Софоний рязанец

[Лемурий]

Начнём с важнейших событий 1370-х - канун Куликовской битвы и далее по вероятного времени написания «Задонщины»:

1359-1380 «Великая замятня» смена в «Золотой Орде» 21 хана, появление на политической арене тысячника Мамая, действующего от имени хана, которого от приводил к власти. Не будучи чингизидом, он не имел прав на ханский престол, только на место беклярбека.

10.04.1371 - из Орды приезжает Михаил Александрович Тверской с ярлыком на великое княжение от «Мамаева царя» (Мухаммед-хана). Русские князья не поддерживают Михаила Тверского и в «Мамаеву Орду» отправляется Дмитрий Иванович.

«На исходе осени» 1371: «И потомъ князь велькій Дмитрей въ Орду поиде, и подаа сребра много отъ великого княженія…»(Твер.1371), Дмитрий договорился о пониженной ставке Дини и выкупил много «должников» из плена, в частности, молодого тверского князя Ивана, заплатив за него 10т₽ (огромная по тем времена сумма).

1372 Урус-хан занимает столицу «Золотой Орды» Сарай-Бату, Тохтамыш (1376) бежит в Самарканд к Тимуру (Тамерлану), где находят поддержку. С 1377 года начинаются попытки Тохтамыша с помощью войск Тимура получить власть в Орде.

1372-1374 Усобица между Московским, Рязанским и Тверским княжествами.

12.07.1372 Михаил Александрович Тверской вместе с литовским Ольгердом предприняли поход на Москву, но были разбиты у Любутска.

1374 Мамай планирует поход на Сарай-Бату, в связи с чем требует с Дмитрия Ивановича, у которого был ярлык на княжение, увеличенную дань.

Ноябрь 1374 общекняжеский съезд в Переяславле-Залесском по случаю рождения второго московского князя Юрия. Присутствуют митрополит Алексей и игумен Сергий Радонежский. На съезде было решено с одобрения церкви не платить в Орду дань, а готовиться к общерусской битве.

В том же году в Москве умер тысяцкий Василий Васильевич Вельяминов и должность московского тысяцкого, которое должен был занять не его сын Иван, упраздняют. Затаив обиду, сын Василия Вельяминова Иван вместе с также недовольным купцом Некоматом Сурожаниным, бежит в 1375 к тверскому князю Михаилу Александровичу «со многою лжею и льстивыми словами», видимо, поведав о решении переяславского съезда, поскольку тверской князь отправляет обоих в Орду, а сам едет за помощью в Литву. Вскоре из Орды возвращается Некомат с ханским послом и ярлыком на великое княжение тверскому князю. Михаил Александрович объявляет войну Дмитрию Ивановичу, но из русских князей его никто не поддержал, более того, вместе с Дмитрием выступили единым фронтом против Твери. Многочисленное войско осадило город и вынудило Михаила подписать мир, по которому он и его потомки не претендуют ни на великое княжение Московское, ни на Новгородское, ни на Владимирское.

В том же 1374 году нижегородцы перебили послов Мамаевых, включая старшего Сарайку, а с ними 1500 татар.

02.08.1377 поражение объединенных русских войск на реке Пьяне ордынскими войсками Арапши.

11.08.1378 битва на реке Воже, победа объединенного русского войска.

Теперь подошли к судьбе интересующего нас "попа Ивана Вельяминова", заточенного в тот же церковный дом, где ранее был Даниил Заточник:

"Мы упоминали об уничтожении сана тысяцкого в Москве и о поведении Ивана Вельяминова и Некомата Сурожанина; мы видели, что Некомат возвратился из Орды в Тверь с ханским ярлыком для князя Михаила; но Вельяминов остался в Орде и, как видно, продолжал свои происки в стенах московских; летописец говорит глухо: «Много нечто нестроения бысть». В битве на Воже русские поймали какого-то попа, шедшего с татарами из Орды по поручению Ивана Вельяминова; у этого попа обыскали ядовитые коренья, допросили его и сослали в заточение. В 1378 году Вельяминов сам решился явиться на Руси, но следы его были открыты, он схвачен в Серпухове и приведен в Москву. На Кучковом поле, где теперь Сретенка, была совершена первая торжественная смертная казнь, и был казнен сын первого сановника в княжестве; летописец говорит: «Бе множество народа стояща, и мнози прослезишась о нем и опечалишась о благородстве его и величестве его».
---
Соловьев С.М. История России с древнейших времен, Т.3, Гл.7

[Лемурий]

Вот ещё важное замечание, в Тверской летописи 1380 есть такие строки:

«Въ лѣто 6888 [1380]. А се писаніе Софоніа Резанца, Брянского боярина, на похвалу великому князю Дмитрію Ивановичу и брату его князю Володимеру Андрѣевичу. Вѣдомо ли вамъ, Рускымъ государямъ, царь Мамай пришелъ изъ (За)волжіа, сталь на рѣцѣ Воронежѣ, а всѣмъ своимъ улусомъ не велѣлъ хлѣба пахать; а вѣдомо мое таково, что хощетъ ити на Русь, и вы бы, государи, послали ero пообыскать, туто ли онъ стоить, где его мнѣ повѣдали?»(Твер.1380)

Что здесь интересно, есть слова брянского боярина Софония Резанца, но нет самой летописной статьи о Куликовской битве, нет похвалы русским князьям, как будто событие было рядовым. Как вариант позднейшая цензура летописи. Интересно, что тверской летописец приводит слова некого рязанца, а Рязань в то время была на стороне Мамая и Олег Иванович даже обозы русские грабил после битвы, которые с битвы возвращались: «тех велел имати и грабити и нагих пущати…»(Никон.)
Это к тому, что сомневаюсь в причастности к авторству Софония Резанца «Задонщины», уж больно нарицательный персонаж, о котором в 3-м лице пишут.

[Лемурий]

Продолжим, только лишний раз убедился в 100% достоверности нашей версии о нахождении протографа СПИ в церковном доме близ Каргополя на Лаче озере, куда сослали попа (1378) от Орды пришедшего от перебежчика Ивана Веньяминова.

Итак, 1380. Мамай с Ольгердом планируют совместный поход на Русь, пригласив к участию в походе Олега Ивановича рязанского.

