20 дней, которые не перевернули Амур
25 августа 1653 г. на Амур нагрянула "правительственная комиссия" - московский дворянин Дмитрий Иванович Зиновьев с 330 служилыми. 150 - московские служилые, а 180 - прибраны по пути из разных сибирских городов.
Собственно говоря, планировали послать на Амур не 300, а 3000 служилых, с артиллерией и родовитым начальником во главе. Кандидатом на пост воеводы был назначен князь И. Лобанов-Ростовский. Но здесь злую шутку сыграла генеральная линия московского правительства, направленная на приоритетное развитие перспективных направлений. В 1652 г. Персия временно прекратила сношения с Россией и Лобанов-Ростовский вместо Амура в марте 1653 г. был направлен в Иран. Старый и испытанный торговый партнер оказался важнее сомнительного приобретения на далекой окраине страны. По иронии судьбы, в качестве подарка шаху князь Лобанов-Ростовский вез живых соболей в золоченых клетках.
Кроме того, в процессе подготовки похода выяснилось, что перебросить из Москвы на Амур 3000 воинов с боеприпасами и тяжелым вооружением - непосильная задача. Ограничились полумерой - было решено послать московского дворянина невысокого положения в истеблишменте, зато с широчайшими полномочиями на мест. Это обеспечивало бы его лояльность без потери управляемости. Отряд сократили в 10 раз, причем часть служилых было приказано набрать в Сибири, чтобы уменьшить расходы на переброску людей и припасов.
Официально Зиновьев получил наказ "всю землю Амурскую ведать". Его полномочия на месте были не ограничены - Хабаров не мог ничего ему противопоставить. К тому же в 1651 г. было принято решение сместить Францбекова - доносы Петра Стеншина и других противников воеводы достигли Москвы. В Якутск на должность воеводы послали честного служаку Ивана Акинфова, который должен был провести сыск по делу Францбекова. Францбеков спасся только благодаря заступничеству своего брата Ивана, который имел связи в Москве. Но помочь Хабарову он теперь не смог бы при всем желании - его деньги были изъяты, да и ради чего помогать неудачливому авантюристу? Францбеков был заинтересован в том, чтобы спастись самому и просто предпочел выставить весь поход как обман со стороны Хабарова, получившего из казны имущество на основании ложных посулов учинить казне прибыль.
Но все равно, его имущество, за исключением 2000 руб., которые по закону воевода мог вывезти с места своей службы, конфисковали. А в начале 1652 г. из Москвы прислали "отпуск" на Москву, но с условием, что если по дороге Францбеков встретится с Лобановым-Ростовским и согласиться послужить в Даурии добровольно, то:
160 г. февраля в 21 день государевым, царевым и великого князя Алексея Михайловича всеа Руси словом приказал боярин князь Алексей Никитич Трубецкой дать государеву грамоту в Сибирь на Лену в Иркуцкой острог к стольнику к Ивану Акинфову, а велеть ему Дмитрея Франзбекова из Якуцкого острогу отпустит ко государю к Москве, а буде Дмитрей встретится с окольничим и воеводою со князем Иваном Ивановичем Лобановым-Ростовским и похочет с ним ехать в новую в Даурскую землю и ему ехать велеть, а что будет у него, у Дмитрея, взято животов и все те ево животы ему, Дмитрею, отдать.
Князь Лобанов-Ростовский, как известно, в Сибирь не поехал, а следы Францбекова после февраля 1652 г. теряются - в дальнейшем в документах изредка упоминается только его брат Иван.
Новый воевода Акинфов властвовал недолго. Однако он послал на Амур своих людей с инспекцией деятельности Хабарова. В частности, он посылал удостовериться, точно ли дауры и дючеры не состоят в подданстве иностранных государств. С Хабаровым посланники (самый старший из них имел всего лишь чин десятника) не смогли справиться и вернулись ни с чем, кроме рутинного подтверждения правильности действий всего отряда.
Тут на Амур нагрянул Зиновьев. Согласно полученной в Москве наказной памяти он в торжественной обстановке вручил всем амурским казакам награды. Хабаров лично получил наградной червонец. Служилые получили по монетке-новогородке, а охочие - по монетке-московке.
Закончив с раздачей наград, Зиновьев объявил, что послан их Москвы "всю Амурскую землю и его, Ярофея, ведать" и потребовал у Хабарова отчитаться о происходящем. Хабаров попытался совладать с московским дворянином, но Зиновьев на виду всего войска избил его и оттаскал за бороду, после чего начал сыск.
