми смертными, и пышный придворный церемониал еще более подчеркивал его недоступность и удаленность от мирской суеты. Все, что было связано с императором – его дворец, придворный совет, казна, опочивальня, одеяния – все было священным, и всякое покушение на что-либо из принадлежащего императору было не просто воровством или изменой, а святотатством. Но иначе быть не могло, ведь при Юстиниане на свет рождается не только идея симфонии, но и другая, ставящая императора на порядок выше любого простого смертного. Вскоре после вступления на престол Юстиниана диакон храма св. Софии Агапит преподнес новому владыке Империи, «божественнейшему и благочестивейшему царю нашему Юстиниану (выделено нами – THOR)» свое сочинение о власти императора и его обязанностях. В этом свитке, включавшем в себя 72 параграфа, содержалась весьма примечательная мысль, уходившая своими корнями в языческое прошлое Рима (и даже еще глубже, во времена, когда еще существовала единая индоевропейская языковая общность) – «существом тела царь равен всем людям, а властью своего сана подобен владыке всего, Богу. На земле он не имеет высшего над собою (выделено нами – THOR)…». И не случайно, что при Юстиниане, преисполненного сознанием величия императорской власти и сана, византийский придворный церемониал, установившийся в общих чертах во времена Диоклетиана, был усовершенствован и еще более усложнен. «Жизнь двора замкнулась при Юстиниане в сложный этикет, в котором многое прибавилось к старому наследию в соответствии с личными свойствами императора и императрицы. Один образованный и ученый современник, магистр двора Петр, составил целый трактат о придворных обычаях, в котором давал точное описание отдельных церемоний для руководства преемникам по должности...» – писал русский византинист Ю.А. Кулаковский. В дальнейшем придворный церемониал продолжал развиваться и совершенствоваться в сторону еще большей пышности и величия как способа подчеркнуть величие и могущество императора.
Сохранились свидетельства, отражающие психологический эффект, который оказывал пышный и величественный византийский церемониал на неискушенных в таких вопросах варваров. Так, готский историк Иордан, описывая визит готского короля Атанариха в Константинополь по приглашению Феодосия Великого, сообщал о реакции простодушного германца: «…Бросая взоры туда и сюда, он глядел и дивился то местоположению города, то вереницам кораблей, то знаменитым стенам. Когда же он увидел толпы разных народов, подобные пробивающимся со всех сторон волнам, объединенным в общий поток, или выстроившиеся ряды воинов, то он произнес: «Император – это, несомненно, земной Бог, и всякий, кто поднимет на него руку, будет сам виноват в пролитии своей же крови»…».
Сами императоры прекрасно понимали весь эффект от пышных церемоний и приемов и активно использовали его в отношениях с варварскими посольствами и правителями. И снова сошлемся на источники. Хрестоматийным стал эпизод с посещением послов киевского князя Владимира Святославича Константинополя и их отчетом перед князем об увиденном в имперской столице: «И придохом же въ Греки, и ведоша ны, идеже служать Богу своему, и не свемы, на небе ли есмы были, ли на земли: несть бо на земли такаго вида ли красоты такоя, и не доумеемъ бо сказати; токмо то вемы, яко онъде Богъ с человеки пребываеть, и есть служба их паче всех стран. Мы убо не можемъ забыти красоты тоя, всякъ бо человек, аще вкусить сладка, последи горести не приимаеть, тако и мы не имамъ сде быти…». Несмотря на полулегендарный характер рассказа, тем не менее не подлежит сомнению сильнейший моральный эффект, производимый византийским церемониалом, призванным подчеркнуть мощь и величие Империи и ее главы, императора, на варваров.
Очевидно, что и византийское простонародье также преисполнялось, с одно стороны, чувством собственной ничтожности перед лицом наместника Бога, окруженного великолепной свитой , а с другой стороны – гордостью за свою державу, во главе которой стоит избранник Божий. Все подданные императора, от самого знатного и влиятельного сановника, даже если он и был реальным обладателем власти при марионетке-императоре, до последнего пастуха или крестьянина, были обязаны воздавать властителю земного Царства «богоравные» почести. Пышный церемониал сопровождал императора повсюду, и не только во дворце, но и за его пределами. Выход императора из дворца превращался в чрезвычайно пышную и величественную процессию, сопровождаемую славословиями и громадным скоплением народа. Придворные церемонии также были обставлены не менее торжественно и во многом были сходны с порядком богослужения , и нарушение этого порядка фактически приравнивалось к святотатству и подлежало серьезному наказанию. 84-е правило св. апостол гласило: «Аще кто досадит царю, или князю, не по правде: да понесет наказание. И аще таковый будет из клира, да будет извержен от священного чина: аще же мирянин, да будет отлучен от общения церковного». Это правило было подтверждено и позднее, в «Синтагме» Матфея Властаря. Величественный и блистательный придворный церемониал настолько вошел в плоть и кровь византийцев, что они не могли и помыслить существование императора без них, и мятежники, претендовавшие на императорскую диадему, в знак подтверждения своих претензий, также следовали традиции, окружая себя многочисленной свитой и церемониалом.