«Вопреки уверениям автора І ространной летописной повести, рязанский князь Олег Иванович не был "изменником" и не мог испытывать никаких симпатий к Орде и ордынцам, находясь между Ордой и Москвой, как между молотом и наковальней, так что любая их стычка губительнейшим образом отзывалась на Рязанском княжестве, подвергавшемся огню и разорению. "Москва страшна, но ордынцы — страшнее", — так можно сформулировать точку эрения всех без исключения обитателей Рязанского княжества в то время.
Вот почему мне представляется вполне вероятным, что рязанский князь использовал именно Софония Алтыкулачевича, своего первого и, похоже, наиболее доверенного боярина, чтобы подать весть Москве о грозящей опасности и сообщить об "открытом коридоре" для прохода по Рязанской земле до "Березуя" навстречу Мамаю. В противном случае вторжение московского войска означало неизбежный вооруженный конфликт с немедленным оповещением ордынцев - об этом историки почему-то забывают. И зря, поскольку самым красноречивым свидетельством наличия секретных договоренностей между Олегом рязанским и Дмитрием Ивановичем оказывается основанный вскоре после победы 1380 г. московским князем на рязанской земле монастырь во имя его патрона, Димитрия Солунского, позднее дополненный престолом св. Сергия Радонежского…»
—-
Никитин А. Л. Что написал Софоний Рязанец? // Герменевтика древнерусской литературы / ИМЛИ РАН. М.: Наследие, 2000. Сб. 10. С. 242-251.

Но далее то что мы упустили:

«Стоит заметить, что "Задонщина" донесла до нас еще одно полустершееся заимствование из протографа, бросающее свет на роль Софония в указанных событиях и на его личность: заимствование, которое в протографе играло, как можно думать, сюжетоформи-рующую роль, но в "Задонщине" оказалось настолько затушевано, что не привлекло специального внимания исследователей. Между тем, оно дает определенные представления о среде, в которой могло возникнуть гипотетическое "Слово о. Мамаевом побоище".
Речь идет об упоминании "Микулы Васильевича" сына последнего московского тысяцкого, свояка великого князя московского Николая Васильевича Вельяминова, женатого на сестре жены Дмитрия Ивановича и, таким образом, находившегося также в свойстве с боровским и серпуховским князем Владимиром Андреевичем. Последний же, как известно, был не только двоюродным братом московского князя, но и свояком Дмитрия и Андрея Ольгердовичей, на сестре которых был женат. Последнее дает основание именно в окружении данного князя искать авторов произведений "Куликовского цикла", как известно, особое внимание уделивших самому князю и его шурьям. Теперь в этот круг мы должны ввести и Н.В. Вельяминова с его женой Марией Дмитриевной, дочерью суздальского князя, так как по сохранившимся остаткам начала двух наиболее полных списков "Задонщины" (У и Ж) можно видеть, что это произведение в своем протографе открывалось указанием на пир, происходивший в доме Вельяминова, где присутствовали оба князя и куда пришло послание Софония о Мамае. Если учесть, что Н.В. Вельяминов был в это время воеводой в Коломне, ближайшем к Рязани пограничном московском городе, то его знакомство с рязанским боярином и постоянные между ними контакты, как сказали бы мы теперь, "по линии общественной безопасности", вряд ли, а о задействованных дипломатических каналах самого высокого ранга, по которым в Москву (или в Коломну) была доставлена депеша Софония, если только он не привез ее сам, воспользовавшись приглашением на пир, присутствие на котором для него было не только возможно, но и вполне естественно…»
—-
Там же

[Лемурий]

«Князь великий Дмитрей Ивановичь с своим братом, с княземъ Владимером Андрѣевичем, и своими воеводами были на пиру у Микулы Васильевича. «Вѣдомо
намъ, брате, у быстрого Дону царь Мамай пришел на Рускую землю, а идет к намъ в Залѣскую землю».] ("Задонщина" (У, Ж)

Тексты «Задонщины» / Подгот. к печати Р. П. Дмитриева // «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла: К вопросу о времени написания «Слова». М.; Л., 1966. С. 533—556.

У — РГБ, собр. В. М. Ундольского, № 632 (1966:535-540);
И-1 — ГИМ, Музейское собр., № 2060 (1966:541-546);
И-2 — ГИМ, Музейское собр., № 3045 (1966:546-547);
Ж — БАН, 1.4.1 (1966:547-548);
К-Б — РНБ, Кирилло-Белозерское собр., № 9/1086 (1966:548-550);
С — ГИМ, Синодальное собр., № 790 (1966:550-556).

Как правильно отметил Никитин А.Л. (см. выше) 2 списка (У и Ж) начинаются на пиру брата бежавшего в Орду Ивана Вельяминова "Микулы Васильевича" куда приходит Софоний рязанец и предупреждает об опасности и предлагает от лица Олега Ивановича "коридор" по Рязанскому княжеству.



Русские князья, объединившись, не стали дожидаться врага за стенами, а прошли почти до конца Рязанского княжества без сопротивления. Конечно, для такой миссии князю рязанскому нужен был бы надежный авторитетный посыльный, "рязанский князь использовал именно Софония Алтыкулачевича, своего первого и, похоже, наиболее доверенного боярина" - соглашусь с А.Л. Никитиным и другими сторонниками этой версии, без предупреждения и "коридора" через рязанские земли у русских объединенных войск не было бы форы и шанса.

А скомпилировал "Задонщину" из СПИ получается тот, кто хотел подчеркнуть участие Вельяминовых, чтобы как-то загладить вину за предательство родного брата Микулы Ивана Васильевича, получается "поп от Орды пришедший" (1378) от Ивана Вельяминова на место, где ранее был заточен Даниил Заточник - первый кандидат.

[Лемурий]

1. Ржига В. Ф. О Софонии рязанце // Повести о Куликовской битве. М.: Изд-во АН СССР, 1959. С. 401-405.

2. Дмитриева Р. П. Был ли Софоний рязанец автором «Задонщины»? // ТОДРЛ. Л.: Наука, 1979. Т. 34. С. 18-25.

3. Никитин А. Л. Что написал Софоний Рязанец? // Герменевтика древнерусской литературы / ИМЛИ РАН. М.: Наследие, 2000. Сб. 10. С. 242-251.

4. Соколова Л. В. Вставки составителя Пространной редакции «Задонщины» в авторский текст // ТОДРЛ. Т.69, СПб., 2022. С. 495-526.

5. Тексты «Задонщины» / Подгот. к печати Р. П. Дмитриева // «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла: К вопросу о времени написания «Слова». М.; Л., 1966. С. 533—556.