Пробыл Зиновьев на Амуре всего 20 дней. За это время он успел натворить немало дел, которые окончательно разрушили все надежды на возможность присоединения Амура к России без большой войны.
Для начала он сместил Хабарова и посадил его в темницу, из которой выпустил участников бунта 1652 года - Полякова, Иванова и других. Показания бывших узников он дополнил сыском по всему войску - расспросные речи "за" и "против" Хабарова составили целый столбец. Многие отрицали очевидные вещи - например, около 70 казаков заявили, что сестру князя Лавкая Моголчак Хабаров не пытал. Однако это звучит несколько странно - все 70 человек не могли находиться вместе с Хабаровым в момент пытки в одном месте, а иначе их свидетельства теряли силу. Подобными ляпами показания "за" Хабарова просто пестрят - все выступления сторонников Хабарова в его поддержку сильно напоминают случаи расследования дедовщины в воинской части. Тем более, что многие вещи были известны из отписок самого Хабарова. И теперь закабаленные Хабароваым казаки, понимая, что Зиновьев долго на Амуре не пробудет, пытались обелить его.
Зиновьев все прекрасно понимал, но интересы государства были для него менее очевидны, чем интересы собственного кармана - он наложил арест на личное имущество Хабарова, заковал его в кандалы и приказал собираться в обратный путь в Москву Степанову, Полякову и еще нескольким зачинщикам бунта августа 1652 г. Захватил с собой также Зиновьев и всех аманатов, взятых у дауров и дючеров . Вместе с аманатами были взяты в Москву и все толмачи, а также ясачные книги, как сметные, так и пометные (одни использовались для прогнозирования сбора ясака, а вторые регистрировали его реальный сбор). Юридические формальности относительно вступления амурских народов в русское подданство было решено совершить в Москве - челобитная представителей этих народов лично Белому Царю показалась Зиновьеву лучшим выходом из положения для легитимизации новых территориальных приобретений.
Однако он прекрасно понимал, что ничего сделать нельзя, если не основать постоянные поселения и не начать хлебопашество. В его наказной памяти вновь было указано - построить 3 острога, занять их воинскими гарнизонами и начать пахать землю, готовя провиант для войска из 6000 человек.
Уезжая, Зиновьев назначил приказным человеком Онуфрия Степанова Кузнеца. Тот был совершенно не готов к этом и командование "принял в неволю". Однако печать амурского приказного человека в виде "трех древков - середний длинен, другие коротки" он был вынужден принять.
Оставил Зиновьев на Амуре и 180 служилых, набранных в городах Сибири. Их положение оказалось странным - они могли отслужить год и уйти в свои города. Однако официально они не были переданы Степанову и подчинять их можно было лишь авторитетом и грубой физической силой. Моральное состояние отряда это подкрепление не улучшило - Степанова они себе начальником поначалу не считали, а намерений долго оставаться на Амуре и служить государственным интересам у них не было большого стимула.
Кроме того, Зиновьев настоял на отправке посольства Третьяка Чечигина в "Богдойскую землю". В качестве поручителей он приказал использовать дючеров из улуса князя Тоенчи, находившегося в аманатах - братьев князя Ортоко и Эсена. Это стремление Зиновьева исполнить буквально волю государя стоило жизи всему посольству.
В нынешнем во 162 году по государеву цареву и великаго князя Алексея Михайловича всея Русии указу приежжал на великую реку Амур дворянин Дмитрей Иванович Зиновьев с государевым жалованьем, с золотыми, и государево жалованье, золотые, давал приказному человеку Ярофею Павлову сыну Хабарову и нам, холопем государевым, всем против государева указу 320 человеком. И как он, Дмитрей Зиновьев, поехал с государевою ясачною соболиною казною к государю к Москве с усть Зеи-реки, и приказного человека Ярофея Павлова сына Хабарова взял с собою же к государю к Москве. И после Ярофея Хабарова велел быть на великой реке Амуре у государева дела мне, Онофрейку, и меж служилых людей велел росправу чинить и наказную память дал в неволю. А в государеве казне, пороху и свинцу и в снарядех, и ни в какой государеве казне с приказным человеком Ярофеем Хабаровым росписку ни в чем не дал и служилым людей росписи не дал же. А которые были служилые люди розных понизовных сибирских городов с ним, Дмитреем Ивановичем, в провожатых, и тех служилых людей оставил на великой реке Амуре, а в прием их мне, Онофрейку, не дал же. А ясачные зборные белые и черные книги он, Дмитрей Иванович, увез с собою, и аманатов, и переводчика, и ныне на Великой реке Амуре с ясачных людей государева ясаку имать стало не по чему без книг, а те даурские и дючерские князцы спрашивают переводчиков, а переводчиков и толмачей у нас нет.
