III. "Комиссар империи"(псевдоисторические псевдоприключения

[Мэйкпис Снобз]

Видимые различия

Теодора Костуцки называли генералом. Именно генералом, а не гетманом (1) — потому что военную карьеру он сделал сначала в борусской армии, дослужившись до майора, а потом, когда началась Нордамериганская революция — в войсках восставших колонистов, в ряды которых полонец вступил волонтером и дослужился до генерала артиллерии, завоевав уважение Уоша Джорджингтона и Джеффри Томпсона. Конфедерация Объединенных Америг стала ему новой родиной, но, как только его знания и опыт потребовались родине старой, Костуцки тут же пересек океан и принес свою шпагу на службу Полонии. Круль сделал его коронным маршалком и поставил во главе всех вооруженных сил страны.

Полонское крулевство в 7794 году являлась лишь тенью былого величия. Двести лет назад буйная шляхта брала Тиверь (2) для царя Алексея Самозванца и обращала в бегство пикинеров и рейтаров короля Адольфа II Густава, еще не ставших непобедимыми на полях сражений Тридцатипятилетней войны. Полторы сотни лет назад коронная гусария отбрасывала поочередно накатывавшиеся на Полонию полки гёталандцев Густава Х Карла, семиградцев Роха Дьёрди, гардариканцев царя Михаила Алексеевича и рутенских казаков Зиновия Хмелевского (3). А век назад под под Виндобоной великий круль Якуб III Собещанский разгромил объединенную армию «Священной старославной лиги», состоявшую из безантинцев, гардариканцев, тавридянских мунгалов, дакийцев, мунтян и рашкийцев, навсегда избавив Авропу от угрозы с востока.

Но славные времена закончились, когда в самом конце LXXVII века на трон в Вавеле шляхта выбрала курфюрста Заксенского Августа Фридриха, ставшего крулем Фредерикусом II Мочным Заксом. Он не просто втянул страну в Великую Нордическую войну, которая разорила Полонию; не просто тратил огромные деньги на своих бесчисленных любовниц, увеселения и дворцы — он относился к полонской короне как к экономическому придатку к титулу курфюрста, заботясь всегда только об интересах родного Заксена. А хуже всего было то, что после смерти Фредерикуса подобную политику продолжил его сын — Фредерикус III Август. В стране исчезла регулярная армия, королевская власть лишилась почти всех рычагов влияния, Полонию поделили между собой магнаты, служившие ради своих сиюминутных выгод соседним монархам — королю Боруссии, царю Гардарики и герцдуксу (4) Остенмаркскому. В 7773 году состоялся первый «Раскол Полонии», когда соседние государства получили по куску полонской территории у своих границ; второй раскол случился после полонско-гардариканской войны 7792 года (попытке нескольких гетманов поднять армию, закончившуюся сговором магнатов, заключивших мир с царем Иоанном VI) — Боруссия получила Позенскую землю, а Белорутения досталась Гардарике.

Однако два года спустя Полония стала кипящим котлом. Второй раскол привел к революции: власть, наслушавшись и начитавшись речей ильдефранских революционеров, в столице захватили мелкие шляхтичи — офицеры, стряпчие, кефалические священники — заставившие круля Августуса II Станислава Пленёвски, бывшего до того послушной марионеткой гардариканского посла, князя Буракова, принять конституцию. Которая лишила магнатов правила liberum veto (5), позволила создать и содержать коронную армию, изменила процедуру выборов сейма, дав преимущества шляхтянскому большинству. Круль так же покорно, как ранее внимал Буракову, ныне утверждал постановления нового сейма, и даже нашел выгоды в роли национального героя, играть которую его заставили, но играл которую он с внезапно проснувшимся удовольствием.

Возможно, круль тешил себя надеждой, что Гардарика и Боруссия останутся в стороне. Возможно даже, что ею себя тешили лидеры нового сейма и кое-кто из магнатов, вставших на их сторону. Но один человек в стране не испытывал на этот счет никаких иллюзий — коронный маршалк Теодор Костуцки. И поэтому к моменту, когда с одной стороны в Полонию вторглись гардариканские войска, а с другой — борусские, в стране уже была коронная армия.