6. Соловьев А.В. Автор «Задонщины» и его политические идеи.// ТОДРЛ, т. XIV. М.-Л., 1958, С.183-197.

7. Тихомиров М.Н. Древняя Москва. XII-XV вв.; Средневековая Россия на международных путях. XIV-XV вв. М., 1992, С. 6-181

[Лемурий]

К неожиданному выводу пришла недавно Л. В. Соколова:

"Итак, автор «Задонщины» назвал Софония во вступлении как своего предшественника. В заглавие памятника это имя перенес составитель Краткой редакции; одновременно он опустил упоминание Софония во вступлении, текст которого оказался в связи с этим искаженным. Составитель Сводной редакции совместил чтения Пространной и Краткой редакций, упомянув Софония и в заглавии (как автора «Задонщины»), и в тексте (в одном ряду с главными героями Куликовской битвы).

Что же написал Софоний? По предположению ряда исследователей, он упомянут в «Задонщине» как автор какого-то произведения о Куликовской битве. Развивая эту точку зрения, Р. П. Дмитриева сделала очень важное наблюдение: она заметила, что автор «Задонщины» сообщил о том, что он воспользовался сочинением Софония или как источником, или как
образцом. Этот вывод она сделала, проанализировав построение предложения с упоминанием Софония. По мнению исследовательницы, слово «сего» следует относить не к Дмитрию Ивановичу, как это было принято, а к Софонию, поскольку именно он упоминается перед указательным местоимением (Аз же помяну резанца Софония и восхвалю пѣснеми гусленными словесы сего великаго князя Дмитрея Ивановича и брата его князя Владимера Андреевича…» (У). Таким образом, «автор „Задонщины“ хотел сказать, что словами Софония он восхвалит князя Дмитрия Донского и Владимира Серпуховского» [Дмитриева 1982, с. 364].

Согласно исследованию Р. П. Дмитриевой, автор «Задонщины» воспользовался двумя поэтическими произведениями — «Словом о полку Игореве» и неизвестным нам сочинением Софония. По ее мнению, этим сочинением было «Слово о Мамаевом побоище», существование которого предполагал А. А. Шахматов. Р. П. Дмитриева высказала также «осторожное» предположение, что краткий текст в Тверском сборнике под 1380 г., озаглавленный как «Писание Софониа резанца…» и связанный одновременно с «Задонщиной» и со «Сказанием о Мамаевом побоище», мог быть сочинением Софония рязанца и служить источником для двух названных произведений о Куликовской битве [Дмитриева 1982, с. 366–367].

А. Л. Никитин, развивая это предположение, уже «со всей уверенностью» утверждал, что «единственным произведением Софония было то „писание“, которое дошло до нас в списке Тверской летописи. Никакого другого произведения Софоний не создавал 〈…〉 Поэтому усвоение ему какого-то историко-литературного, тем более поэтического сочинения, от которого до нас не дошло ни одной сколько-нибудь достоверной строки, вполне безосновательно и бесперспективно» [Никитин, с. 247–248]. Отождествляя Софония вслед за В. Ф. Ржигой с рязанским боярином Софонием Алтыкулачевичем, А. Л. Никитин считал, что в Тверской летописи сохранилось донесение московскому князю рязанского боярина о грозящей опасности, сделанное с ведома и по поручению рязанского князя. «Поведание» Софония якобы «не только предотвратило внезапность нападения ордынцев, но и послужило причиной внесения имени этого рязанского боярина в поэтическое произведение, прославляющее победу московского князя на Дону», т. е. «Задонщину», где он был упомянут «в благодарность за свою миссию, способствовавшую победе над Мамаем» [Никитин, с. 248]...

«Задонщина» написана словами «Слова о полку Игореве». Это означает, что автор «Задонщины» заявляет о намерении написать свое произведение словами Софония рязанца и пишет его — словами «Слова о полку Игореве»! Вывод, на мой взгляд, очевиден настолько, что трудно понять, почему Р. П. Дмитриева не сделала его: именно Софония автор «Задонщины» считает автором «Слова о полку Игореве»...

Источником сведений о Куликовской битве для автора «Задонщины» послужили «Летописная повесть о Куликовской битве» и «Сказание о Мамаевом побоище», а стилистическим образцом, источником «словес» - «Слово о полку Игореве», автором которого он называет Софония рязанца...

Итак, по указанию составителя «Задонщины», автором «Слова о полку Игореве» был Софоний рязанец. Его словами, образными выражениями автор «Задонщины» описал историю похода Дмитрия Донского против Мамая, противопоставив время бедствий на Руси времени радости по поводу одержанной знаковой победы над сильным врагом."
---
Софоний рязанец — автор «Слова о полку Игореве»? (к интерпретации фрагмента «Задонщины»). Словесность и история № 4. 2023, С.7-28

Да простят меня за краткие выдержки, ссылки на указанные статьи см. выше. В любом случае, рекомендую ознакомиться с полным текстом статьи, остановлюсь на приведённых аргументах:

В древнерусском языке указательное местоимение "СЕЙ - сего" заменяет объект названный в настоящий момент: "се мое, а то мое же ", "а бы ты сіа плъкы ущекоталъ", а когда речь идёт о названном ранее, писали "того": "Пѣти было пѣснѣ Игореви, того внуку", "Тъи бо Олегъ мечемъ крамолу коваше, и стрѣлы по земли сѣяше", "Того стараго Владиміра нельзѣ бѣ пригвоздити къ горамъ Кіевьскымъ". Так и здесь:

"Аз же помяну Софония резанца и восхвалю пѣсми гусленными, буиными словесы сего великаго князя Дмитрея Ивановича и брата его, князя Владимера Андреевича, а внуки святаго великого князя Владимера Киевского…

Если бы речь была о Софонии, о котором речь была выше, автор написал бы "того", тем более что Софония он поминает, а сих князей прославляет. В любом случае, версия интересная, смелая, требующая ряд уточнений, например, кто в XIIв с именем Софоний/Софроний мог обратиться с призывом к князьям «Мстиславова племени» так, чтобы они его послушали?

