- хотите память освежить? Тогда просто забиваете в поисковике слова "куманинъ пардусъ есть" и читаете.краевед писал(а):Интересно, почему автор "Слова" половцев сравнивает с пардусом.
Модератор: Лемурий
- хотите память освежить? Тогда просто забиваете в поисковике слова "куманинъ пардусъ есть" и читаете.краевед писал(а):Интересно, почему автор "Слова" половцев сравнивает с пардусом.
А.Н.Ужанков писал(а): Владимир Переяславский за год до этого опустошил Новгород-Северскую землю Игоря Святославича и не раскаялся в этом. Поэтому набег половцев — это ему наказание Господне за нераскаянный грех. А вот князь Игорь в отличие от него раскаялся в своих проступках: и взятии на щит города Глебова у Переяславля, и в завоевательном походе к Дону великому не на защиту Русской земли, а ради славы земной. Уже в плену у половцев Игорь, осознав свою неправду, восклицает: «Се возда ми Господь по беззаконию моему, и по злобе моеи на мя... снидоша днесь греси мои на главу мою». Схожее отношение к князю Игорю проявляет и автор «Слова». В последующем развитии действия в «Слове» князь, как библейский блудный сын, возвращается к Богу.
А.Н.Ужанков писал(а): - я выстроил хронологическую последовательность появления трех произведений о злополучном походе Игоря Святославича. Первой была написана Переяславская повесть, вошедшая в Лаврентьевскую летопись, потом — Киевская (Ипатьевская), а последним — «Слово о полку Игореве». Это очень важно, поскольку игумен Моисей являлся автором летописной статьи именно в Киевской летописи. Поход Игоря состоялся в апреле-мае 1185 года, в нем, как оказалось, принимал участие и будущий игумен, который в монастыре появился, скорее всего, той же осенью, став послушником. А 17 сентября следующего года в день памяти пророка Моисея, при постриге получил монашеское имя — так было тогда принято. В 1187 году он уже работает над Киевской летописью и историческим описанием похода Игоря Святославовича — свидетельство тому находим в сопоставлении двух вышеупомянутых летописей. В своей повести он очень ярко описывает раскаяние Игоря — и в этом несчастном походе, и в недавнем набеге на Переяславскую землю, когда «много христиан погибоша».
А.Н.Ужанков писал(а):...исходя из текста Киевской летописи, напрашивается вывод: либо игумен Моисей присутствовал при беседе Беловода Просовича с князем Святославом, либо это одно лицо...
Вот приходит домой: «Ах, Лебедь-птица, красная девица! Что я наделал: спьяну тобой похвалился, своей жизни лишился!» — «Все знаю, Данило Бессчастный! Поди зови к себе в гости и князя с княгинею и всех горожан. А станет князь отзываться на пыль да на грязь, ныне-де пути недобрые, сине море всколыхалося, топи зыбкие открылися, — ты скажи ему: не бойся, Владимир-князь! Через топи, через реки строены мосты калиновые, перево́дины [перила] дубовые, устланы мосты сукнами багровыми, а убиты всё гвоздями полуженными: у добра мо́лодца сапог не запылится, у его коня копыто не замарается!» Пошел Данило Бессчастный гостей звать, а Лебедь-птица, красная девица, выступила на крылечко, крылышками тряхнула, головкой кивнула — и сделала мост от своего дома до палат князя Владимира: весь устлан сукнами багровыми, а убит гвоздями полуженными; по одну сторону цветы цветут, соловьи поют, по другую сторону яблоки спеют, фрукты зреют.