Однако при всем при том священность императорского сана, сакральность его власти ни в коей мере не обеспечивала императору безмятежность правления. Ни один император не мог чувствовать себя вполне спокойным на троне – длинная череда императоров, отошедших в мир иной вследствие дворцового переворота, свидетельствует в пользу этого. И причин тому было несколько. С одной стороны, в Византии так и не сложилась традиция наследственной передачи верховной власти. Конечно, брат, сын или племянник императора, особенно если они еще при жизни государя были официально объявлены соправителями, имели больше шансов, чем другие претенденты, занять трон. Однако даже «порфирородность» отнюдь не гарантировала безболезненность процесса передачи власти. И на то были весьма веские причины.
Во-первых, необходимо иметь в виду, что в византийской религиозно-политической доктрине четко различались Император и император. Между ними существовала примерно такая же взаимосвязь, как между иконой и портретом. Поднимая на пьедестал Императора, византийцы вместе с тем отделяли символ, форму от их реального наполнения. «Божественным» и полновластным являлся не каждый данный император, – писал по этому поводу А.П. Каждан, – но василевс «вообще» как воплощение самого принципа императорской власти». По существу, в византийском общественном сознании на пьедестал возносился Император как своего рода символ Империи, земного Царства как подобия Царства Небесного, но не конкретный грешный человек, который по воле Господа стал Императором. И любой грек, где бы он ни находился, всегда помнил об этом. Примечателен пример, который приводит византийский писатель V века Приск Панийский. Встреченный им в лагере Аттилы грек в беседе с Приском произнес весьма характерные слова: «Законы хороши, и римское общество прекрасно устроено, но правители портят и расстраивают его (выделено нами – THOR), не поступая так, как поступают древние». Критика поступков конкретного императора или его свержение вовсе не означали, что византийцы против самой идеи Императора. Без него Царство земное не мыслилось вовсе точно также, как Царство небесное без Господа. «В теории империя представлялась сообществом свободных граждан, а император – главой и служителем этого сообщества. Идея долга императора действовать на благо всех подданных делала возможной критику его поступков (выделено нами – THOR)…» – писал по этому Г.Г. Литаврин.
Во-вторых, если император – избранник Божий, если он правит по воле Бога, то в воле Бога его и сменить. Господь сам выбирает того, кто достоин занять престол, и сын императора или любой другой его родственник вовсе не обязательно будет преемником отца на константинопольском троне. «Теоретически это оправдывалось следующим образом: император правил, – отмечал А.П. Каждан, – опираясь на божественную помощь; коль скоро Бог перестал его поддерживать и нашел другого избранника, права прежнего императора теряли всякое значение; наоборот, удачливый узурпатор – это слуга Божий, выразитель божественной воли, достойный почестей и славословия».
Одним словом, «мятеж не может кончиться удачей – в противном случае его зовут иначе», и мятежник, получается, далеко не всегда виноват в том, что он выступил против законной, на первый взгляд, власти. Все в руке Божьей, писал Иоанн Киннам, «…что однажды определено Промыслом, того никак нельзя расстроить и разрушить человеческими соображениями…» , и с ним согласен Михаил Палеолог, будущий император, а пока великий хартулларий, заподозренный императором Феодором II Ласкарем в стремлении к узурпации короны: «Кому Бог дает царствовать, тот не виноват, если позовут его на царство» (выделено нами – THOR).
Более того, как отмечал Н.А. Скабаланович, честолюбивый, решительный и смелый человек был просто обязан обратить свое внимание на престол, поскольку его качества волей-неволей возбуждали подозрение у царствующего императора. Избавиться от угрозы опалы и преследования можно было только одним способом – занять трон. И что с того, что мятежник на время мятежа становился вне закона и подлежал смертной казни и отлучению от Церкви – в случае успеха и возведения на трон это не имело никакого значения. Помазание на царство очищало узурпатора, снимало с него все грехи. Как отмечал Б.А. Успенский, смысл помазания, вероятно, заключался в том, что этот обряд воспринимался «… как частичное обновление крещения…, на престол всходил как бы новый, т.е. обновленный человек…».
И снова необходимо подчеркнуть, что узурпатор вовсе не выступал против Императора, а против конкретного человека, занимавшего трон и от которого Бог отвернулся, лишил его своего покровительства. Тем самым мятеж (в случае успеха) утрачивал характер апостасии, святотатства, а, напротив, становился зримым свидетельством благоволения Господа к тому, кто решился исполнить его волю. И если на Западе король или император всегда оставался фигурой сакральной и в известной степени неприкосновенной, даже если утрачивал трон и власть, то в Византии все обстояло совсем иначе. Свергнутый Император переставал быть таковым, а превращался даже не в человека, а в отверженного, от которого отвернулся сам Бог и с которым победитель может то, что считает нужным. Печальная судьба свергнутого Андроника I Комнина тому яркий пример.