P.S. Ещё М.Н. Тихомиров обратил внимание на возможное авторство Софония рязанца в СПИ:

"Соображе­ния историков литературы о происхож­дении Софония ничего не меняют в мос­ковском характере произведения. Ведь во всех русских городах прозвища «рязанец», «володимерец» и т. д. дава­лись тем людям, которые осели в чужом городе. Москвич не писал себя москвитином в Москве, а звал себя так в другом месте. Поэтому прозвище Рязанец нисколько не противоречит тому, что Софоний был москвичом, если только имя его не было надписано на «Слове о пол­ку Игореве», которым воспользовался автор «Задонщины», приписав ему сос­тавление этого произведения (а также взяв оттуда гусленые и буяные сло­веса)..."
---
Тихомиров М.Н. Древняя Москва. XII-XV вв.; Средневековая Россия на международных путях. XIV-XV вв. М., 1992, С. 165

[Лемурий]

Софоний рязанец в Тверской летописи назван "боярином", предупредившим Дмитрия Ивановича и Владимира Андреевича о походе Мамая:

«Въ лѣто 6888 [1380]. А се писаніе Софоніа Резанца, Брянского боярина, на похвалу великому князю Дмитрію Ивановичу и брату его князю Володимеру Андрѣевичу. Вѣдомо ли вамъ, Рускымъ государямъ, царь Мамай пришелъ изъ (За)волжіа, сталь на рѣцѣ Воронежѣ, а всѣмъ своимъ улусомъ не велѣлъ хлѣба пахать; а вѣдомо мое таково, что хощетъ ити на Русь, и вы бы, государи, послали ero пообыскать, туто ли онъ стоить, где его мнѣ повѣдали?»(Твер.1380)

"Во всяком случае, данная биографическая подробность, отмечающая происхождение Софония как брянского боярина, является довольно поздней по времени своего появления (не ранее 30-х годов XVI в.).

Итак, мы можем сказать только одно, что Софоний был выходцем из Рязани. Определить же его социальное положение пока что трудно. Некоторый намек в этом отношении дает как будто бы заглавие Задонщины по Кирилло-Белозерскому списку XV в., где Софоний назван не только рязанцем, но и «старцем». Слово «старец» в древней
Руси имело двоякое значение: 1) старик, человек преклонного возраста; 2) монах. В каком смысле оно употреблено здесь? Если бы Софоний закончил жизнь монахом, то имя его изменилось бы, но он и позднее, как видно из заглавия краткой редакции, продолжал оставаться Софонием. Значит, слово «старец» в данном случае следует понимать как «старик», «человек преклонного возраста». Таким образом, мы приходим к выводу, что Софоний, переехав из Рязани в другую область, оставался лицом светским и не сделался ни иереем, ни
монахом.
Дальнейшее выявление облика Софония рязанца может быть достигнуто лишь путем анализа созданного им произведения. В своем Слове Софоний не только восхвалял великого князя
Дмитрия Ивановича и серпуховского князя Владимира Андреевича и его ближайшее окружение, но и показал себя рязанским патриотом: он подчеркивал тяжелое положение Рязанской земли в период Куликовской битвы и указывал на большие потери со стороны рязанского боярства. Все это дает возможность предположить, не был ли сам Софоний до выезда из Рязани лицом, занимавшим там видное положение, и не следует ли искать его в ближайшем окружении князя Олега Ивановича. Это тем более правдоподобно, что тогда само собой выяснились бы причины выезда Софония из Рязани. Мы должны были бы признать, что в условиях трагического конфликта, в каком
оказалось Рязанское княжество во времена нашествия Мамая, Софоний не согласился поддерживать сепаратную политику рязанского князя и в связи с этим должен был отказаться от своего высокого положения и покинуть Рязань. Если наша гипотеза хоть сколько-нибудь оправдана, то целесообразными должны считаться и поиски Софония среди ближайшего окружения рязанского князя Олега Ивановича в период, предшествовавший Куликовской битве.

Надо сказать, что в отношении этих поисков мы находимся в довольно благоприятных условиях. Уцелел важный исторический документ — Жалованная грамота рязанского князя Олега Ивановича Ольгову монастырю близ Рязани, относящаяся ко времени около 1372 г., в которой перечисляется боярское окружение князя Олега в момент дарования грамоты. [Жалованная грамота Олега рязанского. Древнейший документ Московского архива министерства юстиции. Снимок и текст со статьями Д. В. Цветаева и А. И. Соболевского. М., 1913, стр. 5 и 8.] Грамота эта была дана князем Олегом Ольгову монастырю на село Арестовское с подтверждением права на владение погостами, землями и другими угодьями, которые дали обители его предки и бояре. Грамота начинается так: «Милосердьемь божьимь, молитвою святое богородици и молитвою отця своего, князя великого Ивана Олександровича, и благословеньемь епискупа рязаньского и муромского Василья, язъ, князь великий Олегъ Ивановичь, сгадавъ есмь съ
своимь отцемь с владыкою Васильемь и съ своими бояры. А бояре со мною были».

Далее идет перечисление бояр. Их упомянуто всего девять: одни названы по имени и отчеству, другие по имени и прозвищу в соответствии с исполняемыми обязанностями, причем вторым в этом перечне назван Семен Федорович, третьим — Микита Аньдреевич, четвертым — Тимошь Олександрович, пятым — Манасея дядько, шестым — Юрий околничий, седьмым — Юрий чашьник, восьмым — Семен Микитьичь съ братьею, девятым — Павел Соробич.

Все эти имена с отчествами и прозвищами не вызывают никаких вопросов и недоумений. Но боярин, названный в интересующем нас перечне первым, обращает на себя внимание и своим именем и своим отчеством: он имеет очень редкое имя Софоний, а отчество — Алтыкулачевич. И если мы отождествим этого документально засвидетельствованного рязанского боярина с Софонием рязанцем, то должны будем признать, что отец Софония был выходцем из татарской среды..."
---
Ржига В. Ф. О Софонии рязанце // Повести о Куликовской битве. М.: Изд-во АН СССР, 1959. С. 403-405.

[Лемурий]

"Задонщина" (У,Ж) начинается с пира в доме Микулы Васильевича Вельяминова, сына последнего московского тысяцкого, свояка Дмитрия Донского, родного брата перебежчика в Тверь, затем в Орду Ивана Вельяминова, того самого, чей поп был осужден на заточение в церковный дом, где ранее, также по решению церковного суда, находился Даниил Заточник (XIIв).