Ну как армия... Наскоро сколоченные полки энтузиастов, лучшей частью которой были конные шляхетские волонтеры, глупые, необученные, но по-мальчишески храбрые и готовые рисковать головой по малейшему пустяку; худшей — косиньёры, крестьяне, наскоро переделавшие косы в пики, которым подвахмистры (6) успели вколотить в головы только один способ ведения боя: «Обоссался и стой!» Кригс-комиссар Ангус Огилви с такой армией не рискнул бы дать регулярное сражение — разве что закопаться в землю на узком месте, обставиться рогатками, подкрепить пушками, упереть «коси» в землю, выставив вперед, и следовать совету подвахмистра. Но для такого боя нужно было найти воистину глупого (или не имеющего времени) командующего армии противника.

Всё это Огилви без обиняков высказал маршалку Костуцки, как только остался с ним наедине и предъявил свои полномочия как тайного эмиссара ведомства имперского констаблера. Для всех же остальных офицеров штаба полонской армии Огилви был подпулковником Денхофом, волонтером из Нордамериги, приехавшим по личной просьбе Костуцки. Дело было в том, что император Францискус II и герцдукс Карл Хабсберг, имперский констаблер, были очень озабочены ситуацией в Полонии. Им, в отличие от Вильгельмуса Борусского и Ивана Гардариканского, не нужны были полонские земли. Самой большой проблемой для империи была война с Ильдефранью, на фронтах которой сложилась очень непростая ситуация, и в которой очень бы пригодились борусские и гардариканские полки, марширующие сейчас по полям и весям Полонии. И потому император очень был заинтересован в скорейшем и, по возможности, наименее кровопролитном разрешении «полонской проблемы».

Костуцки больше походил на героя древнееллинской трагедии, чем на военного, но при ближайшем рассмотрении это впечатление исчезало. Маршалк принадлежал к очень редкому типу людей, которые действительно больше всего на свете любят свою родину и свой народ — не обставляя эту любовь сословными, эстетсткими или какими-то другими оговорками. Впрочем, это его не делало ни на каплю похожим на Езуса Христуса — Костуцки дал бы себя сжечь на костре ради блага всего полонского народа, но каждого конкретного его представителя он считал слишком слабым, суетным и недалеким, чтобы разделять с ним эту любовь. Но преклонение перед разумом, привитое ильдефранскими иллюминатами всему его поколению, диктовало ему необходимость заботы о солдатах — ровной, строгой и спокойной, в этом он копировал Уоша Джорджингтона.

Однако для спасения Полонии всего этого сегодня было мало. Костуцки был отличным артиллеристом, хорошим организатором, но великим полководцем не был. А его армия должна была совершить чудо: с двух сторон на нее двигались гардариканский и борусский корпуса, каждый из которых был равен ей по численности, но по качеству и опыту войск превосходил на несколько позиций. Сила Костуцки как командующего была в том, что он это понимал. Слабость — в том, что не знал, что ему делать.

Огилви-Денхоф решил не откладывать дело в долгий ящик (как любили приговаривать гардариканцы перед началом своих знаменитых «дел», которые тянулись в их канцеляриях годами).

«Итак, на партизанскую войну с наскоками и подвигами отважных пекарей и козопасов времени катастрофически не хватает. Можем ли мы рассчитывать в тяжелом кровопролитном сражении разбить один из корпусов неприятеля, а потом запереться в Вавельском замке, поплевывая с неприступных стен на другой?»
Костуцки не оценил иронию и ответил серьезно.

«Борусский командующий, генерал-фельдмаршал Карл фон Шваунбрайг, человек осторожный, воевать начинал еще при Вильгельмусе Великом, и потому почти как древний романец — едва ли не каждый переход заканчивает строительством укрепленного лагеря. При малейшей угрозе нападения он вроется в землю и будет поплевывать на нас, - маршалк таки вернул каледонцу его не совсем уместную иронию. - Ну а командующий гардариканской ратью (7) воевода (8) Труворин...»