До этого мы говорили преимущественно о связанных с Богом деталях византийской императорской концепции. Однако в ней присутствовала и достаточно мощная земная составляющая. Итак, в-третьих, для того, чтобы укрепиться на троне, легитимизировать свою власть, император должен был заручиться поддержкой трех столпов Империи – народа, синклита и армии. Эта традиция вела свой отсчет еще со времен Римской империи, когда новый император принимал бразды правления, получив поддержку сената, преторианцев и римского плебса. В принципе можно согласиться с мнением Г.Л. Курбатова, отмечавшего, что отсутствие традиции наследственности императорской власти и в Риме, и в Византии как наследнице Рима может быть объяснена, исходя из прежней римской республиканской традиции. «Римское право видело в императорах магистратов-исполнителей imperiuma – права распоряжаться и заставлять подчиняться, делегированного народом», – писал историк. Однако, вне всякого сомнения, корнями своими она уходила в гомеровскую эпоху, в те времена, когда царь был всего лишь человеком, получившим от богов свою власть, но от этого вовсе не ставший божеством, когда власть гомеровских басилеев оправдывалась не столько их происхождением, сколько их заслугами перед народом. Недаром в «Илиаде» Гомер вложил в уста ликийского царя Сарпедона знаменательные слова:
Сын Гипполохов! За что перед всеми нами нас отличают
Местом почетным, и брашном, и полной на пиршествах чашей
В царстве Ликийском и смотрят на нас, как на жителей неба?
И за что мы владеем при Ксанфе уделом великим,
Лучшей землей, виноград и пшеницу обильно плодящей?
В известной степени можно говорить о том, что византийская политическая модель повторяла гомеровский идеал общественно-политического устройства, который, говоря словами отечественного эллиниста Ю.А. Андреева, может быть выражен как некий «общественный договор», основой которого является «…гармония взаимоуравновешивающихся интересов народа и «вождей». «Вожди» защищают народ и поддерживают среди него добрые обычаи и справедливость. Народ платит им за это дарами, почестями и повиновением…».
Этот «общественный договор» , в котором власть императора зиждилась на Божественном промысле, волеизъявлении армии, народа и его лучшей части – синклита, после завершения процесса христианизации Империи был дополнен еще и мнением клира во главе с патриархом. Его голос в случае возникновения проблем с престолонаследием был достаточно весом и не мог не учитываться императором. В конечном итоге «…византийские императоры… заботились о том, чтобы вступление их на престол было признано не только предшественником-императором, – указывал на эту особенность византийской политической системы Н.А. Скабаланович, – но и подданными. Степень заботливости обусловливалась вескостью одного из реагентов: если император, по воле которого преемник занимал престол, пользовался значительным авторитетом, то и восполнять его волю согласием подданных не было особенной надобности…; наоборот, если авторитет предшественника был незначителен, а тем более если преемник вступал на престол помимо воли предшественника, то согласие подданных оказывалось необходимым и притом в больших или меньших размерах…».
Пренебрежение интересами какой-либо из этих групп могло дорого стоить императору. Так, Михаил Пселл указывал, что главной ошибкой Михаила VI, которая привела его в конечном итоге в монастырь, стало пренебрежение интересами армии, тогда как синклит ни в чем не знал от него отказа. В особенности важной была поддержка армии, голос которой оказывался в конечном итоге решающим при выборе императора. Как писал французский византинист Ш. Диль, анализируя дворцовые перевороты как одну из характернейших черт византийской политической жизни, отмечал, что «…главную роль в них играет армия. Это большая сила; в тяжелых обстоятельствах Византия именно от нее ждет опасения. Именно армия посредством своего рода pronunciamentos возвела на трон некоторых из наиболее выдающихся императоров Византии, как, например, Ираклия, освободившего империю от тирании Фоки, Льва Исавра, положившего конец жестокой анархии начала VIII в., Никифора Фоку, прославившего империю в X в., Алексея Комнина, спасшего ее от кризиса конца XI в.». Характерно, что перед своей кончиной Иоанн Комнин назначил преемником своего младшего сына Мануила, нисколько не опасаясь того, что старший сын Исаак, известный своим вздорным характером, находился в столице. Для умирающего императора значительно более важным представлялось заручиться поддержкой войска, нежели столичной черни и синклита.