«В том же году [1374] в Москве преставился в иноческом образе и схиме последний тысяцкий Василий Васильев,
сын Вениаминовича, его имя в монашестве было Варсонофий, похоронен он был в монастыре святого Богоявления»
(Лицевой летописный свод)

"В договорах нет указаний на отно­шение князей-совладельцев к москов­ским тысяцким, но при Дмитрии Дон­ском как раз и произошло упразднение в Москве должности тысяцких, что было важным мероприятием в сторону даль­нейшей централизации власти в самой Москве. Должность тысяцкого отме­нили после смерти упомянутого ранее тысяцкого Василия Васильевича Велья­минова, последовавшей 17 сентября 1373 г. 27)
О значении Василия Васильевича как тысяцкого узнаем из одной грамоты, относящейся к княжению Дмитрия Донского, данной новоторжцу Евсевке. Издатели снабдили этот документ пояс­нением: «...по случаю переселения его из Торжка в Кострому». Осторожнее было бы сказать, что Евсевка завел в Костроме торги или промыслы и потому был освобожден от поборов и повин­ностей. В этом случае становится по­нятным добавление к грамоте: «А приказал есмь его блюсти дяде своему Василью тысяцькому; а через сю грамоту кто что на нем возметь, быти ему в каз­ни» 28). Здесь тысяцкий выступает в роли охранителя интересов торговых людей.
О самой личности Василия известно мало, но одна черточка показывает его в довольно неприглядном виде. На свадь­бе Дмитрия Донского московский тысяцкий подменил княжеский пояс, под­сунув князю «меньшой» пояс, а украденный, лучший, передал своему сыну Микуле (Николаю). Обмен долгое вре­мя оставался незамеченным и обнару­жился только через 60 с лишним лет .
В Москве фамилия Вельяминовых занимала выдающееся место и пород­нилась с княжескими домами. Дочь суздальского князя Дмитрия Константи­новича была замужем за Дмитрием Донским, другая дочь за сыном тысяц­кого Микулою Вельяминовичем. Жена тысяцкого Мария крестила Констан­тина, младшего сына Дмитрия Донско­го 30). Современники, говоря о кончине Василия Васильевича, называют его «по­следним тысяцким», что указывает на сознательное стремление великого кня­зя упразднить опасный пост тысяцкого. Это должно было затронуть интересы довольно широких городских кругов Москвы. Указание на недовольство ка­ких-то слоев населения упразднением должности тысяцких находим в ле­тописи. В 1375 г. сын умершего тысяц­кого Иван Васильевич бежал в Тверь вместе с Некоматом Сурожанином «...со многою лжею и льстивыми словесы». Этот Некомат, по-видимому, был грек, основавшийся в Москве и торговавший с Сурожем. Московские летописи назы­вают его неопределенным и обидным термином «брех», но они же говорят, что Некомат привез 14 июня 1375 г. тверскому князю Михаилу Александро­вичу ярлык на великое княжение. Зна­чит, был человеком, известным в Золотой Орде 31).
В 1378 г. в битве на реке Воже захва­тили попа, пришедшего из Орды. Это был поп бежавшего Ивана Васильеви­ча. У попа нашли «...злых лютых зелей мешок», какие-то смертельные яды 32). В следующем году хитростью был пой­ман сам Иван Васильевич - его «сло­вили» в Серпухове и привезли в Москву. 30 августа 1379 г. на Кучковом поле со­стоялась публичная казнь неудачного претендента на должность тысяцкого, его казнили мечом до обеда, в 4 часа дня. «И бе множества народа стояще, и мнози прослезиша о нем и опечалишася о благородстве его и о величествии его» 33). В 1383 г. был убит Некомат 34).
В скупых и разрозненных известиях о сыне тысяцкого Иване Васильевиче и Некомате чувствуется рассказ о чем-то большом и недоговоренном. Публичная казнь Ивана Васильевича была делом необычным для Москвы и произ­вела впечатление на москвичей. Можно не сомневаться в том, что Некомат имел сторонников среди купеческих кругов и что затронуты были крупные купеческие интересы, по нашему пред­положению, интересы гостей, торговав­ших с Сурожем, для которых поддер­жание мира с Золотой Ордой было чрез­вычайно важно, так как дорога из Моск­вы к Черному морю шла по золотоордынской территории.
Реформа Дмитрия Донского имела и какое-то внутреннее значение, за­трагивала интересы «множества народа», оплакивавшего смерть Ивана Васи­льевича. Недаром же Никоновская летопись, дающая кое-какие подробно­сти, отсутствующие в других летописях, называет Ивана Васильевича «тысяц­ким», а не сыном тысяцкого и рассуж­дает о необходимости повиноваться даже строптивым владыкам. А кто же был этим строптивым владыкой, как не Дмитрий Донской? Не одни гости-сурожане, но и другие слои горожан должны были потерпеть ущерб от унич­тожения должности тысяцкого. Это могло быть связано с умалением прав городского населения, а что московская действительность царского времени XVI-XVII вв., не знавшая для Москвы общегородского самоуправления, была явлением позднейшим, видно из остат­ков самоуправления сотен, додержав­шихся до конца XVII в."
---
27) ПСРЛ. Т. XVIII. С. 115.
28) ДАИ. СПб., 1846. Т. I. № 8. С. 9. Обратим внимание на то, что известна почти одновремен­ная грамота другому новоторжцу - Микуле, данная тоже Дмитрием Ивановичем (Там же. № 9).
29) ПСРЛ. Т. XVIII. С. 173.
30) Там же. С. 138.
31) ПСРЛ. Т. XI. С. 22.
32) Там же. С. 43.
33) Там же. С. 45.
---
Тихомиров М.Н. Древняя Москва. XII-XV вв.; Средневековая Россия на международных путях. XIV-XV вв. М., 1992, С. 68-70.