__________
1 Полонские военные чины (гетман, гетман польный и гетман коронный), соответствуют авропейскому чину генерала.
2 Столица Гардариканского царства до начала LXXVIII века.
3 Речь о событиях знаменитого «Затопа» середины LXXVII века.
4 «Герцог-дукс», старинный титул владетелей Остенмарка.
5 «Право запретить». Каждый депутат сейма мог заблокировать принятие любого закона.
6 В полонской армии — нижний чин, соответствующий авропейскому сержанту или унтер-офицеру.
7 Рать — подразделение гардариканской армии, примерно соответствующее авропейскому корпусу.
8 Воевода — чин гардариканской армии, соответствующий авропейскому полному генералу.

[Мэйкпис Снобз]

«...просто военный гений. Старый, склочный, самовлюбленный, завистливый военный гений, - подхватил Огилви. - Если бы я знал, как разбить Труворина в честном бою, да еще с таким войском, как Ваше, генерал — я бы служил не в ведомстве констаблера, а в имперском бане, причем возглавлял бы его вместо герцдукса Карла».

Мрачностью Костуцки напоминал тучу, готовую разразиться крупным градом. Огилви поспешил достать из рукава свой последний козырь.

«Через две недели к Вавелю подойдет корпус генерала Фюрст-Княжевича. Император и герцдукс хотят помочь вам регулярными войсками, но, чтобы не компрометировать себя и избегнуть открытого конфликта, они будут выданы за дезертиров-полонцев, а Фюрст-Княжевич объявлен государственным преступником. Много шума и крика, но у Вас будут десять тысяч обученных пехотинцев и пять тысяч кавалеристов, а также двадцать тысяч ружей и полмиллиона патронов. Думаю, с таким подкреплением ваша армия сможет остановить и Шваунбрайга, и Труворина. Борусс попросит подкреплений от короля, а гардариканец, как всегда, не располагает значительными силами — под его началом всего несколько тысяч человек».

Глаза Костуцки вспыхнули, но тут же потухли.
«У нас нет двух недель. Герцог Шваунбрайгский и Труворин соединяться дня через три, а через пять будут у Вавеля. Если мы дадим им сражение — нас разобьют; если мы запремся в Вавельском замке — Фюрст-Княжевич не сможет пробиться к нам, если отступим и оставим Вавель — круль и сейм останутся в руках врагов, и Полония капитулирует».
«А если Шваунбрайг или Труворин замешкаются, и кто-то из них не успеет подойти к Вавелю вовремя?» - Огилви не любил сдаваться и не сдавался без письменных приказов вышестоящих чиновников.

«Боруссы и гардариканцы не доверяют друг другу. У каждого из командующих есть приказ достигнуть Вавеля одновременно с войсками другого государства. Король Вильгельмус и царь Иван еще не договорились о том, кому после последнего раскола будет принадлежать Вавель. Каждый из них даже боится, что войска соперника примкнут к нам, чтобы помешать его планам. Это мне известно доподлинно — у Полонии есть не только верные сыны, но и тайные друзья».

Огилви улыбнулся так широко, что Костуцки недоуменно вздернул бровь.
«Генерал, когда большое государство хочет завоевать маленькое — маленькое государство обречено. Но когда то же самое хочет еще одно большое государство — у маленького появляются неплохие шансы защитить себя».
Бровь Костуцки поднялась еще выше. А через час разговора с Огилви в палатку командующего были вызваны ротмистр Тизенгаузен и майор Кмитич, которые получили строго секретные задания от самого коронного маршалка и его помощника, подпулковника, выговаривающего полонские слова с сильным, но непонятного происхождения акцентом.

Следующей ночью авангард корпуса герцога Шваунбрайгского был атакован и разбит двумя эскадронами карабинеров. Уничтожив караулы, всадники вихрем ворвались в село, которое накануне занял регимент «Королевских желтых гусар» под командой оберста фон дер Тростица, и перекололи половину боруссов прежде, чем они смогли проснуться. Другая половина, собранная Тростицем (барон не был великим полководцем, но слыл отчаянным рубакой) на окраине села, готова была контратаковать, когда взошедшее солнце осветило арену событий и их противников. Командир «желтых гусар» понял, почему молчали постовые, сломал саблю, воспользовался всеми красотами нелитературного алеманнского языка, приказал трубачу играть «отбой» и отвел остатки своего регимента на соединение с основными силами.