Таким образом, можно заключить, что, несмотря на то, что воспринятая византийской политической мыслью из позднеримской и раннехристианской идеологии идея императора как избранника Божия и исключала всякий определенный раз и навсегда порядок престолонаследия , тем не менее, светская традиция наследования власти через назначение соправителя и наследника, полученная в наследство от Рима (и в какой-то степени от древней Греции) предполагала учет мнения армии, синклита, народа и клира. Все это вместе с тем, о чем говорилось выше, делало византийскую концепцию императора как главы Империи сложной, неоднозначной и противоречивой. «С одной стороны, – писал А.П. Каждан, – византийское право представляло императора как наместника Бога, как обладателя всей полноты власти в стране, как полновластного господина своих рабов-подданных. С другой стороны, оно ограничивало его отсутствием наследственности престола, подчиняло его законам и строгой традиции церемониала…». Император одновременно был и господином, dominus’ом, и рабом, причем рабом не только Господа, как и самый последний из его подданных, но и рабом Традиции, преступить которую он был не вправе, если он хотел соответствовать идеальному образу Императора.

Использованная литература.
Литаврин Г.Г. Византия, Болгария, Древняя Русь (IX – начало XII в.). СПб., 2000.
Скабаланович Н.А. Византийское государство и церковь в XI веке. Т. 1.
Блок М. Феодальное общество. М., 2003.
Бенвенист. Э. Словарь индоевропейских социальных терминов. М., 1995.
Светоний. Божественный Юлий.
Властелины Рима. Божественный Аврелиан.
Плутарх. Застольные беседы.
Шмеман А. прот. Исторический путь православия. М., 2003.
Рудоквас А.И. Христианская интеллектуальная элита и культ императора // Интеллектуальная элита античного мира. Тезисы докладов научной конференции 8 – 9 ноября 1995 г. // http://www.centant.pu.ru/ centrum/publik/confcent/1995-11/rudokvas.htm.
Рудоквас А.И. Очерки религиозной политики Римской империи времени императора Константина Великого. 3. Судьба императорского культа при христианских императорах // http://www.centant.pu.ru/aristeas/ monogr/rudokvas/rud012.htm.
Секст Аврелий Виктор. О цезарях.
Евсевий Кесарийский. Жизнь блаженного василевса Константина. Евтропий. Краткая история от основания Города.
Флавий Вегеций Ренат. Краткое изложение военного дела. Филосторгий. Церковная история // Патриарх Фотий. Сокращение церковной истории Филосторгия.
Евсевий Кесарийский. Слово василевсу Константину по случаю тридцатилетия его царствования.
Рансимен С. Византийская теократия // Рансимен С. Восточная схизма. Византийская теократия. М., 1998.
Курбатов Г.Л. Ранневизантийские портреты. Л., 1991.
Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1991.
Лев Диакон. История.
Кулаковский Ю.А. История Византии. Т. 2. 518-602 годы. СПб., 2003. Михаил Пселл. Хронография.
Иордан. О происхождении и деяниях гетов.
Повесть Временных лет.
Иоанн Киннам. Краткое обозрение царствования Иоанна и Мануила Комнинов.
Феофан. Летопись византийца Феофана от Диоклетиана до царей Михаила и сына его Феофилакта. М., 1884.
Прокопий Кесарийский. Тайная история.
Лиутпранд Кремонский. Посольство в Константинополь к императору Никифору Фоке.
Книга Правил святых апостол, святых Соборов Вселенских и поместных и святых отец. М.. 2004.
Матфей Властарь. Алфавитная синтагма. // http://www.pagez.ru/lsn/0360.php.
Михаил Пселл. Краткая история.
Георгий Акрополит. Летопись великого логофета Георгия Акрополита.
Каждан А.П., Литаврин Г.Г. Очерки истории Византии и южных славян. СПб., 1998. Приск Панийский. Сказания Приска Панийского // Феофан Византиец. Летопись от Диоклетиана до царей Михаила и сына его Феофилакта. Приск Панийский. Сказания Приска Панийского. Рязань, 2005. Литаврин Г.Г. Восточноримская империя в V – VI вв. // Раннефеодальные государства на Балканах. VI – XII вв. М., 1985.
Георгий Пахимер. История о Михаиле и Андронике Палеологах. Успенский Б.А. Царь и император. Помазание на царство и семантика монарших титулов. М., 2000.
Никита Хониат. История. Т. 1. Рязань. 2003.
Аверинцев С.С. Другой Рим. СПб., 2005.
Дигесты Юстиниана.
Илиада.
Андреев Ю.В. Раннегреческий полис (гомеровский период). СПб., 2003.
Хвостова К.В. Особенности византийской цивилизации. М., 2005. Диль Ш. Основные проблемы византийской истории. М., 1947.
cogito, ergo sum
Аватара пользователя
thor
Модератор форума
Модератор форума
 
Сообщения: 7725
Зарегистрирован: 18 апр 2006, 11:14
Откуда: Белгород

Пред.След.

Вернуться в История религий

Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 13