В конце ноября 1374 в Переяславле-Залесском состоялся общерусский княжеский съезд, формальным поводом были крестины сына Дмитрия Ивановича Юрия (род. 26.11.1374), крестным был Сергий Радонежский. На съезде принято было решение не платить дань Мамаевой Орде и выступить против него общим фронтом. Вельяминовы по роду службы и будучи в родстве с московским князем, безусловно, знали об этих планах. Когда Дмитрий Иванович после смерти Василия Васильевича (1374) упразднил должность московского тысяцкого, передающуюся по наследству, старший его сын бежал с купцом Некоматом Сурожаниным в Тверь, враждовавшую с Москвой. Информацию которую он передал Михаилу тверскому была столь важна, что тот направил двух перебежчиков прямиком в Орду, а сам поехал к литовскому Ольгерду. В Орде перебежчикам поверили и послали назад вместе с Некоматом ярлык на великое княжение Михаилу тверскому, вопреки ранней договоренности и переданного ярлыка Дмитрию Ивановичу. Русские князья не признали ярлыка Михаила, более того, осадили Тверь и вынудили тверского князя подпись ряд (договор) об отказе от притязаний на московское, новгородское или владимирское княжение, ровно как и прав собирать с этих земель дань. Измена Ивана Вельяминова и Некомата была настолько непростительна, что при первой же возможности и поимки их предали смерти, несмотря на родословную Ивана.
Поп от Орды, попавшийся в 1378 от Вельяминова был при доме и был заинтересован в сохранении чести, поэтому "Задонщина" по найденному им в месте ссылке Даниила Заточника "Слове о полку Игореве" послужило источником его плагиата. Он не цитировал известное произведение, а выдавал забытое или неизвестное "Слово" за своё собственное. Впрочем, это мог быть не сам "поп", а тот кому он мог передать список, в любом случае, гениальное произведение XIIв послужило основой оправдательного повествования XIVв

"Князь великий Дмитрей Ивановичь с своим братом, с княземъ Владимером Андрѣевичем, и своими воеводами были на пиру у Микулы Васильевича {Вельяминова}...

А воеводы у нас уставлены — 70 бояринов, и крѣпцы бысть князи бѣлозѣрстии Федор Семеновичь да Семен Михайловичь, да Микула Васильевичь, да два брата Олгордовичи, да Дмитрей Волыньской, да Тимофей Волуевичь, да Андрѣй Серкизовичь, да Михайло Ивановичь, а вою с нами триста тысящь окованые рати...

Побѣждени князи бѣлозерстии от поганых татаръ, Федор Семеновичь, да Семен Михайловичь, да Тимофѣй Волуевичь, да Микула Васильевич, да Андрѣй Серкизовичь, да Михайло Ивановичь и иная многая дружина...

И воспѣли бяше птицы жалостные пѣсни — всплакашася вси княгини и боярыни и вси воеводские жены о избиенных. Микулина жена Васильевича Марья рано плакаша у Москвы града на забралах...("Задонщина" - Унд.)

[Лемурий]

Внимательное изучение контекста списков "Задонщины" приводит в выводу, что Софоний не писал "З.", автор которой на Софония только ссылается:

"Имя Софония как автора Задонщины упомянуто в заглавии двух списков — К-Б («Писание Софониа старца рязанца») и С («Сказание Сафона резанца»). Эти списки отличаются рядом общих чтений от остальных, чем и определяется причастность их к одному изводу. В число этих чтений входит и упоминание о Софонии. В другом изводе, к которому относятся остальные описки, о Софонии в заглавии не говорится. Следовательно, или в нем исключили это упоминание, или его не было в оригинале...
Более существенной нам кажется связь Софония с Задонщиной по другой линии. Дело в том, что имя его в трех списках упомянуто в самом тексте Задонщины. Берусь утверждать, что это упоминание о Софонии находилось, по всей видимости, в оригинале или по крайней мере в первоначальном тексте дошедшей редакции. Привожу соответствующие отрывки Задонщины по спискам, сохранившим упоминание о Софонии.

У: Аз же помяну резанца Софония и восхвалю песнеми гусленными словесы сего великаго князя Дмитрея Ивановича и брата его князя Владимера Андреевича, а внуки святаго великого князя Владимера Киевского. И пение князем руским за веру христианьскую.

И-1: И я же помяну Ефония ерея резанца в похвалу песньми и гуслеными и буяни словесы и сего великого князя Дмитреа Ивановича и брата его пнязя Владимера Ондреевича, правнука тех князей, зане же отпало мужьство их и пение их и князем руским за землю Рускую и за веру крестьянскую.

С: И здеся помянем Софона резанца, сего великого князя Дмитрея Ивановича и правнука святого князя Володимера Киевского и брата его Володимера Андреевича, их же помянем и похвалим гуслеми и песнеми и буйными словесы, заню же отпало было мужество князем руским...

Если признать упоминание о Софонии в самом тексте Задонщины принадлежащим оригиналу, то это означает, что Софоний не мог быть ее автором. Последний ссылается на него как на своего предшественника...
Таким образом, исходя из содержания самой Задонщины, следует признать, что Софоний не был ее автором; последний ссылается на Софония как на поэта или певца своего времени творчеству которого он склонен был подражать. Имя Софония как писателя упоминается в рукописях (начиная с XV в.) только в связи с произведениями на тему Куликовской битвы. Следует признать, что автор Задонщины воспользовался двумя поэтическими произведениями — сочинением Софония и «Словом о полку Игореве»..."
---
Дмитриева Р. П. Был ли Софоний рязанец автором «Задонщины»? // ТОДРЛ. Л.: Наука, 1979. Т. 34. С. 18-25.

Итак:
Софоний не мог быть автором "Задонщины", поскольку упомянут в ней в 3-м лице, как автор предыдущего произведения на которое, наряду со СПИ, ссылается автор "З.".
Софоний и автор "З." современники и упоминание о нём только в цикле "Куликовской битвы" как участника тех событий.

[Лемурий]

Произведения на тему Куликовской битвы начинаются с упоминания Софония рязанца, в Тверской летописи даже цитируются его слова, обращенные к Дмитрию Ивановичу Донскому и Владимиру Андреевичу Храброму, возглавившего в Куликовской битве Засадный полк, который сыграл решающую роль.

«Въ лѣто 6888 [1380]. А се писаніе Софоніа Резанца, Брянского боярина, на похвалу великому князю Дмитрію Ивановичу и брату его князю Володимеру Андрѣевичу. Вѣдомо ли вамъ, Рускымъ государямъ, царь Мамай пришелъ изъ (За)волжіа, сталь на рѣцѣ Воронежѣ, а всѣмъ своимъ улусомъ не велѣлъ хлѣба пахать; а вѣдомо мое таково, что хощетъ ити на Русь, и вы бы, государи, послали ero пообыскать, туто ли онъ стоить, где его мнѣ повѣдали?»(Твер.1380)

Во-первых, Софоний обращается к князьям конца XIV, своим современникам.
Во-вторых, рязанцы воевали на стороне Мамая и предупреждение первого боярина рязанского князя Олега Ивановича Софония Алтыкулачевича ( см. Ржига 1959:404-405), о сборе союзников Орды на реке Воронеж, действительно, выглядит как подвиг и начало сбора общерусских войск, а если иметь ввиду, что войска Дмитрия Ивановича прошли сквозь Рязанское княжество без сопротивления, то понятен вывод о том, что это предупреждение наряду с известием о предоставлении "коридора" и есть "писание" Софония рязанца, с которого и начинаются произведения Куликовского цикла (см. Никитин 2000:242-251).