Да в нынешнем же во 162 году, как поехал Дмитрей Иванович Зиновьев к государю к Москве, и поставил мне, Онофрейку, наказную память, а в той наказной памяти написано: велено на лавкаевском острожном месте острог поставить, и быть нам велел тут до государева указу, и запасов хлебных всяких для прибылых государевых служилых людей тысяч на 5 или на 6 на год времени и больше велел изготовить. Да мне ж, Онофрейку, дал другую наказную память в неволю же, а в той наказной памяти написано: велено острог поставить на усть Урки в стрелке, а другой поставить на усть реки Зеи меж реками Амуром и Зеею . И те остроги нам ставить стало нельзя, потому что стоят драки сильные с богдойскими людьми. А хлеба по Великой реке Амуру ныне мало, потому что которые иноземцы жили по Амуру, и тем иноземцам богдойской царь хлеба сеять не велел, а им, иноземцам, велел сойти к себе на Наун, а иные многие даурские люди на Наун сошли по ево веленью, а мы ныне хлебом гораздо нужны. И ведомо нам учинилось — которых языков в походах имали, и те языки роспрашиваны, а в роспросе они сказывают, что де после нас богдойские люди на усть Шингалу крепь ставят и в Шингал-реку нас для хлеба пускать не хотят. А в Шингале-реке хлеба много.
Да он же, Дмитрей Зиновьев, велел с служилых людей десятую пошлину сбирать , и я, Онофрейко, с тех служилых людей десятую пошлину прошал с погромново их живота, и те служилые люди десятую пошлину не платят, и к сказкам своим руки прикладывали, что де у них посланы челобитные к государю к Москве, и они де до государева указу десятую пошлину не платят.
Быстро и удачно решив, как ему показалось, все местные дела, Зиновьев к заморозкам дошел до Тугирского волока, но дальше не пошел, боясь трудной зимовки. Он остался на зиму на Тугире. Степанову он обещал переслать с тугирского волока свинец, порох и прочий груз, который он не взял с собой в августе 1653 г. По совету с арестованным Хабаровым он все это закопал и послал к Степанову нескольких казаков с отпиской, где сообщалось о месте складирования боеприпасов, продовольствия и сельскохозяйственных орудий.
Зиму Зиновьев провел, вымогая у Хабарова и казаков личные вещи. После многие казаки, столь охотно поддержавшие Зиновьева в момент его прибытия на Амур, напишут на него челобитные, где обвинят его в вымогательстве и беспричинных придирках.
Однако "до Бога высоко, до царя далеко" - по весне 1654 г. Зиновьев двинулся в дальнейший путь, оставляя Амур навсегда. Уезжал оттуда навсегда и сам Хабаров. Однако это было ему еще невдомек.
На Амуре осталось войско в 500 человек с 6 пушками, но с малым запасом пороха и свинца. продовольствия также было мало. Делопроизводство отряда было нарушено, аманаты исчезли, переводчики уехали. Контакт с местным населением, строившийся на насилии и принуждении, теперь и вовсе был потерян. Дауры откликнулись на призыв Шарходы и стали массово переселяться на Нонни-улу, а дючеры - на Хурха-биру.
Очень точно сказано об этом в отписке самого Степанова:
А хлеба по Великой реке Амуру ныне мало, потому что которые иноземцы жили по Амуру, и тем иноземцам богдойской царь хлеба сеять не велел, а им, иноземцам, велел сойти к себе на Наун, а иные многие даурские люди на Наун сошли по ево веленью, а мы ныне хлебом гораздо нужны.
Император приказал своим вассалам покинуть земли, которые разоряли казаки, и вассалы исполнили это повеление императора в кратчайшие сроки. Полное переселение дауров и дючеров практически закончилось к 1658 г. Всего 5 лет потребовалось, чтобы люди бросили насиженные места и ушли на новые земли. Оставшиеся жилища и пашни Шархода действительно "сожег и до конца разорил". Но это всего-навсего обычная тактика выжженной земли.
На новых землях добровольным переселенцам выдавали рис для тех, кто вступал в цинские войска, а прочим членам их семей - просо. Им также выдавали предметы первой необходимости (посуду, ткани, циновки), помогали строить дома и не облагали налогами до первого урожая.