В это же самое время войсковой старшина (9) Фирсов 2-й, командир казачьего полка, выдвинутого в аванпосты гардариканского корпуса, кричал уцелевшей половине своей части, что «как есть он честный сын своих родителей, и все равно изрежет этих говнюков в лоскуты, е... мать их басурманскую во все дыры, и пускай воевода засунет его за это в свою узкую воеводскую задницу!» Спустя десять секунд войсковой старшина упал с коня с пулей в плече, и казаки, подхватив командира, умчались из городка, в котором напавшие на них драгуны вырезали посты и половину их товарищей.

Получив рапорт Тростица, герцог Шваунбрайгский почесал подбородок и вызвал своего секретаря, которому полтора часа диктовал донесение, отправленное затем фельдъегерем прямо в Бранденберг, лично в руки королю Вильгельмусу III Фридриху. И до получения ответа корпус генерал-фельдмаршала оградился рогатками и зарылся в землю, выпуская из ворот укрепленного лагеря только отряды легкой кавалерии, захватывавшей в окрестностях скот и фураж — для обеспечения корпуса продовольствием до тех пор, пока не подойдут обозы из Бранденмарка. Все приказы о выдвижении войск к Вавелю были отменены.

Узнав о нападении на полк Фирсова 2-го, воевода Труворин вскочил, как был в одной рубахе, на коня и не слезал с него, пока основная часть рати не встала в ружье и не пошла по дороге на Вавель. Арьергарду, фуражирам и отдельным частям было приказано двигаться туда же. У местечка Мацки-Ёвицки гардариканцы нашли армию маршалка Костуцки в том самом состоянии, в котором она и могла сражатья — в узком дефиле, зарывшейся в окопах, обставленную рогатками, из-за которых торчали жерла орудий и пики косиньёров, доведенных подвахмистрами до состояния взвинченного героического исступления. Если что и не получалось у Труворина лучше всего из военных дел — так это штурмы укрепленных позиций; он всегда предпочитал «отчаянный раш», который не всегда действовал на защитников так, как рассчитывал воевода. Первый натиск гардариканцев, превративший сражение у Мацки-Ёвицких в чрезвычайно кровопролитный для обеих сторон бой, успеха не дал. А перед вторым Труворину донесли о том, что прусские драгуны замечены на дороге в тылу гардариканской рати.

Труворин вспомнил практически те же самые слова, что и Фирсов 2-й, и приказал отменить вторую атаку, одновременно выслав на дорогу сильный отряд кавалерии. Простояв до ночи и убедившись в том, что противник более атаковать не собирается, Костуцки увел потрепанную, но воодушевленную «почти победой» армию в Вавель. Труворин его не преследовал, а на следующий день вообще отошел в свой старый лагерь.

Через две недели к Вавелю подошли «австрийские дезертиры» во главе с генералом Фюрст-Княжевичем, и Полония была спасена. Народ ликовал, сейм разразился торжественными речами, адресами и приветствиями в честь Костуцки, названного «Спасителем Полонии», а круль даровал ему титул князя-воеводы Великополонии (10), высший орден Белого Орла и чин констаблера коронных войск (11), который уже лет триста не жаловался никому.
Сам Костуцки оставался единственным спокойным человеком на этом празднике жизни.

«Мы, полонцы, слишком легко переходим от отчаяния к радости — и обратно. Недели через две сейм снова поспорит с крулем о налогах на соль, и весь Вавель снова будет говорить о гибели отечества. И совершенно никого не интересует, что же произошло на самом деле — примас (12) Вавельский объявил всё чудом Матки Боски Сточенховски (13), и почти всех это устроило».

«Почти?» - поднял бровь подпулковник Денхоф, он же кригс-комиссар Ангус Огилви.

«Ротмистра Тизенгаузена и майора Кмитича пришлось послать за границу, на полгода. Уж очень хорошо они сыграли роль командиров борусских драгун и гардариканских карабинеров. Не дай бог проговорятся, дойдет до ушей шпионов князя Буракова, и стойкое недоверие друг к другу пройдет у наших противников не через полгода, пока их дипломаты, начавшие сложную бюрократическую процедуру секретного общения, сами не поймут, что к чему, а гораздо раньше. Нам всё-таки надо успеть заключить с ними по сепаратному миру».

Коронный констаблер немного помолчал.

«Итак, Полония обязана Вам спасением, но вряд ли когда-нибудь об этом узнает».
Огилви помахал в воздухе рукой.