"Тогда прiиде вѣсть на Москву къ великому князю Дмитрею Ивановичю, ако князь Мамай Воложьскыа орды [= царь Мамай пришелъ изъ (За)волжіа] не у къ тому князь зовется, но великiй силный царь, и стоить на Воронежѣ [= сталь на рѣцѣ Воронежѣ], кочюя во мнозѣ силѣ, и хощетъ на тебе ити ратью..."(Никон. 1380)

Весть пришла в Москву в виде писания боярина Софония рязанца, предупредившего московского князя о грядущей опасности.

[Лемурий]

На вопрос во главе сообщения, казалось бы, ответ будет очевидным - прославить героев Куликовской битвы, однако, к контексте "Задонщины" появляются рязанцы, воевавшие на стороне Мамая:

"Аз же помяну резанца Софония, и восхвалю пѣснеми и гусленными буйными словесы сего великаго князя Дмитрея Ивановича и брата его, князя Владимера Андреевича, а внуки святаго великого князя Владимера Киевского...

И в то время по Резанской земле около Дону ни ратаи, ни пастухи в полѣ не кличют, но толко часто вороны грают трупу ради человеческаго, грозно бо бяше и жалостъно тогды слышати; занеже трава кровию пролита бысть, а древеса тугою к земли приклонишася...

Тогды говорит Михайло Александровичь, московский боярин, князю Дмитрѣю Ивановичю: «Господине князь великий Дмитрѣй Ивановичь! Нету, государь, у нас 40 бояринов московских, 12 князей бѣлозѣрьских, 30 новгородских посадников, 20 бояринов коломенских, 40 бояр серпуховскихъ, 30 панов литовскихъ, 20 бояр переславских, 25 бояр костромских, 35 бояр володимеровских, 50 бояръ суздалских, 40 бояръ муромских, 70 бояр рѣзаньских, 34 бояринов ростовских, 23 бояр дмитровских, 60 бояр можайских, 30 бояр звенигородских, 15 бояр углецкихъ. А посечено от бѣзбожнаго Мамая полтретья ста тысящь и три тысечи..."("Задонщина" - Унд.)

Всё, казалось бы, лаконично - рязанские бояре сражались вместе Дмитрием Ивановичем и погибли более других: 70 против 12-50. Однако на деле было иначе:

"князь Олегъ Рязанскiй послалъ Мамаю на помочь свою силу, а самъ на рѣкахъ мосты переметалъ, а хто поѣхалъ з Донского побоища домовъ сквозѣ его отчину Рязанскую землю, бояре и слуги, а тѣхъ велѣлъ имати и грабити и нагихъ пущати..."(Никон.1380)

Одной из задач «Задонщины» её автор видел в возвеличивании роли в итогах Куликовской битвы рязанского боярства. Помимо предупреждения о приближении орд Мамая рязанским боярином Софонием, автор пишет, что рязанское боярство приняло сторону Дмитрия Ивановича, хотя их рязанский князь Олег принял сторону Мамая. Но не только на участие рязанцев стоит обратить внимание. «Задонщина» начинается на пиру у Микулы Васильевича Вельяминова, чей родной брат Иван в 1375 бежал с Тверь, а затем в Орду. В 1378 году, за два года до Куликовской битвы, после битвы на р. Воже был пойман некий «поп от Орды» с мешком лютых щелей, которого заточили в то же место (церковный дом, раз это поп, то по решению церковного суда), где ранее был Данила Заточник. Совершенно очевидно, что к попу Вельминовых попали рукописи Данилы и, прежде всего, «Слово о полку Игореве».

[userdez]

Подвиг и предательство ходят рядом. Подвиг для кого, для московитов? А если бы победило Рязанское княжество, то это предательство своих жителей и войска в составе Мамая. Покапаемся и в "грязном бельишке" Донского, который хотел возвысить свое княжество за счет тех же Тверцев и других и так же пользовался услугами Орды.

[Лемурий]

Подвиг и предательство ходят рядом. Подвиг для кого, для московитов? А если бы победило Рязанское княжество, то это предательство своих жителей и войска в составе Мамая?

Мы смотрим только контекст «Задонщины», не умоляя заслуг, чести и славы Дмитрия Ивановича Донского и Владимира Андреевича Храброго. Откуда там появились бояре княжества, воевавшего против общерусского войска на стороне Мамая? Ответ очевиден, автор «З.» писал для них, поэтому и упомянул:
1. Рязанского боярина Софония приславшего писание Дмитрию Ивановичу о сборе войск Мамая на реке Воронеж;
2. Рязанскую землю об, пострадавшую после победы Донского на р. Воже 1378, на следующий год Мамай сжег всё Рязанское княжество.
3. Гибель 70 рязанских бояр, самое большое число потерь среди бояр. Были ли таковые или это приписка автора «З.» никогда не узнаем. По летописи рязанцы грабили и раздевали донога бояр и их слуг, возвращающихся с Куликова поля через Рязанское княжество. Видя победу Дмитрия Ивановича, автор «З», имея под рукой никому не известное или забытое к тому времени «Слово о полку Игореве», полученное от попа Ивана Вельминова, попавшего туда же, где был Даниил Заточник. Помимо рязанцев, в «З.» подчеркивается роль и Вельяминовых, скрывающихся в 1356-1357 году в Рязани после убийства в Москве предыдущего тысяцкого А.П. Хвоста. О них напишу далее подробно, посмотрите пока Никон.1380 и ответьте на вопрос: "Кто провёл войска Дмитрий Донского через Рязанское княжество без боя?».

[userdez]

Для начала нужно определиться, Сафроний боярин или как сказано в одном из списков "ерей", а так же у Ефросина "старец", что тоже подразумевает монашество. Вероятно список Ефросина не особая редакция, а первоначальная(черновик), попавшая в К-Б с Лаче озера. Список же Ундольского, это переработанный вариант в чьих то интересах, экземпляра переданного "на волю" сразу же после написания "З" в 81-82 гг. Т. О. Сафроний, возможно и есть тот поп из Орды.