Срядился князь со княгинею в гости и поехал в путь-дорогу со всем храбрым воинством. К первой реке подъехал — славное пиво бежит; около того пива много солдат попадало. К другой реке подъехал — славный мед бежит; больше половины войска храброго тому меду поклонилося, на бок повалилося. К третьей реке подъехал — славное вино бежит; тут офицеры кидалися, допьяна напивалися. К четвертой реке подъехал — бежит крепкая водка, тому же вину тетка; оглянулся князь назад, все генералы на боку лежат. Остался князь сам-четверт: князь со княгинею, Алеша Попович, бабий пересмешник, да Данило Бессчастный. Приехали гости званые, вошли в палаты высокие, а в палатах столы стоят кленовые, скатерти шелковые, стулья раскрашо́ные; сели за стол — много было разных кушаньев, а напитков заморских не бутыли, не штофы — реки целые протекли! Князь Владимир со княгинею не пьют ничего, не кушают, только смотрят: когда ж выйдет Лебедь-птица, красная девица?
Долго за столом сидели, долго ее поджидали: время и домой собираться. Данило Бессчастный звал ее раз, и другой, и третий — нет, не пошла к гостям. Говорит Алеша Попович, бабий пересмешник: «Если б это сделала моя жена, я б ее научил мужа слушать!» Услыхала то Лебедь-птица, красная девица, вышла на крылечко, молвила словечко: «Вот-де как мужей учат!», крылышком махнула, головкой кивнула, взвилась-полетела, и остались гости в болоте на кочках: по одну сторону море, по другую — горе, по третью — мох, по четвертую — ох! Отложи, князь, спесь, изволь на Данилу верхом сесть. Пока до палат своих добрались, с головы до ног грязью измарались! Захотелось мне тогда князя со княгиней повидать, да стали со двора пихать; я в подворотню шмыг — всю спину сшиб!
-------
Данило Бессчастный: [Сказка] № 313 // Народные русские сказки А. Н. Афанасьева: В 3 т. — М.: Наука, Т. 2. — 1985. — С. 364—367.
Аннотация. В эпической поэме «Слово о полку Игореве» волынские князья называются «не худа гнѣзда шестокрилци». Последнее слово является предметом дискуссий и породило множество толкований. Недавно возобновились попытки объяснить его при помощи христианской терминологии. Согласно сторонникам этой версии, «шестокрилци» – это
шестикрылые ангелы-серафимы. Тем не менее обращение к богословской литературе показывает несостоятельность такого толкования. Прежде всего, ангелы бесполы, они не могут
размножаться, у них нет родителей и детей. Они сотворены Богом и не являются братьями или другими родственниками. Нельзя домыслить им родство между собой и дать последнему некую аксиологическую оценку. По христианской доктрине, есть род человеческий, но не существует рода ангелов, вместо него – собор ангельский. Приписывать ангелам пол греховно. Невозможно сравнить с ангелами братьев, членов одной семьи, рождённых от отца и матери. Живые, здравствующие люди не могут быть подобными ангелам. Человека нельзя по канонам христианской церкви приравнять к ангелу. Неправомочно также сначала отождествить князей с ангелами, а потом похвалить их за добродетельную жизнь, ведь ангелы праведны изначально, они не могут поступать иначе. Наконец, серафимы не являются воинственными, они лишь восхваляют Бога, поэтому решительно не подходят для сравнения с храбрыми князьями-воинами. Этот пример показывает, с какой осторожностью следует подходить к толкованию памятников средневековой литературы и как важно для учёных учитывать данные мифологии, богословия, религиоведения...
Введение
Стремительное увеличение роли церкви и духовенства в социальной, политической и культурной жизни российского общества не могло не коснуться гуманитарных наук, в том числе медиевистики. С одной стороны, это способствовало возрастанию интереса к культурному наследию церкви, религиозной проблематике, с другой, прослеживается тенденция к распространению христианских толкований на те памятники культуры, где это не всегда является уместным и обоснованным. Прежде всего, это «Слово о полку Игореве», многочисленные «тёмные места» которого дилетанты и даже отдельные учёные пытаются теперь трактовать, прибегая к весьма отдалённым «параллелям» из Священного Писания христиан, часто заключающимся в наличии одного-единственного, как правило, широко распространённого слова, к тому же встречающегося в ином контексте. Подобный подход неминуемо приводит к тиражированию различных домыслов и натяжек.