«Если бы все, кто мне обязаны, трубили об этом по всему миру, я очень скоро не смог работать. Это мое ремесло — распутывать сложные дела, но популярность в нем скорее помеха, чем подспорье. Знай Шваунбрайг или Труворин как то, что я Вам помогаю, так и подробности о трех-четырех моих успехах, не насторожились ли бы они? И не действовали бы, поддавшись первому порыву каждый — такому просчитываемому и предсказуемому у каждого из них, несмотря на все видимые различия?»

«А как бы, по-Вашему, действовал в такой ситуации я?» - Костуцки попытался изобразить на лице праздное любопытство, но актерские способности не были сильной стороной его слишком цельной натуры. Огилви же улыбнулся так, что куда более изощренный в наблюдательности человек заметил бы лишь неистребимое добродушие.
«Если я раскрою все свои профессиональные тайны, я стану бесполезен для своей службы. Могу лишь сказать, генерал, что Вы всегда и во всех своих проявлениях прежде всего думаете о благе своей страны. Это Ваше самое сильное и самое слабое место».

Полонцы действительно так и остались в неведении о том, что на самом деле привело к «чуду у Мацки-Ёвицах». Даже когда в 7975 году остенмаркский историк, профессор Виндобонского университета Оскар Майстеръегер в своей биографии Фюрст-Княжевича (14) высказал гипотезу об участии в этом деле «таинственного подпулковника Денхофа», ссылаясь на некоторые бумаги семейного архива Тизенгаузенов — даже тогда ведущие полонские историки назвали это «чушью и клеветой на светлую память благородного патриота и спасителя Полонии Теодора Костуцки».

__________
9 Чин в гардариканской армии, соответствующий авропейскому майору.
10 Великополония — историческая область Полонии (наряду с Малополонией, Мазуршей, Галецкчиной, Влыной, Подилью и Рутенией) с центром в Вавеле.
11 Как и в других странах Авропы, констаблер — высший почетный военный титул верховного командующего всех войск с правом отдавать приказы даже в присутствии в армии короля.
12 Глава кефалической церкви Полонии
13 Богоматерь, святая покровительница Полонии; крупнейший монастырь ее имени располагался в Сточенхове.
14 Майстеръегер О. Генерал удачи. Фюрст-Княжевич — слуга трех императоров. Виндобона, 7975.

[Analogopotom]

В 3 части Огилви представлен иначе, чем в двух предыдущих.
Несмотря на то, что он по-прежнему находится в самой гуще событий, он как бы остается в стороне. Его присутствие не так явно, как в других рассказах.
Здесь он просто фигура в политической игре, фигура, которая кажется не такой самостоятельной, как в первых двух частях.

Другое отличие 3-й части.
В ней два главных героя. Огилви и Костуцки. Маршалку уделено больше внимания. Хотя Огилви, по роду своей деятельности, должен оставаться в тени. В литературном плане, Костуцки реально затмевает главного героя. То есть акценты расставлены иначе, чем в первых двух частях. Не достает небольших штрихов к портрету героя. Не хватает рельефности.
Это, конечно, мое мнение. Может, у кого-то сложится иное.
Тот, кто читал 1 и 2 части, где Огилви представлен более объемно, имеет полное представление о нем. Герой - решительный, рисковый, самодостаточный. Понятно, что он – игрок, способный блефовать и просчитывать ходы противника. Но в 3 части авантюристическая жилка представлена мало. Хитрый план безусловно придумал Огилви, но его роль в осуществлении этого плана неочевидна. Если раньше он был рядом с конкретными исполнителями, провоцировал, задавал каверзные вопросы, то здесь действия происходят как бы само собой.

В остальном стиль прекрасно соблюден.
Пишите еще.

[Atkins]

Смехотворные перестановки слогов в исторических названиях, пародии на реальных людей, антироссийский антипатриотизм, притянутый за уши сюжет... Что-то неестественное, кургузое, нелепое и рахитичное.

[Analogopotom]

Ооо. Самокритика?

[Atkins]

Ежели бы я постарался, у меня получилось лучше, уверен.

[Analogopotom]

Ежели бы я постарался, у меня получилось лучше, уверен.

Так все в Ваших руках, не так ли?