[Лемурий]

"Задонщина" начинается с пира в доме Микулы Васильевича Вельяминова - сына последнего московского тысяцкого Василия Васильевича Воронцова-Вельяминова. Также упоминаются жены московских бояр, начиная с жены Микулы Вельяминова:

"Князь великий Дмитрей Ивановичь с своим братом, с княземъ Владимером Андрѣевичем, и своими воеводами были на пиру у Микулы Васильевича...

Микулина жена Васильевича Марья рано плакаша у Москвы града на забралах, а ркучи тако: «Доне, Доне, быстрая река, прорыла еси ты каменные горы и течеши в землю Половецкую. Прилѣлѣй моего господина Микулу Васильевича ко мнѣ!» А Тимофѣева жена Волуевича Федосья тако же плакашеся, а ркучи тако: «Се уже веселие мое пониче во славном граде Москве, и уже не вижу своего государя Тимофея Волуевича в животѣ!» А Ондрѣева жена Марья да Михайлова жена Оксинья рано плакашася: «Се уже обѣмя нам солнце померкло в славном граде Москвѣ, припахнули к нам от быстрого Дону полоняныа вѣсти, носяще великую бѣду: и выседоша удальцы з боръзыхъ коней на суженое мѣсто на полѣ Куликове на речке Непрядве!»""Задонщина" (Унд.)

Ещё М.Н. Тихомиров обратил внимание на "хорошую осведомленность автора в московских делах" ( см. Тихомиров 1947:164) , как выше отмечали, автор "З." подчеркивает роль рязанцев, выделяет среди погибших на Куликовом поле бояр. Из этого можно сделать вывод, что автор "З." писал своё произведение под заказ московского боярского дома, связанного с рязанскими боярами или сам был этого сословия. Интересно, что история семьи последнего московского тысяцкого также связана с Рязанью и "большими боярами московскими":

«В 1356 г. Алек­сей Петрович [Хвост] был таинственным обра­зом убит. Это произошло как-то удиви­тельно непонятно, сообщает современ­ник, «...точно он был убит неведомо от кого и неведомо кем, только оказался лежащим на площади; некоторые гово­рили, что на него втайне совещались и составили заговор, и так от всех об­щей думой, как Андрей Боголюбский от Кучкович, так и этот пострадал от своей дружины». Летописец, писав­ший эти строки, видимо, знал больше, чем хотел сказать, но и без того срав­нение Алексея Петровича с Андреем Боголюбским, а убийц - с Кучковичами очень показательно. Симпатии совре­менников были на стороне убитого, а не его убийц.
Кто же принадлежал к дружине Алексея Петровича? Воскресенская ле­топись к словам «общею думою» прибавляет слово «бояр». Типографский летописец сообщает: «...нецые же гла­голют, яко общею думою боярскою убьен бысть». В Никоновской летописи читаем об отъезде из Москвы в Рязань «...больших бояр московских» и возвра­щении в Москву только через год бояри­на Михаила и брата его Василия Василь­евича Воронцова-Вельяминова. Отъезд бояр поставлен в тесную связь с тем, что «...бысть мятеж велий на Москве ради того убийства».
А. Е. Пресняков правильно видит во всех этих событиях мотив борьбы за должность тысяцкого и связанное с ней значительное влияние и особое положение тысяцкого. Но дело было не только в этом, айв том, что тысяцкие стояли в исключительной близости к го­родскому населению. Поэтому убийство тысяцкого затронуло широкие круги москвичей-горожан, в первую очередь купцов. Среди больших бояр, отъехав­ших из Москвы, назван представитель другого московского боярского рода, из числа которых выходили тысяцкие, Василий Васильевич Воронцов-Вельяминов. Должность тысяцкого была на­следственной в его роде: «А у Протасья сын Василий, а был тысяцкой же, а у Василия 4 сына: большой Василий, а был тысяцкой же»,- читаем в родослов­ной книге. В «мятеже велием», слу­чившемся после смерти Алексея Пет­ровича, принимали участие враждую­щие боярские группировки и горожане, не забывшие еще вечевых традиций русских городов первой половины XIV в. Не случайно же в одном летописном известии москвичи названы типичным термином, обозначавшим в Древней Руси свободных людей: «мужи москви­чи». В истории с убиением тысяц­кого Алексея надо предполагать гораздо более глубокую подоплеку, чем про­стая боярская интрига. Это - этап в борьбе горожан за их привилегии, кото­рым угрожала великокняжеская власть. Подобное предположение найдет себе подтверждение в дальнейшей истории московских тысяцких…»
—-
Тихомиров М.Н. Древняя Москва. XII-XV вв.; Средневековая Россия на международных путях. XIV-XV вв. М., 1992, С. 67-68

Более того, тесная связь московского двора Вельяминовых с рязанским княжеством после получения "писания Софония рязанца" о сборе орд Мамая на реке Воронеже провести русские полки через Рязанскую землю без сопротивления после приезда к нему Тимофея Васильевича Вельяминова и это несмотря на то, что рязанский князь о таком "коридоре", судя по летописи, ничего не знал, более того, убоялся прохода столь великой силы по своей территории:

"И ту прiиде къ нему [к Дмитрию Ивановичу Донскому] великiй его воевода Тимофѣй Васильевичь, тысяцкаго внукъ Васильевъ, правнукъ Веньяминовъ [Вельяминовъ в А. Т.], со многыми воиньствы и что были осталися на Москвѣ. И ту о вѣстехъ розслушавъ, и повелѣ имъ Оку рѣку возитися и заповѣда коемуждо [=каждому] полку, глаголя сице: "аще кто идеть по Рязаньской землѣ, да никтоже ничемуже коснется, и ничтоже возметъ у кого, и ни единому власу коснется"... Слышевъ же князь Олегъ Рязанскiй, яко князь великiй Дмитрей Ивановичь Московьскiй превезеся Оку рѣку и идетъ со многими силами противу Мамаа, и смутися о семъ, глаголя: "что сей творитъ и откуду сему таковыа силы собрашяся? мы чаяху ему бѣжати въ далиаа мѣста, или въ великiй Новгородъ, или на Двину; сей же нынѣ грядетъ противу таковаго силнаго не дадятъ бо намъ съсылатися, заняша пути всѣ"..."(Никон. 1380)

Получается, не было с Олегом рязанским у Дмитрия Ивановича предварительных договорённостей, но рязанское боярство выступило на стороне Москвы, супротив своего князя. Эту особенность следует учитывать.