Так, например, в этой эпической поэме есть известный призыв к волынским князьям – сыновьям Мстислава Изяславича:
«Инъгварь и Всеволодъ, и вси три Мстиславичи, не худа гнѣзда шестокрилци! Не побѣдными жребии собѣ власти расхытисте! Кое ваши златыи шеломы и сулицы ляцкыи и щиты! Загородите полю ворота своими острыми стрѣлами за землю Рускую, за раны Игоревы, буего Святославлича!» [1, с. 23-24, 32-33, 45].
Казалось бы, всё здесь понятно, если не считать эпитета князей, в отношении которого сделана попытка возобновить дискуссию. Российский филолог В. Кожевников, отвергнув без особых доказательств устоявшееся толкование образа шестокрыльцев как соколов, настаивает на том, что «шестокрыльцы, или серафимы, – название высшего и самого близкого к Богу ангельского чина; это непосредственные исполнители Его воли. По описанию пророка Исайи, серафимы имели шесть крыльев – символ высших духовных способностей (Ис 6:2–3)» [2, с. 461; 3, с. 133-134]. Примкнули к этой версии также исследователь мифологии М. Серяков [4] и литературовед Л. Гурченко [5]
<...>
Заключение
Именно наивная трактовка шестокрыльцев поэмы как серафимов является, по сути, атеистической, от непонимания доктрины при использовании внешней христианской эстетики для толкования гапакслегомена. Но и многие другие предположения того же автора таковы, что вряд ли могут быть согласованы с наукой и богословием...
---
Рахно К. Ю. «Шестокрилци» и вопрос их атрибуции как серафимов//Вестник СВФУ. – 2020. – № 1 (75). – С. 107-114
Не случайно Автор называет русских "Даждьбожьими внуками", но, что существенно, не сыновьями. Он указывает на языческое прошлое славян ("внуков"), от которого уже отделилось нынешнее поколение русских - сыновей Божиих - христиан, тем самым подразумевается христианское настоящее.
Приём стилизации под язычника Бояна помогает православному Автору выстроить религиозную оппозицию: противопоставить старое и новое, ветхое и благодатное, языческое и христианское.
<...>
В XI-XII вв. существовала устойчивая оппозиция старый (язычник) / новый (христианин). Она присутствует в "Слове о Законе и Благодати", поучениях и посланиях киевских митрополитов и игуменов. Не обходит стороной эту, оставшуюся актуальной и для конца XII в., тему и "Слово о полку Игореве".
Ещё Р.О.Якобсон обратил внимание на разность подходов Бояна и автора "Слова" в изображении человека, которые свидетельствуют об их различном восприятии мира. Он сравнил песнотворчество Бояна (игры-скока-щекота) с ликованием ("скачуще играюще") библейского царя Давида во Второй Книге Царств (376) Это сравнение усилил Гаспаров Б.М., приведя, по его словам, "ещё более развернутые связи с другим местом Библии, также относящимся к пению царя Давида, - 107-м Псалмом".(377)
---
376 Якобсон P.O. Ущекоталъ скача// Jakobson, Roman, Selected Writings, Vol. IV, Slavic Epic Studies, The Hague -Paris, 1966. Р.609.
377 Гаспаров Б.М. Поэтика 'Слова о полку Игореве', Wien, 1984, С.208
----
Ужанков А.Н. "Слово о полку Игореве" и его автор", М., 2020, С.298-299
corvin писал(а):Ваше противопосталение внуки/свыновья не в дугу.
corvin писал(а):Есть такое учение как эвгемеризм. В средневековье оно имело успех. Автор судя по всему эвгемеризм знает, и это объясняет внуков и прочее язычество.
Вернуться в "Слово о полку Игореве"
Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 59